Грязь (СИ)

— Босс, у вас сегодня две встречи.

— Помню, — Юнхо досадливо потер шрам. — Подготовьте машину, сейчас спущусь. Тэ, на тебе юрист. Пусть надавит на этих насекомых в форме, там явно действовали несколько человек. Они должны сесть как можно скорее. Мин, к утру доложишь о Чхве, он не мог просто сбежать. А раз прячется, значит, виновен.

Отдав распоряжения, гангстер толкнул дверь в палату. Ему жизненно необходимо было сейчас увидеть Дже. И пусть он был без сознания, явно чувствовал присутствие мужчины. Об этом всегда твердили доктора и монахи. И Юнхо хотел, чтобы Джеджун знал, что не один.

У больницы околачивались журналисты, многие сидели в холле или пытались выяснить хотя бы какие-нибудь новости о Дже. Самые ретивые лезли по пожарной лестнице и даже запускали дронов, чтобы те сделали снимки через окна. Менеджер был вынужден сделать заявление в прессу о приостановке деятельности, так как другой причины отсутствия Джеджуна на публике так долго выдумать было невозможно. Да и отрицать факты и улить было бессмысленно. Очевидцы автоаварии выложили отснятые ролики в интернет, фотки помятой машины, в которой Дже не раз видели фанаты, гуляли по сети. Слухи расползались тараканами, обрастали выдумками. Поднялась новая волна неподдельного интереса к Ким Джеджуну. Происшествие обсуждалось на кухнях, в студенческих столовых и женских раздевалках в бассейне. Шоумены с умным видом разглагольствовали о небывалом уровне насилия и преступности. Раз уж звезды со всеми своими деньгами не могли обеспечить себе безопасность, то как быть простым гражданам? Отсюда вытекал новый вопрос — что так поздно Джеджун делал один в том районе? Неужели газетенки не врали, и он действительно был замешан в чем-то темном? Осознав, что рейтинги подскочат, стоит лишь произнести имя звезды, многие продюсеры запускали в эфир ток-шоу с псевдо-экспертами, вороша прошлое Дже и пытаясь найти ниточки, ведущие его к преступникам. Наряду с фотографиями Джеджуна мелькали лица крупных бизнесменов и назывались имена сомнительных личностей, которым приписывались связи с певцом. Ажиотажа добавляла новость о том, что держатель основного пакета акций звукозаписывающей компании пострадавшего Чхве Чидо бесследно пропал. Попахивало криминалом, и публика со всей страстью нереализованных личных мечтаний кинулась разгребать дерьмо, не разбираясь, где проверенная информация, а где обыкновенная «утка».

Юнхо приехал один. Его старый, но любимый Гелик не привлекал внимания так, как пафосный BMW банды. Оставив машину на подземной парковке, мужчина надел медицинскую маску и бейсболку, и покинул салон. Вместо костюма на нем были обычные джинсы и куртка. Зажав под мышкой огромный букет цветов, он запер машину и поднялся на лифте на нужный этаж. Ким лежал в особом крыле, куда доступ был ограничен неулыбчивой охраной и дополнительной стойкой дежурной медсестры. Просторные палаты были наполнены современными удобствами, больше напоминая номера отелей. На стенах висели картины, имелся свой санузел и душевая, небольшой холодильник и телевизор.

Гангстер отметился в электронной книге для посетителей поддельным именем, сменил куртку на белый халат, после чего прошел в палату. Джеджун смотрел пустым взглядом в одну точку, выглядел чуть лучше. При виде мужчины слабо улыбнулся. Это движение далось ему с трудом, словно бы мышцы лица окаменели. Глаза были красные, словно он рыдал всю ночь напролет, но хотя бы синяки начали выцветать.

— Привет, — Юнхо наклонился и поцеловал Дже в свободную от пластыря щеку. — Смотри, что я тебе принес.

— Собрался делать предложение? — прошептал Джеджун, глядя на крупные бутоны алых роз.

Гангстер улыбнулся. Юмор — это хорошо.

— Пришлось объехать несколько магазинов, чтобы найти твои любимые.

— С чего ты взял, что я люблю розы?

— Но ведь это… — бандит, занятый тем, что запихивал старый букет в мусорное ведро, выпрямился. — Ты никогда не жаловался, когда я присылал их.

— Кончено, это ведь был подарок.

Юнхо вернулся к кровати Дже.

— Значит, не нравятся?

— Красивые. Спасибо. Но я бы предпочел букет из гамбургеров и пиццы. И еще горсть анальгетиков.

Поставив цветы в воду, мужчина придвинул стул и уселся.

