Проклятье Посейдона (СИ)

Игра, легкая, незабываемая. Флирт, ни к чему не обязывающий, сладкий. Усмешка, наглая, возбуждающая. Золотой взгляд, призывный, посылающий мурашки по всему телу. Прикосновение, единственное и неповторимое. Жест, незаметный, но откровенный. Приглашение, играющее на губах в виде обольстительной порочной улыбки. О да, он в совершенстве овладел этим древним, как мир, искусством. Искусством любить, вить веревки из человека одной лишь улыбкой. Заставлять подчиняться малейшему твоему желанию. Несомненно, ему ничего не стоило словить взгляд вожделенного им юноши, чтобы растворить в себе его волю, заставить упасть к его ногам и умолять о его любви. Но это было и вполовину не так интересно, как возможность немного поиграть, пуская в ход все чары своей человеческой оболочки, которой его наградил отец. О, это было незабываемо, сладко, восхитительно, вкусно…

И сейчас Ладон наслаждался этой игрой в кошки-мышки с принцем Сифноса.

Немного ласки – немного насмешки.

Один поцелуй – один холодный взгляд.

Одно прикосновение – одна наглая ухмылка.

Одной рукой дать – другой забрать.

И привязать. Навеки.

========== Глава 25 ==========

- Я могу идти… - прошептал Келей едва слышно.

- Хочешь, чтобы я отпустил? – насмешливый голос где-то сверху мягко ввинтился в уши. Издевка. Снова.

Молчание в ответ. Да и что мог ответить на это Келей? Лгать он не умел. Нет, он не хотел, чтобы Ладон его отпускал.

Спрятать лицо на его груди. Скрыть пылающие жаром детского смущения щеки. Облизнуть пересохшие губы. И скользнуть ладонью по обнаженной груди. Прислушаться к ровному биению могучего сердца. Закусить губу, чтобы не поцеловать снова. Крепко стиснуть зубы, не выпуская на волю язык, жаждущий ощутить солоноватый, возбуждающий вкус пота, смешанного с морской влагой. Бессильно сжать кулаки. Тщетно попытаться уровнять бушующее дыхание. Сдержать легкий стон беспомощности. Не поднимать головы. Не смотреть в насмешливые золотые глаза. Не просить поцеловать снова. Не просить… прикоснуться. Молча пытаться унять жар требующего тела, разбуженного умелым поцелуем дракона. Скрывать до последнего отчаянную мольбу в зеленых глазах.

Не просить. Не просить. Не просить.

Скольких усилий стоило Келею выполнять все эти действия, находясь в надежных сильных объятиях дракона! Знать, что он насмешливо наблюдает за ним, и молча кусать губы от досады на свое предательское тело. Знать, что он знает, чего ему сейчас хочется, и молчать, превозмогая себя. Знать, что он ждет его просьбы, и все равно молчать, упрямо сцепив зубы.

Не просить. Не просить. Не просить.

О, Артемида, покровительница целомудрия и защитница добродетели, давшая обет безбрачия, юная богиня охоты! Помоги ему. Ради всего святого, помоги удержаться от соблазна. И почему, почему этот несносный дракон так восхитителен в своем человеческом воплощении? Почему так возбуждает его насмешливый взгляд и издевательская кривая ухмылка? Почему, вместо того, чтобы ударить его, стирая эту похабную ухмылку, ему хочется поцеловать ее? Почему вообще он испытывает это запретное желание? Нет, влечение к мужчине в Греции не грех. Это принимается как данность, как нечто, само собой разумеющееся. Но все-таки, для него это было чем-то запретным. Одно дело – украдкий поцелуй, насилу сорванный с его губ в темном уголке каким-нибудь мужественным воином. И совсем другое – самому испытывать это жаркое желание, жидким огнем разливающееся по его венам, смешиваясь с кровью, с мыслями, мутя рассудок…

Но что было еще более возмутительным для его невинного юного ума… Это было далеко не только желание, вожделение и страсть. Если бы ко всему этому не примешивалось восхищение… Желание видеть его каждую минуту, знать, о чем Ладон думает, прикасаться к нему, только чтобы ощущать его присутствие…

Молчание между ними не было напрягающим. Оно было наполнено предвкушением. Один знал, что вскоре сдастся. Другой знал, что скоро получит желаемое. И при этом, второму не нужно было особо утруждаться для того, чтобы добиться этого самого желаемого.

