You are not alone, brother (СИ)

Руки бродят по тонкому телу, изучая изгибы, неровности одежды. Ладонь соскальзывает под ткань, прикасаясь к невозможно гладкой холодной коже. В голове набатом стучит кровь, будто гремит оркестр, играя жуткую симфонию, все тело напряжено, возбуждение вытесняет разум.

Губы скользят по тонкой шее, впадинка за ухом… Там маленький старый шрам. Это Тор ударил брата, рассек кожу…

Бог Грома чувствует, как растет болезненное возбуждение, хотя, казалось, что больше уже некуда. Между ног горит, пульсирует, причиняя сладкую боль.

И Тору кажется, что Локи выгибается под ним, отвечает. Что в его глазах не боль, не пустота, а страсть. Яркая, всепоглощающая…

И внезапно, без предупреждения, мир вокруг взрывается, разлетается на осколки… Тор кончает прямо в штаны, без прикосновений, просто от зашкаливающего возбуждения.

Боги! Он буквально отпрыгивает от брата и тяжело дыша, смотрит на неподвижное хрупкое тело. Черные волосы разметались по полу, на лице и шее яркие следы, припухшие губы чуть приоткрыты, худые руки безвольно раскинуты…

– Что же я творю?! – шокировано шепчет Громовержец, – Что я творю?

На штанах расползается мокрое пятно.

«Слава всем Богам, что он не очнулся, – мелькает мысль, – иначе…»

Тор медленно подходит к брату и подхватывает на руки. Голова Локи откидывается, открывая всю картину засосов на шее. Они яркие, почти ранки. Бог Грома с ужасом думает о том, что будет, когда трикстер очнется… Как он мог поступить так со своим младшим братом? Как он смог так поступить?

Он этого хотел… Хотел с того момента, как увидел его у колонны. Тор осознает это так четко, что становится страшно.

Дверь в комнату брата не просто закрыта, но и запечатана заклинанием. Отнести трикстера в свою комнату? Понравится ли ему это? В совокупности с этими отметинами…

Но другого выхода нет. И Тор тяжело шагает к своим покоям.

Эта спальня разительно отличается от комнаты трикстера. Много света, пространства, большие окна, широкая постель в центре.

Громовержец осторожно перекладывает мага на кровать и присаживается рядом. Брата нужно освободить от одежды.

Тор стягивает с ног брата сапоги, и с удивлением вертит в пальцах узкий кинжал. Зачем он прихватил его на праздник? Пальцы путаются в ремешках, застежках… Наконец, с ними покончено и остаются только штаны. Их трогать Бог Грома не решается и, переложив брата поудобней, накрывает одеялом.

Голова Локи утопает в подушках и из-за этого брат кажется каким-то... хрупким, ранимым. Тор ложится рядом и прикрывает глаза. Сегодня он позволит себе думать, что Локи хотел того, что делал Тор.

***

Темно. Темно так, что, кажется, будто вокруг ничего нет, что тело исчезло. Что осталась только боль. Затягивает, как воронка, как трясина. Больно… Страшно… Пусто…

И вдруг – резкий удар. Спина немеет сразу же, с губ срывается короткий вскрик. Он не ожидал. Это не по графику, не по плану…

Наручники щелкают и Локи проваливается вниз, оставляя на шипах лоскутки кожи. Тело автоматически расслабляется и принимает характерную позу. И трикстер ненавидит себя за это, ненавидит до слез. Но он слишком слаб, слишком беспомощен. Магии нет, сил нет, тело изранено и превратилось в орудие пыток для души. Он стал вместилищем мерзости, грязи…

Мучитель не говорит ни слова. Ни грязных комментариев, ни ругательств, ни нарочитого издевательского сочувствия… И трикстеру становится страшно.

Локи закрывает глаза и сжимает дрожащие губы. Нужно просто расслабиться и ждать. Ждать, когда все это кончится. До следующего раза.

Шаги шелестят по камере, удаляются куда-то в правый угол. Слышится звук раскалываемого льда. Боги… Что там происходит?! Локи силится повернуть голову, но шея тут же оказывается перехваченной огромной ладонью.

– Лежи, не двигайся, – в голосе его мучителя столько неконтролируемой ненависти, что Локи замирает, понимая, что одно движение – и последует серия ударов, вышибающих дыхание.

За спиной что-то шуршит, и… Локи захлебывается криком. Тело раздирает холодная рвущая боль. В него врывается что-то острое, ледяное, зазубренное на краях…

– Нравится? – в голосе Бюлейста садистское наслаждение, – хочешь, скажу, чем я тебя трахаю?

– Нет… – голос срывается, потому что предмет, двигающийся внутри, невыносимо больно расцарапывает что-то очень нежное, тут же взрывающееся жуткой, какой-то феерической болью.

– Это лед. Тот, что был в углу. Я давно… – разрывающие толчки ускоряются, и Богу Безумия кажется, что внутри его рвет на куски стая голодных стервятников, – …держал его на примете, но все откладывал… Ты не представляешь, как все это выглядит… Маленькая шлюха…

К горлу подкатывает тошнота. Хотя, откуда бы… Он не ел уже, наверное, неделю.

Тор… Боги, пожалуйста! Если не умереть, то хотя бы потерять сознание.

– А сейчас… – Бюлейст, слышно по голосу, сладко улыбается, – я втолкну его в тебя немного глубже…

И тьма перед глазами взрывается на мириады мелких светящихся кусков, из груди рвется крик. Тело выгибается от жуткой боли…

… и кто-то прижимает его к кровати. Гладит по волосам, по спине… Такой знакомый родной голос, шершавые пальцы… Тор?

– Брат, очнись! – шепчет Тор, – очнись!

И на лице Локи появляется глупая счастливая улыбка.

Это обыкновенный кошмар. Один из кошмаров. Сон. Этого больше нет. Тор рядом, обнимает его… И лежит трикстер не на ледяном полу камеры, а на постели, рядом теплое тело брата. Тепло… Ему впервые тепло.

– Тепло… – бессознательно повторяет Локи и откидывает голову на подушку, на согнутый локоть Бога Грома.

Тор смотрит на его острый подбородок с красным пятнышком, на припухшие губы, на запавшие глаза, на спутанные волосы, на морщинку меж бровей... И ему безумно хочется, чтобы все так и осталось, чтобы время застыло. Чтобы Локи не отталкивал его от себя, чтобы не пытался оттереть украдкой несуществующую грязь с ладоней. Чтобы не было этой пустоты в глазах, чтобы не было истерического хохота и кошмаров по ночам… Чтобы Локи понял, что Тору не противно обнимать его, чтобы перестал думать о том что правильно, а что нет.

Безумное, бесконечное количество этих «чтобы».

И вдруг Локи тихо говорит:

– Я тоже этого хочу…