Герой не твоего романа (СИ)

- Да у него зависимость, – усмехнулся Донхэ. – От предательств. Ему нужны все большие и большие дозы. Теперь кидает уже по два раза в день!

- Я сделаю все, что ты считаешь нужным, – пообещал Кюхёну Чанмин. – Мне совершенно не хочется представлять для вас опасность. Но уж извини, – он развел руками, – просто не мог не проехаться по вашей большой платонической любви с Хичольдой.

- А раньше такие чувства вызывали у всех уважение, – с досадой вздохнул Кюхён.

- Папа обязательно за мной придет, – снова заговорил Донхэ. – Так что, Хичольда, не смей соблазнять монаха в ближайшие дни. Когда многих из вас прибьют, я сам позабочусь о том, чтобы после нарушения целибата он больше никогда не захотел заниматься сексом.

- О, ты намерен жестоко изнасиловать меня? – Кюхён подошел к нему и сел рядом на колени. – Наверное, мне будет очень неприятно, но фактически это нарушением обета не является, а страдания тела еще и ауру укрепят.

- Я бы тебя и не тронул, шизанутый, – оскалился Донхэ, – ты же страшный, как смертный грех. У нас на такие дела Ханни есть.

- Как ты надоел, – холодно произнес герцог. Он встал за спиной Кюхёна, глядя на пленного вампира сверху вниз. – Я убью тебя этой ночью, но, поскольку меч уже у девиц под окнами, придется медленно рвать твое тело на куски.

- Так, так, Юнни! – Чанмин присоединился к маленькому столпотворению перед Донхэ и затараторил, подкупающе улыбаясь: – Он же заложник. Заложников не убивают, а иначе какой от них толк? Отгрызть ему любую часть тела на выбор, кроме головы, – это можно, это ему даже полезно будет. – Донхэ зло рассмеялся и обозвал Чанмина «грязной крысой». – Донни – это козырь в рукаве. Господин ничего не сделает, если ему будут угрожать убийством сына.

- Тебе его жаль? – насмешливо поднял брови герцог. – Уж не пеленал ли ты этого мерзавца, когда он был еще младенцем?

- Пеленки не менял, – признал Чанмин, – но воспитанием частично занимался, и…

- Поэтому, вероятно, у него такая гнилая душа, – перебил его герцог. – А все прочие присутствующие здесь на руках его не носили и видят перед собой только отвратительного садиста, труса и психопата, который посмел поднять руку на беременного омегу. По этой причине Шим Чанмин участия в голосовании не принимает. Анастасия – тоже. – Герцог обжег Настю взглядом, и расслабившаяся было девушка снова испугалась за свою судьбу. – Кто считает, что Ли Донхэ необходимо немедленно казнить?

В воздух поднялись только две руки – самого герцога и Хичоля; последний, впрочем, огляделся по сторонам, понял, что его почти никто не поддерживает, и спрятал обе руки за спиной.

- Да вы с ума сошли, – разочарованно протянул оборотень, обводя всех осуждающим взглядом. – Он хотел надругаться над нашим Джеджуном!

- И за это предлагаю откусить ему то, что ты вряд ли в рот брать захочешь, – громким шепотом сказал Чанмин, наклонившись к уху Юно. – По секрету: он не восстанавливается, в отличие от всех других органов.

Юно с презрением посмотрел на вампира и ударил в левую скулу. Чанмин не потерял равновесие, а только приложил ладонь к лицу и отвернулся.

- Не приближайся ко мне, ничтожество, меня от тебя тошнит, – гневно потребовал герцог, продолжая сжимать руку в кулак. – Ты сам должен взять ножницы и отрезать этой мрази все лишнее, отомстив за свою женщину. Ючон за Джунсу просто убил бы. Даже Кюхён не оставил бы в живых обидчика Хичоля!

- Я довел бы его до самоубийства своими занудливыми проповедями? – удивленно поинтересовался монах, задирая голову вверх.

- Я же не могу, – с горечью в голосе сказал Чанмин, перестав улыбаться и глядя прямо в пылающие глаза аристократа. – Я не могу причинить Донхэ вред. И, черт возьми, вовсе не потому, что иногда помогал ему делать уроки.

- У тебя есть слуга, – напомнил герцог.

- Которому я тоже не прикажу отрубить Донхэ голову, – ответил Чанмин. – Но если он сам, без моего ведома, вздумает отрезать ему обе ноги и сделать холодец, – наказывать потом не стану.

