Паучий престол I (СИ)

Ещё одним немаловажным фактом было то, что перед ним сидел Наруто, а с правой и с левой сторон, соответственно, Гаара и Киба. Своеобразный треугольник, хотя, как понял подросток, рассадили троицу так специально, очевидно, в рамках мер профилактики нарушений дисциплины, хотя о дисциплине пока что судить было сложно, поскольку… Похоже, когда Намикадзе сказал, что контингент будет колоритным, он имел в виду не только лицевую сторону медали под названием коллектив.

В «Harvard School» не было такого понятия, как отщепенство. Конечно же, классы не были сплочены, и, случалось, между учениками вспыхивали разногласия, конфликты и противостояния, кого-то преподносили, кого-то гнобили, кто-то верховодил, а об кого-то «вытирали ноги», но при всем при этом, если задачу ставили перед классом, то её решали и выполняли все, независимо от своего социального мини-положения, здесь же, похоже, все было наоборот.

Как в первые же минуты подметил Саске, класс делился на несколько группок по три-четыре, максимум пять человек, причем девочки с девочками, мальчики с мальчиками, словно в этом коллективе между статями периодически вырастала непробиваемая стена, сотканная из притязаний и взаимной неприязни. К слову, его новые знакомые, в том числе и Наруто, тоже общались исключительно между собой, хотя при этом нельзя было сказать, что они не вхожи в другие компании.

Например, Киба, вновь-таки как и ожидал Учиха, оказался падким на противоположный пол, заигрывая, причем открыто, едва ли не с каждой девушкой, но при этом все равно удерживая какую-то дистанцию, словно шатен, на всякий случай, если кто-то поведется на его, порой похабные, предложения, оставлял себе пути к отступлению. Гаара был сам по себе: он, похоже, ни с кем не общался без крайней на то необходимости, как и к нему никто не проявлял интереса, кроме должного. Этот парень был одиночкой, но при этом бунтарем. Это чувствовалось, хотя Саске пока что не мог понять, как этому человек удавалось сочетать в себе такое безмятежное спокойствие и такой яростный мятежный дух – загадочный парень. Впрочем, с самим Намикадзе все тоже обстояло не так уж и просто.

Наруто пользовался успехом и популярностью у девушек – ожидаемо, пусть и неприятно ввиду того, что некоторые «дамы» едва ли не висли на красавце-блондине, окружая его все теми же стайками по три-пять человек. С парнями же Намикадзе общался сдержано, но при этом не проявлял к ним ни грамма того дружелюбия, которым одаривал его самого вот уже несколько часов к ряду. Был даже один момент, который до жаркой краски смутил Саске, а именно тот, когда Наруто, разговаривая с одноклассником, обернулся и, поймав на себе его взгляд, подмигнул ему, после чего… Может, ему показалось, но, похоже, именно после этого случая на него стали смотреть ещё более пристально, скрупулезно, завидно и ненавистно, словно он у этой толпы отобрал любимую вкусняшку и эгоистично её слопал.

Саске, конечно же, был бы не против собственнически обладать Намикадзе, точнее, наоборот, хотя это уже не столь важно, но Учиха был реалистом, понимал, пусть клубочек страха и ворошился в его душе, что на лбу слово «гей» у него не написано, но неприятный мороз, то и дело, лез за шиворот, а взгляды девушек обжигали до пылающих ушей, а так… А так, между собой, Намикадзе, Инудзука и Собаку общались открыто и непринужденно, будто и не были такими разными, непохожими и диаметрально противоположными по характеру. И именно поэтому, наверное, Саске и не торопился вливаться в их слаженную компанию, чувствуя себя… нет, не пятым колесом к возу, ведь у воза четыре колеса, но почему-то он все равно ощущал себя именно пятым, лишним, чуждым, словно навязанный балласт, пусть и пытался бороться с этим, неуместно нахлынувшим чувством, понимая, что это всего лишь последствия давления массового сознания на психику индивида, что, однако, не добавляло ни спокойствия, ни уверенности.

Так вот, возвращаясь к тому, что все было не так уж и плохо, Саске и решил забрать свои слова обратно, сидя на задней парте среднего ряда, безучастно глазея в окно и совершенно не слушая пылкую речь учителя, который пытался вложить в головы учеников максиму знаний по своему предмету, к слову, литературе. Было до невозможности скучно, увлеченное вещание учителя только раздражало своей разжеванностью, в классе стояла спертая духота, и Саске, учитывая то, что спал он этой ночью плохо, приходилось постоянно одергивать себя, дабы не попасть в плен этой монотонной дремы. Наверняка, со стороны это выглядело смешно, даже, возможно, этот приглушенный шепот, который бродил по классу и на который так сетовал учитель, касался именно его, но Саске было плевать, по крайней мере, именно в этот момент.

Не то чтобы Учиха был зазнайкой или же решил объявить бунт, отказываясь прилежно учиться, просто все это они уже проходили в «Harvard School», причем ещё в прошлом году, поэтому-то ему и не составило особого труда ответить на элементарные вопросы преподавателя и заработать свои первые баллы в новой школе, чем, похоже, он привлек к своей персоне не только ещё больше внимания, но и скользкого интереса. По сути, он мог использовать эти сорок минут для того, чтобы более скрупулезно рассмотреть новых одноклассников, по их поведению сложив первоначальное мнение о каждом, но Учихе было банально лень заниматься анализом в то время, когда слипались глаза, а желудок неприятно посасывало из-за ощущения подступающего голода.

Внимание Саске, когда он уже минуты считал до окончания урока, привлек новый виток постороннего шума, после чего на его парту упала скомканная записка. Подросток приподнял брови, присматриваясь к этому комку бумаги в клетку, наверняка вырванного из тетради, а после пристальным взглядом обвел класс, пытаясь понять, кто мог опуститься до столь примитивного способа передачи послания.

Конечно же, это был Киба, почему-то Саске даже не сомневался в том, что именно шатену принадлежала подобная выходка, да и улыбался парень слишком уж… нетерпеливо, ведь Саске был прилежно воспитан и не мог сказать – дебильно, хотя это и не отметало тот факт, что Инудзука скалился во все свои передние и коренные, явно что-то предвкушая. Пожалуй, в любой другой ситуации Саске проигнорировал бы записку, фыркнув и с царственным выражением лица смахнув столь недостойный его внимания комок со своего стола, но делать, по сути, было нечего, так что он, осторожно, двумя пальцами, потянув за край жмаканого шарика, раскрыл записку, присматриваясь к корявому, размашистому почерку.

«Скидываемся!» - единственное слово, которое заняло этот неразумный клочок бумаги, и брови Саске снова в недоумении поползли вверх, так как пришлось вновь отмахиваться от приятного, полусонного состояния и вникать в суть там, где её вариаций было множество. Конечно же, был бы подросток менее сообразителен, он бы долго ломал голову над содержанием записки, но Саске был Учихой, а Учихи всегда слыли гениями, причем относилось это понятие ко всему, к чему прикладывали руку члены их семьи, поэтому-то брюнету и не составило особого труда сложить воедино такие факты, как четвертый урок и обед. Да, обед – это хорошо, и он бы скинулся, хотя, естественно, питание в общественной столовой было для него диковинкой, да и не привык подросток к не домашней стряпне, но голод, как известно, не тетка, поэтому Саске с удовольствием согласился бы на это предложение, если бы… да, если бы у Саске было чем скидываться.

Помнится, были моменты, когда его тяготила зажиточность их семьи, потому что он всегда получал все самое новое и лучшее, даже если сам подросток того не просил. Просто его родители, ввиду их социального положения, не могли позволить себе даже в мелочах притеснять своего ребёнка, тем более что он был образчиком отпрыска богатой и влиятельной семьи. Также, помнится, когда-то ему хотелось хотя бы пару часов побыть обывателем со среднестатистическим заработком, теперь же, когда в его карманах гулял ветер, зловеще колыша повесившуюся в нем же мышь, Саске так не считал.

Ещё пару дней назад, когда у него в кошельке было несколько кредитных карточек и пару сотен баксов в день на, так называемые, карманные расходы, Саске и подумать не мог, что голод может быть столь насущной проблемой, ведь, казалось, что такое день без еды? Пустяк, тем более что сам подросток любителем покушать не был, следуя принципу, что он ест для того, чтобы жить, а не наоборот, но не прошло ещё и полдня, а желудок уже сводило неприятной судорогой, и ещё неприятней она была оттого, что так необходимого ланча все-таки не предвиделось.