Дыши, мой друг, дыши (СИ)

- Нет, - улыбка тронула губы Джаспера. – Я открою, только…

- Что?

- Обещай, что мы будем вместе.

- Что? – Том как-то недовольно шмыгнул носом. Он давно знал, что его друг к нему неравнодушен, но чтобы он предложил такое…

- Мы будем жить вместе, - повторил тот с долькой пошлости в голосе. – Ты и я. О нас больше никто не узнает. Ты будешь счастлив, я обещаю.

- Ты, что думаешь, что я продамся за свободу? – Том продолжал смотреть на ключ, который покачивался почти у его носа, но только с другой стороны клетки. – Не глупи, Джаспер, отдай ключ.

Парень вздохнул, а его глаза стали какими-то холодными и пустыми.

- Ты слишком гордый, Каулитц. Всегда был таким гордым и глупым.

- Я не продажная тв*рь, понятно? – Том задумчиво перевёл глаза на него. – Никогда не продамся ни за что на свете.

- Что ж, - Джаспер слегка скривился в ухмылке. – Как хочешь, - он развернулся и собрался уйти. – Я приду, когда тебя соизволят отсюда выпустить и показать на выступлениях в клубе. Удачи, Томми.

- Постой, ты же не оставишь меня здесь! Отдай хоть ключ…

- Ключ? – удивлённо протянул он. – А зачем? Чтобы ты сбежал и нашёл себе кого-то другого вместо меня?

- Твоя любовь смешна! – выдавил Каулитц. – Ты прекрасно знаешь, что между нами ничего не может быть.

- Смешна? – Джаспер повернулся к клетке лицом и вскинул бровь. На губах расплылась ехидная улыбка. – Знаешь, что я придумал, - он отошёл к стене и положил за какую-то коробку ключ: остался виден лишь кусок чёрной нитки. - Будешь смотреть на него и смеяться. Милый, милый, Томми.

С этими словами парень быстро покинул комнату, оставив Каулитца снова в одиночестве.

- Вот с*ка, - выдавил он, печально взглянув на часть черной верёвки, которая продолжала дразнить его своей манящей энергией.

Парень прикрыл глаза и вздохнул. Как же часто его стали бросать друзья в последнее время…

И снова пустота, снова тишина и какой-то тихий вибрирующий звук в ушах. Том посмотрел в сторону противоположной двери и прикусил губу. Они уже открыли клуб. Уже начали спускать клетки с другими «рабами». А он опять сидит здесь и скучает. Нет, ему не хотелось обратно, не хотелось, чтобы на него пялились разные богатые убл*дки, которые готовы заплатить миллионы, чтобы поглазеть на таких как Том. Ведь это был самый лучший клуб в Берлине, который имел право на показ живых людей. Всех это забавляло, радовало, они веселились и совершенно не замечали, как эти самые люди в клетках смотрят на них с тоской и усталостью. Для аристократов это просто мусор, ничтожество, мерзость. Они не достойны свободы и могут покинуть свои клетки лишь в том случае, если за них заплатят огромную сумму денег. А так они просто собственность владельца. Просто пленники своей судьбы и игрушки в руках богатых развратных личностей.

(Саундтрек: MATT – demon vo mne)

***

- Кристиана!!!

Громкий звонкий голос эхом прокатился по пустому дому, отскакивая от разных стен и всевозможных предметов. Сразу же послышались быстрые шаги по лестнице, и уже через несколько секунд дверь комнаты распахнулась, показывая вид на женщину лет тридцати пяти со светлыми растрёпанными от долгого бега волосами в фирменной одежде домработницы.

- Вы звали, Гер Трюмпер? – трясущимся голосом спросила она.

- Что это?! – парень ошарашенно повернулся к ней, показывая белоснежную рубашку на вешалке, на которой красовалось большое тёмное пятно. – Я же собирался надеть это сегодня!

- Я… - Кристиана испуганно заметалась, совершенно не зная, что сказать, ведь вчера вечером она самолично положила чистую рубашку на его кресло. – Я не знаю…

- Что значит это твоё «я не знаю»?! – завопил он. Так и не дождавшись ответа, парень нервно выдохнул и заорал с новой силой. – Убирайся отсюда!!! – он бросил рубашку в сторону девушки, которая от испуга в мгновении ока скрылась за дверью. – Дьявол!

Он схватил стул и со всего размаху бросил в стену – тот отлетел от неё и с грохотом покатился по полу. Трюмпер медленно подошёл к кровати и опустился на самый край. Закрыв лицо руками, он попытался успокоиться. Его чёрные короткие волосы чуть спали на лицо, закрывая часть щёк и лба, помятая ото сна футболка сейчас выглядела довольно ужасно и казалась какой-то бесформенной тряпкой, а пальцы с аккуратным чёрным маникюром начали подрагивать. Парень вздохнул и задумчиво поднял голову в сторону окна. Последнее время он часто срывался из-за всяких мелочей, из-за пустяков и безысходности. Он просто не знал, что ему делать дальше, не знал, как управляться со всем наследством, не знал больше ничего.

Билл ещё раз вздохнул, подошёл к зеркалу и облокотился руками о гладкую зеркальную поверхность, откуда на него смотрел высокий немного бледный девятнадцатилетний парень с лёгкими отметинами на щеках от подушки, оставшиеся после сна. Его карие глаза упали на прикрепленную к зеркалу бумажку, где его ровным почерком было написано: «14:30. Похороны отца».

Билл собирался надеть специально эту белоснежную рубашку с костюмом, чтобы хотя бы раз в жизни угодить папе, который никогда не хотел принимать его стиль в одежде. А теперь, когда единственная вещь в этом доме была испорчена, ему придётся снова надеть чёрные джинсы, футболку и кожаную куртку.

Билл печально отвёл глаза в сторону и взглянул на часы. 10:45. Уже совсем скоро… осталось чуть-чуть.

Встретившись со своим отражением взглядом, парень понял, что глаза его двойника блестят от слёз, которые так и не смогли вырвать наружу. Он отошёл от зеркала и подошёл к окну, до конца распахнув одним резким движение шторы. Солнце ярким диском поливало улицы своими лучами. Лето. Жаркое лето порой так сильно убивало его душу, оставляя там едкий отпечаток своих пальцев.

А по ночам ему снился дождь. Сильный ливень с громом и молниями. И такое чувство одиночества порой наваливалось на него в те моменты, когда парень просыпался, когда понимал, что что-то в его жизни не так. Что могло бы быть всё по-другому. Но привычный ритм дня поглощал его полностью, заставляя забыть всё то, что преследовало его по ночам.

А теперь, когда его единственный родной человек так нагло оставил его в этом ужасном мире, Билл просто не представлял, как справится в одиночестве.

Его такие робкие попытки выжить в этой пустоте совершенно не имели никакого смысла и даже, порой, заставлял смириться с поражением. Жить дальше, забывая прошлое, которое он и так смутно помнил – это всё, что ему оставалось.

Парень безразлично скользнул по пустой комнате, вспоминая разные моменты своего детства. Вот они с отцом впервые купили белоснежный рояль, который сейчас стоял в углу комнаты, одиноко напоминая о тех моментах, когда папа его учил различать ноты. Билл давно не играл на нём, не сочинял мелодии, не прикасался к уже покрывшимся пылью клавишам. Он уже забыл звук этого инструмента – жуткая реальность вырвала его из детства в пятнадцать лет. Тогда он впервые почувствовал боль и разочарование. Девушка, которой он всегда играл по вечерам, прямо в лоб объявила ему о том, что он ничтожество, и она его бросает. С тех пор Билл больше никому и никогда не играл. Принципы и обида.