- А я знаю, зачем Вероника тебя таким жалким сделала, – вдруг заметил Донхэ. – Это чтобы ты стал крутым только благодаря Сьюхе и, несмотря на всю свою сверхсилу, поклонялся ей, как богине. А вот тут Сьюхи нет, и ты даже не можешь нормально отомстить за свою сучку, которую я точно бы трахнул, окажись у меня чуть больше кокса.

Чанмин наклонился к Донхэ и схватил его за волосы.

- Говори больше гадостей, Донни, – посоветовал он мрачно, – и кто-то прикончит тебя без моей помощи.

Джеджун подошел к Чанмину и взял его за руку, чтобы увести. Он выглядел грустным. Шок прошел, счастье от попадания в безопасность – тоже; все снова стало очень сложно.

Майор, который немного восстановил силы, поднялся с дивана и, сопровождаемый взволнованным художником, ушел в ванную. Вернулся он через полминуты; Джунсу уже не беспокоился, а коварно хихикал в кулак.

- Вот он правда много языком треплет, – заявил майор, опускаясь на корточки перед Донхэ и заставляя Кюхёна отползти в сторону. – А мы все устали, спать хотим. Ты в плену, дубина. Молчи.

Ючон резко засунул ему в рот какое-то черное тряпье.

- Кляп? – хмыкнул герцог. – Он извращенец. Может, ему подобное нравится.

- Ну вряд ли настолько извращенец, – сказал майор, выпрямляясь. – Это ж носки мои грязные.

Юно поморщился, Донхэ чуть не вырвало, Джунсу повис на Ючоне, а Чанмин постарался не слишком явно злорадствовать: у «принца», долго изобретавшего для него самое гадкое и унизительное наказание, наверняка теперь осталась психологическая травма.

Проходившие мимо полицейские, к счастью, увидели у фанаток перед общежитием меч и додумались отдать его охране, так что Юно сумел взять его назад. Пленных оставили в общежитии квинтета, где каждого (на всякий случай) решили еще и приковать наручниками к батарее. Одни наручники конфисковали у омегаверсной парочки ЫнХэ, вторые неожиданно пожертвовал Шивон («Просто девушка шутки ради подарила!» – оправдался секс-символ), а третьи, скрепя сердце, отдал Джунсу («Я планировал как-нибудь сыграть оккупанта и арестовать опасного повстанца,» – пояснил он). Чтобы они не имели возможности как-то объединить усилия, пленных растащили по разным помещениям. Насте досталась кухня, профессору – гостиная, а Донхэ поселился в одной из спален, вынуждая художника с майором эмигрировать. Джунсу настаивал на том, чтобы обосноваться в просторном и уютном доме Пак Ючона, однако пришелец был категорически против; тогда Джунсу сделал ставку на обитель семьи своего оригинала, но, позвонив среди ночи матери Ангела Шиа, получил ожидаемый отказ: бестактная сволочь, позорившая ее без пяти минут идеального сына, не имела права находиться в этих стенах, а уж тем более – в компании неряшливого военного, который, по ее мнению, мог за полдня превратить шикарный дом в грязную казарму.

- Джеджун жил один, – пришел на помощь омега, когда принял душ и облачился в уютную теплую пижаму, не забыв сменить линзы на очки. Он протянул Джунсу оставленные ему ключи. – Ночевать можете там, когда удобно. Думаю, Джеджун не был бы против.

- Может, лучше тебе отсюда убраться? – предложил художник. – Ты беременный, а рядом – эта тварь, которая над тобой издевалась.

- Донхэ ничего особенного мне не сделал, я его не боюсь, – серьезным тоном ответил Джеджун. – А Чанмин из-за приказа не может далеко от него уходить.

- И чего – Чанмин… – Джунсу, обо всем догадавшись, демонстративно зафыркал. – Ай, ну и дура ты! Все простил и хочешь опять прилипнуть к этой гадине?

Джеджун с ним пререкаться не стал – просто вложил ключи в ладонь Джунсу и согнул его пальцы, как бы закрепляя договор аренды.

Настю заставили показать Чанмину-макнэ его фанфик и иллюзию, а также пару других, попутно рассказывая, что его не в капусте, как всех нормальных детей, нашли. Юноша не расплакался и не стал беситься, а впал в ступор – сидел один в спальне без света и смотрел в стену. Джеджун не выдержал: подошел к нему и сел рядом, нежно взяв за руку и попросив выговориться. Макнэ глухо пробормотал: