Oblivion (СИ)

***

Отвлекаться от частного, личного, чтобы позаботиться о деле, Персиваль умел. И действительно не побоялся бы наложить на маленького зоолога заклинание временного Забвения, даже если бы это означало, что тот забудет то немногое, что помнил о связывающем их. Это можно было бы наверстать. Наверстать чужие жизни, в случае, если мантикора снова исчезнет из поля зрения МАКУСА - нельзя.

Пробираться сквозь снежный завал в не предназначенной для этого одежде трудно, но Ньюту, волочащему за собой чемодан, еще труднее - он пыхтит в паре футов позади, но помочь не позволяет, упрямо цепляясь за потертую ручку. Это не обижает - Саламандер рассчитывает на то, что у аврора будут свободны обе руки, если придется колдовать.

Идти недалеко - Персиваль рискнул аппарировать их в хорошо запомнившееся ему место неподалеку от бревенчатого дома, служившего укрытием преступнику и его чудовищу. Как чувствовал, что ему пригодится запомнить изломы разбитого молнией дерева, двумя искалеченными черными руками взметнувшегося к небу.

Они подходят совсем близко, когда Персиваль слышит новую песню. Совсем отчетливо из-за безветренной тишины вокруг - чарующая, неторопливая мелодия, непохожая ни на одну человеческую песню. Что-то с мурлыканьем и рыком, с фантастическими переливами, от которых перехватывало дыхание и сладостным спазмом сводило легкие.

Разумом Персиваль понимает, что его не должна так очаровывать эта музыка. Эта музыка означает, что кто-то сейчас погибает, раздираемый смертоносными когтями, но разум, всегда бывший самым сильным и отточенным его оружием, предает, отдавая волю ногам, с новой силой толкающим тело через снег ближе и ближе к источнику пения.

Ньют повисает у него на рукаве незадолго до того, как закончатся окружившие дом кольцом деревья. Повисает и молча, без единого звука валит в снег, цепляясь холодными мокрыми пальцами за плечи, за шею, обжигая прикосновением к коже и притягивая к себе так, чтобы взглянуть в глаза.

- Замри, - не то приказывает, не то просит Ньют, прекратив барахтаться в сугробе, когда Персиваль хоть и неохотно, но подчиняется, оставляя попытки встать и заглядывая в глаза зоологу. Взгляд у него ошарашенный и испуганный, глаза широко распахнуты, а слипшиеся от снега светлые ресницы часто вздрагивают, выдавая недюжинное волнения. - Тебе нельзя туда. Нельзя, Персиваль, послушай…

- Должен, - аврор кривится, делая попытку встать, но под неуместно ласковыми прикосновениями, под руками, зарывшимися в волосы на затылке, сдается, снова позволяя себе взглянуть на лежащего в снегу молодого волшебника.

- Я должен, Ньют. Не обсуждается. Мы за этим здесь.

- Это песня, - светло-рыжие брови страдальчески взлетают вверх, к спутанной мокрой челке. - Персиваль, это песня тебя ведет. Ты отравлен её ядом и теряешь разум, когда слышишь её песню…

- Я не теряю разум, - укоризненно, хоть и не вполне уверенно парирует аврор.

Сейчас - нет, точно нет. Минутой ранее - возможно.

Ньют, кажется, без труда считывает написанное на его лице сомнение.

- Ты ведь не думаешь, что из-за этого мы сейчас вернемся в Нью-Йорк, верно?

Ньют, может, слегка надеялся на это секундой ранее, но теперь - нет, точно нет. У него попросту нет аргументов, чтобы спорить с такой непрошибаемой уверенностью, сквозящей в чужих глазах и голосе.

“Оглохни” они отметают сразу - понятно, что полная тишина никак не может быть подспорьем в предстоящем деле. Ньют достает откуда-то из недр чемодана пару беруш и проникновенно просит аврора сосредоточиться на чем угодно, кроме мелодии, которую все равно будет слышать, хоть и приглушенно.

Персиваль в очередной раз напоминает себе, что со стороны Саламандера это не недоверие и не сомнение в нем, а просто граничащее с паникой беспокойство, внешние проявления которого зоолог всеми силами скрывает.

Когда он снова слышит песню, на этот раз приглушенную и сбивчивую из-за того, что Персиваль улавливает не все звуки, она уже не кажется такой очаровывающей и не туманит разум.

На этот раз они успевают подойти достаточно близко к поляне на заднем дворе, сегодня укрытой ровным, толстым слоем снега. Сегодня, мантикора, полностью сосредоточенная на своей будущей жертве, не обращает внимания больше ни на что - склонившись уродливой головой к неестественно ровно сидящему на колоде человеку, она все продолжает петь, изредка оскаливая и облизывая длинные желтоватые клыки.

Персиваль внезапно вспоминает то, что совсем позабыл то ли от шока, то ли за ненадобностью - тошнотворное, смрадное дыхание зверя совсем близко, окутавшее их обоих за долю мгновения до трансгрессии.

- Это не ребенок, - четко выговаривает Ньют, поймав взгляд Персиваля. У аврора не слишком большой опыт чтения по губам, но Ньют старается выговаривать все четко. - Это… ваш сотрудник?

- Мой, - беззвучно соглашается Персиваль, снова переводя взгляд на поляну. В паре шагов от мантикоры и её жертвы стоит немолодой мужчина, закинувший на плечо дробовик, и с нежной, не идущей ему улыбкой, наблюдающий за чудовищем.

Бижики - здоровый, как бизон индеец оджибве - совершенно пустыми глазами смотрел в лицо чудовища, не делая никаких попыток пошевелиться и, по всей видимости, совершенно не сопротивлявшийся последние несколько дней, хотя его народу всегда хорошо давалась беспалочковая магия.

Еще лучше у них было только с вхождением в транс, в котором он, судя по всему и пребывал сейчас.

План, идеальный в своей простоте - нейтрализовать не-мага с помощью заклинания, и заманить мантикору в чемодан, дает трещину в ту секунду, когда мужчина перехватывает дробовик, направляя его ровно в сторону зоолога и аврора и зычно, даже сквозь беруши Персиваль слышит его голос, приказывает:

- А ну выходи!

С огнестрельным оружием всегда справляться было непросто. Ловить пули в полете - занятие неблагодарное и требующее навыков, которые у Грейвса, безусловно, были. Но еще он неплохо разбирался в оружии и точно знал, что против дробовика с волшебной палочкой идти можно только в том случае, если ты не опасаешься, что разлетевшейся во все стороны дробью убьет еще кого-нибудь в радиусе десятка футов. По Ньютону было прекрасно видно, что тот никогда не имел дела даже с револьвером.

- План примерно тот же, - роняет Персиваль, делая шаг вперед. - Не высовывайся.

Ньют на секунду ухватывает его за рукав, но тут же отпускает, словно признавая отсутствие вариантов.

- Выходи, иначе я на тебя Маркуса спущу, - еще более угрожающе рычит мужчина. Хвост мантикоры, со смертельным жалом на конце, до этого спокойно стелившийся по снегу, напрягается, готовый взметнуться в воздух.

На появление начальника в поле зрения Бижики тоже никак не реагирует, продолжая смотреть только на мантикору и, кажется, не испытывая ни малейшего дискомфорта от холода, хотя кроме рубахи и брюк на нем нет ничего, даже обуви.

- Ты кто? - глядя на Персиваля поверх дробовика гаркает безумец.

- Персиваль Грейвс, глава Департамента охраны магического правопорядка, - ровно отчитывается аврор, подходя ближе и держа руки на виду, чтобы не провоцировать сумасшедшего.

- Чего? - заросшее неровной щетиной лицо искривляет гримаса недоумения, смешанного с отвращением. - Типа этих придурков с палками? - дуло дробовика на секунду отклоняется, чтобы ткнуть в сторону индейца.

- Вроде того, - Персиваль останавливается примерно на середине пути от Ньюта к мужчине с оружием. Мантикора наблюдает за ним с огромным интересом - тянет носом воздух и облизывает клыки, неторопливо подходя все ближе, мурлыча под нос свою песню.

- Палку давай, - огрызается фермер, коротко глянув на мантикору и качнув головой - чудище останавливается. Не сводя с аврора взгляда. - Давай, я сказал, у этих двоих были - и у тебя есть. И без глупостей! Обоим мозги вышибу! - дуло дробовика нервно гуляет от Бижики к Персивалю и обратно, а глаза мужчины начинают наливаться кровью.

Расставаться с волшебной палочкой Персивалю совсем не хочется. Он к ней привык, несмотря на то, что ей было немногим больше года - возвращать себе ту, которой колдовал Гриндевальд, Грейвс не стал.