Там, где мы есть (СИ)

Робби медленно проводит ладонями по груди Колина, цепляется пальцами за серую ткань камзола, сжимает в кулаках богатство серебра искусной вышивки и, притягивая Колина к себе, прихватывает его нижнюю губу зубами. Быстро проходится языком по прикушенному месту, к которому тут же прижимается губами в поцелуе, вкладывая в него все свое «соскучился». А он очень соскучился, поэтому не отрывается от губ Колина ни тогда, когда стаскивает с его плеч роскошный камзол, ни тогда, когда помогает ему освободиться от зацепившейся за крюк ткани, ни тогда, когда начинает торопливо расшнуровывать его рубаху и наощупь пытается найти концы красного пояса, чтобы снять мешающий ему аксессуар. Колин тоже не разрывает их поцелуй, когда откидывает камзол куда-то в сторону и подхватывает с перил балконного ограждения Роба, который, потеряв точку опоры, цепляется пальцами за его плечи и крепко обхватывает его талию ногами, прижимаясь теснее. Колин, поддерживая Роба на весу одной рукой, пальцами другой зарывается в его вихры и мягко прихватывает волосы на затылке, чтобы в порывистом движении не потерять контакта с губами своего красивого мальчика, по которому он чертовски соскучился. Такая внезапно ставшая возможной близость пьянит Робби до головокружения — он улавливает краем глаза, как звезды на небе и свет факелов, что освещают балкон, вдруг приходят в движение. И Робу кажется, что они с Колином оказались в эпицентре завертевшихся вокруг ярких сполохов, смешивающихся и образующих какие-то странные танцующие линии. И завораживающее вращение вокруг них останавливается только тогда, когда Робби оказывается лежащим на кровати, а Колин, нависая над ним, тяжело дышит и смотрит прямо в его глаза потемневшим от желания взглядом.

— Сколько у нас времени? — Колин кончиком крюка аккуратно касается шеи своего мальчика, проходится по ключице, скользит по обнажившейся груди и цепляется за шнуровку рубашки.

— До рассвета, — Робби приподнимается на локтях и дотягивается до приоткрытых губ легким поцелуем.

— Только одна ночь… — Колин шепотом напоминает себе о том, что уже считает подарком судьбы, и ему так много всего хочется успеть за эту ночь: сказать, признаться, сделать, почувствовать, вспомнить… — Ты помнишь, что делал в моих темных снах? — отчего-то Колин уверен, что в этой реальности его вопрос будет услышан тем, кому он адресован. И он, затаив дыхание, ждет ответа, потому что его просьба будет зависеть от того, каким будет этот ответ.

— Помню… — настороженный прищур вмиг потемневших глаз — Робби понимает, что Колин сейчас говорит о фантоме Питера Пэна, что терзал его своей близостью в темных снах, заменявших одно время ему все сновидения.

— Я хочу… — Колин смущается пристального взгляда, но все же озвучивает свое желание, — …чтобы ты сделал это со мной снова, — он давно хотел такой близости, но так и не осмелился попросить Роба об этом, рассчитывая, что у них еще будет время. А теперь, когда у них есть только эта одна-единственная ночь… — Я хочу снова… почувствовать тебя, — и все же ему не хватает смелости прямо сказать о своем желании.

— Ты уверен? — просьба Колина озадачивает Роба, когда он понимает, о чем именно его просят. Вернее, не его, а Питера.

— Да, — Колин облизывает губы и уверенно кивает.

— Хорошо, — Робби шумно втягивает в себя на удивление теплый ночной воздух — ну что ж, если Колин желает Питера из своих темных снов, то он получит эту близость. Ту самую — сокрушающую его волю и подчиняющую желаниям Питера… — Встань и повернись ко мне спиной, — в голосе появляются жесткие нотки — таким тоном произносят приказы, которым беспрекословно подчиняются. Робби наблюдает, как Колин поднимается с кровати, проходит к изножью и встает к нему спиной. — Закрой глаза.

Робби уверен, что Колин безропотно подчиняется его следующему приказу и молча ждет продолжения, но он не торопится — пробегается глазами по освещаемой светом факелов фигуре, отмечая покорность позы — склоненная голова, опущенные плечи и повисшие вдоль тела руки, но в то же время — напряженная спина и подрагивающие пальцы рук выдают волнение Колина. Роб тоже волнуется, но цепляется взглядом за кончик ткани, торчащий из красного пояса, который он перед этим безуспешно пытался снять с Колина, и, расценивая это как приглашение к действию, уступает место… Питеру.

Jesse McCartney — Without U

Он бесшумно подходит к Колину и встает за спиной так близко, что когда выдыхает в его затылок, тот крупно вздрагивает всем телом, шумно втягивает в себя воздух и передергивает плечами. Колин помнит, что в своих снах должен был хранить тишину, но сейчас ему не хочется молчать.

— Ты снился мне…

— Т-с-с-с-с… — Питер и сейчас не разрешает нарушить это правило.

Он дергает за кончик ткани на поясе, что привлек его внимание, и через мгновение мешающий ему аксессуар оказывается у ног Колина. Почти касаясь губами волос, он дышит Колину в затылок, опаляет дыханием шею, одновременно ловко расправляясь до конца со шнуровкой на его рубашке. Цепляется пальцами за ворот и медленно стягивает с Колина рубаху, обжигая своим горячим дыханием его постепенно оголяющиеся плечи и спину. Он почти до конца стаскивает рубашку, но намеренно не снимает — с ее помощью он стягивает руки Колина за спиной, обматывая тонкий батист вокруг его запястий. Кончиками пальцев пробегается по рельефу мышц рук и спины, а потом ладонями — сначала чуть с нажимом проходится обеими по напряженным плечам, затем одна ладонь перемещается на грудь Колина и останавливает свое движение ровно там, где его зачастившее сердце колотится о ребра, а другая ладонь Питера скользит по шее Колина к его затылку. Пальцы зарываются в волосы, которые Питер загребает и, сжимая в кулаке, немного оттягивает голову Колина назад. Он медленно проводит языком по разгоряченной коже его все еще напряженного плеча, а потом — по беззащитно открытой шее от ключицы и до самого уха. Прихватывает зубами мочку, обводит носом ушную раковину и выдыхает на ухо:

— Ты этого хотел? — резко дергает за волосы, заставляя запрокинуть сильнее голову и выгнуть шею, в которую впивается жалящим поцелуем.

— Да-а-а-а… — от такой ласки с долей агрессии Колин буквально выгибается, захлебываясь стоном, и пытается перехватить терзающие его губы.

Питер довольно хмыкает, когда Колин сначала хватает ртом воздух, а потом стонет и умоляет его поцеловать. Но Питер, удерживая голову Колина в нужном ему положении, дышит в его губы горячо и рвано и наряду с этим скользит ладонью по его груди… животу… оглаживает бугор ширинки, удовлетворенно хмыкает отмечая чужое возбуждение. Он быстро расправляется с застежками его кожаных штанов, под пояс которых запускает пальцы… И Колин выгибается до хруста в позвоночнике, когда рука Питера сжимает его член, а его рот, открывшийся в безмолвном крике, накрывают губы желанным поцелуем. Глубоким. Страстным. Проникновенным. И таким долгим, что у Колина подкашиваются ноги, и он со стоном падает перед Питером на колени, хватает его за бедра, притягивает к себе и проводит носом ниже пояса штанов, ощущая под тканью растущее напряжение и вдыхая терпкость сводящего его с ума мускуса. Одной рукой справиться с кожаными завязками на штанах Питера практически невозможно, особенно если пальцы дрожат от возбуждения и нетерпения. О том, что у него есть очень удобный аксессуар, Колину с улыбкой напоминает сам Питер, когда тот поднимает на него свой взгляд, поплывший от плохо контролируемого желания. И Колин несколькими осторожными движениями крюка вспарывает шнуровку на поясе штанов своего искусителя, чтобы освободить его напряженную плоть и, в конце концов, ощутить в себе его возбуждение и упиваться их близостью…

Колин получил от Питера удовлетворение своих тайных желаний в полном объеме и даже больше, а вот что касалось желаний Робби… Как-то подозрительно ловко и привычно, будто на автомате, расправился с его одеждой Колин, безжалостно вспарывая ткань и шнуровки своим крюком. Одно из двух: или Колин быстро привык к своей особенности — хотя у него же есть довольно большая актерская практика во владении точно таким же аксессуаром; или же с Робом был вовсе не Колин. И Роб склонялся именно ко второму варианту. Хотя бы потому, что, в отличие от Колина, который путаясь в реальностях, путался и в именах, чаще произнося его настоящее имя, только Киллиан мог называть его исключительно Питером. Не боясь травмировать, ощутимо проходиться по его плечам, спине, бедрам своим крюком. Привычно перехватывать его левую ладонь правой рукой на пике удовольствия и беспрестанно выстанывать его имя, принадлежащее этой реальности, чередуя с нескончаемыми поцелуями и тихими признаниями… Но это и неважно. Эта ночь смешала их реальности. И теперь они оба, измотанные и выбившиеся из сил, раскинулись на сбитых простынях и рассматривали созвездия в ночном неверлэндском небе… Им обоим казалось, что эта ночь в Неверлэнде затянулась. Как будто кто-то остановил время: луна зависла на одном месте, звезды не меняли своего положения, мрамор все еще хранил дневное тепло, взятое у солнца, а со стороны лагеря иногда доносились взрывы хохота, хотя по ощущениям мальчишки должны были давно спать. И Робби догадывался, кто мог продлить эту ночь.