Но, странно, осознание того, что его силы уже на пределе, что сопротивляться нет смысла, что уже совсем скоро он добровольно придет и все же попросит, не приносило Келею горького чувства унижения. Он тоже предвкушал…

Кусая губы от досады в тщетной попытке сдержать желание поцеловать Ладона опять, а потом еще раз, и снова, снова, снова… Келей сжимал кулаки и жмурился, злобно издеваясь над самим собой. Мазохист. Он упивался собственной беспомощностью перед влечением к дракону. Насмешничал сам над собой, словно насмешек Ладона ему не хватало.

Ах, этот терпкий запах мужского пота, смешанного с морской влагой, дразнил ноздри, обоняние, рассудок…

Голова закружилась. Нет, он не был еще настолько силен, чтобы провести на руках у объекта своего первого вожделения полтора часа, и не сдаться настойчивым уговорам своего тела.

- Пусти… - выдохнул Келей едва слышно.

- Уже? – очередная издевательская усмешка.

- Я сам пойду.

- Неужели проснулся?

Скрипнув зубами, юноша уперся руками в широкую грудь, такую твердую, что если бы не знание того, что под ладонями живая плоть, то он бы подумал, будто это сталь, обтянутая бархатом.

- Пусти же, - шепнул он из последних сил.

Легкое издевательски-небрежное пожатие широких плеч. Ладон разжимает руки, позволяя изящному, хрупкому, юному телу соскользнуть на землю. Ни капли того сожаления в его глазах, что он испытывал внутри. Драконья собственническая сущность отчаянно сопротивлялась этому действию. Как можно выпускать сокровище из рук? Как можно добровольно позволить ему уйти? Догнать, схватить, не отпускать, сторожить, держать в плену, если понадобится! Но не отпускать ни за что на свете.

Келей не знал, что в эту самую секунду руки дракона чуть ли не дрожат от усилий. Ладон боролся сам с собой, шел наперекор своей природе. Ибо, как и каждый дракон, был он жаден и алчен до сокровищ, которые казались ему бесценными. Ему стоило огромных усилий сдержаться и позволить вожделенному телу выскользнуть из его рук.

Келей этого не знал. Он сам дрожал, как осиновый лист, только далеко не от холода. Не знал он и того, что был опасно близок от того, чтобы оказаться поваленным на траву и…

На ватных ногах, юноша с облегчением прислонился к стволу первого попавшегося дерева и впервые за этот час задышал нормально, не глотая воздух мелкими порциями, чтобы лишний раз не поддаваться искушению. Спасительный свежий воздух… Пот выступил на его лбу. Подумать только, его словно на печке покатали! Как же жарко…

Ладон наблюдал за ним ничего не выражающим, почти безразличным взглядом. Его бледное лицо было непроницаемым. Снова ничего не прочесть. Впрочем, как и всегда. Келей не замечал, что его ладони сжаты в кулаки, слишком занятый собственными ощущениями. Он не мог знать и того, что прямо сейчас, в эти мгновения, Ладон борется со своей сущностью, требовавшей от него взять то, что он хочет без всяких игр и разговоров. Дракон внутри, сдерживаемый чарами Поседойна, рвал и метал, жадно глядя на юношу из золотых глаз человека.

«Возьми. Возьми. Возьми. Чего ты медлишь?!» - стучало в висках у Ладона. Он сжал губы и, отвернувшись, молча направился дальше.

Келей неохотно оторвался от дерева и поспешил за ним. Он догнал его и хотел положить руку ему на плечо, но прежде, чем он это сделал, Ладон с быстротой молнии обернулся и схватил его за тонкое запястье так, что юноша поморщился от легкой боли.

Он растерянно заглянул в глаза Ладона. Что с ним? Только что сжимал в объятиях, нес на руках почти нежно, насмешничал в обычной своей манере… А сейчас так резко изменился! Что опять он сделал не так? Почему Ладон так переменчив? Почему в одну минуту он почти ласков, добродушен и приветлив, и даже готов шутить, а в другую – он мрачный незнакомец, опасный и устрашающий? Истинный дракон, которого надо бояться.