— Очень больно?

Джеджун лишь кивнул. Ему сейчас даже дышать было больно, держать открытыми глаза. И все же находиться в темноте казалось невыносимым.

— Все очень плохо? — прошептал он через несколько минут.

Юнхо облизал губы.

— Покойники покраше тебя будут.

Дже зажмурился и рассмеялся, насколько мог. По изломанным бровям и появившейся на ресницах влаге было ясно, что при этом истерзанное тело обдало волной боли. И все же он смеялся.

— Ты, как всегда, честный.

— Дже, — бандит придвинулся к нему, словно заговорщик. — Кто там был? Ты их знаешь? Может, видел кого-то и запомнил?

Лицо Кима вновь застыло безжизненной маской. Он молча уставился на мужчину. За приоткрытым окном отчетливо раздался шум, кто-то крикнул имя Джеджуна. Потом последовал смешок и свист. Дже, казалось, ничего не услышал, по крайней мере выражение глаз не изменилось.

— А что? — спросил он наконец. — Убьешь их? Одного за другим или всех сразу? Даже если их было десять и двадцать?

Юнхо не слышал издевки. Некогда эмоциональный голос Дже, способный пробраться в самые потаенные уголки души и вывернуть наизнанку, теперь был пуст, как и его взгляд.

— Да, убью. И начну с Чидо.

Ким через силу сглотнул. Ответ глаза.

— Он приказал, чтобы я ехал в клуб… Название не помню… Там на входе статуи львов… Он был в сиську пьян, пресмыкался перед какой-то мразью. Средних лет мужик, бородатый, ростом чуть выше меня. Носит крупные перстни почти на всех пальцах, как ебаная Мадонна. Его телка… Женщин тоже не пощадишь?

— Продолжай.

— У нее был день рождения типа, меня попросили петь, — Джеджун с каждым словом впадал в состояние прострации, словно бы живо представил себя вновь в прокуренной комнате. Он не видел лица ублюдков из-за полумрака, но слышал смех и шепот, звон бокалов и звук пережевываемой пищи. А потом все перекрыла музыка.

Юнхо вскочил, когда Дже вдруг расплакался.

— Убей их, Юнхо, пожалуйста! Убей!

— Тише, малыш, тише.

— Им было весело… Этой сучке было весело! Господ-иии, я рук не чувствую!

Полный боли и отчаянья крик слышали даже в коридоре. Спустя минуту в палате появился врач с медбратом. Джеджун дергался в руках Юнхо, а тот давил на плечи и уговаривал успокоиться. Врач поспешил наполнить шприц успокоительным, а медбрат упал грудью на ноги пациента, удерживая. Медикаменты, введенные буйствующему, подействовали быстро. Врач вызвал медсестру, чтобы проверить, не сместился ли бандаж на торсе Дже. Юнхо отошел в угол, чтобы не мешать. Его кулаки подрагивали, мозги переваривали полученную информацию. Горечь Джеджуна выплеснулась скомкано и торопливо, но он уяснил одно — мразей нужно было искать в клубе. Если они надеялись, что Ким не вспомнит или побоится рассказать правду, то ошибались. Чхве исчез не просто так. Зная, кто стоит за Джеджуном, он мог сбежать заграницу, спасая жизнь, либо же подвергся «операции» или «зачистке», не угодив своим хозяевам. Возможно, главной целью было устранить именно его, а над Дже просто посмеялись, получив случайную игрушку. Здесь нельзя было действовать необдуманно. Слепая спешка могла погубить и его, все же Сеул держали могущественные люди, и ссориться с их группировками было себе дороже. И пусть хотелось разбить кулаки о лица, слышать, как хрустят зубы, но в его положении намного действеннее была игра закулисная. Шантаж, спекуляции, подкуп, подстава. Нужно было узнать, кто был тем вечером в клубе, и начать дергать за ниточки прикормленных в разное время специалистов своего дела.

Время для Джеджуна словно остановилось. Он не чувствовал перемен, тело по-прежнему представляло собой один большой синяк, все болело. Пугал вид рук, вид трубочек и проводов. Пугали крики за окном, особенно девичьи «оппа-ааа!» Он вслушивался в шаги в коридоре, вздрагивал от шума и шороха. Так продолжалось несколько дней, после чего обострение сменилось апатией. Пациент вяло ел, отмалчивался. Посещающие его детективы уходили ни с чем, их в свою очередь прессовал юрист, на которого давил Юнхо. Сам гангстер вовсю работал над тем, чтобы найти Чхве и остальных. Стоило немного прийти в себя, как вернулся страх.