Getting my demons out (СИ)

Рука сжимается в волосах, и Луи резко бьёт парня затылком о стену. Он слышит крик, переходящий в несдерживаемые рыдания, что ласкают его слух, подобно музыке.

Томлинсон пока не чувствует удовлетворения, но уже скоро, он знает, мальчишка будет страдать за свои грубые слова о нём, доставляя истинное удовольствие.

— Ещё не вспомнил? Там было что-то о том, что я гей, — Луи делает вид, что пытается вспомнить. Он приподнимает лицо вверх, задумчиво постукивая себя пальцами по подбородку. Подросток старается дышать сквозь рыдания, захлёбываясь и задыхаясь, но этого недостаточно. Нужно больше ужаса. Луи больше никогда не хочет слышать издёвки над собой или своей ориентацией.

Лёгкий кивок, и парни медленно опускают перепуганного подростка вниз. Он сдирает спину о выступы в кирпичной стене, его губы трясутся, а постоянные всхлипы и залитый слюной подбородок уже порядком подточили и без того некрепкое терпение Томлинсона.

Он медленно опускается одновременно с парнем, глаза в глаза, не желая упускать ни грамма страха, собирая его с подростка, словно живую воду из заколдованного родника, по капле. Майкл вытягивает руку поперёк груди рыдающему пареньку, с силой прижимая его к стене. Но тот ослаблен рыданиями настолько, что уже не смог бы, даже если бы захотел, сделать хоть что-то. Он только повторяет «ЛуинетЛуипожалуйста» и обливается слезами.

Стэн достаёт из рюкзака бутылку водки, ловко подкидывая и прокручивая в руке. Он открывает крышку и опрокидывает в себя содержимое. Луи не нужно смотреть ему в глаза, чтобы понять, что лучший друг нервничает. Слишком мягкий. Луи тоже когда-то таким был. Но за последний год он понял, что ничто не даётся тебе в руки просто так. В мире нет ничего твоего. Всё, что ты хочешь, всё, что тебе необходимо, ты должен отобрать, завоевать, присвоить. И Луи берёт, со всей возможной жестокостью, задвигая милосердие и доброту на задворки сознания, хороня её под плотным слоем тьмы. И Стэн поймёт. Однажды.

Луи чиркает зажигалкой, высекая огонёк и поджигая кончик своей крепкой сигареты. Он затягивается, не отрывая задумчивого взгляда от парня напротив, играет с ним в молчаливые гляделки. Достаточно долго, что успевает сделать несколько глубоких затяжек, практически докуривая сигарету до фильтра.

Стэн, наконец, набирается достаточно смелости, вернее, набирается достаточно алкоголя, который даёт ему фальшивую силу. Но Луи это устраивает, потому что друг стягивает кроссовок с подростка как раз вовремя — сигарета дотлевает в длинных пальцах Томлинсона.

— Ты сказал, что я ёбаный пидор. И это было твоей первой и последней ошибкой, — тонкие пальцы крепче сжимают сигарету, поднося её к голой ступне.

Подросток замирает от ужаса, буквально перестаёт дышать, но Томлинсон слышит хриплое дыхание. Оно не принадлежит никому из его парней. Луи поднимает голову и встречается взглядом с идеально-зелёными глазами, которые рассматривают сцену с лёгким испугом и недоумением, но без должного трепета. Луи с вызовом приподнимает бровь, глядя на незнакомца, и прижимает сигарету к ноге подростка. Парень заходится в отчаянном крике от страха, который перерастает в гортанный вопль боли, когда горячий кончик прожигает кожу, обугливая её. Нервные окончания разносят эти мучительные ощущения по всему телу. Подросток выгибается, визжит, когда две пары сильных рук скручивают его на земле, а Томлинсон смотрит скучающим взглядом на незнакомого мальчика, что сжимает лямки рюкзака чуть сильнее, но не отворачивается и не бежит. Почему он не бежит?

Рука Луи не дёргается. Ресницы не трепещут. Безжалостный — вот слово, которым можно описать его в этот момент. Луи продолжает смотреть на незнакомца, когда подросток под ним хрипит, едва дёргаясь, а потом и вовсе теряет сознание. И только тогда Томлинсон поднимается, всё также глядя прямо в глаза застывшего в переулке мальчика.

Кудрявый медленно вдыхает воздух, втягивая его через нос — Луи отчётливо видит в сгущающейся темноте каждое движение мимических мышц на его лице, а потом плечи немного распрямляются и худое тело подростка приходит в движение. Он опускает глаза вниз, глядя только под ноги, и обходит Луи по приличной дуге, задевая плечом противоположную стену проулка. Томлинсон не спускает хищного взгляда с хрупких плеч и узких ног, затянутых в обычные синие джинсы. И прежде чем скрыться за поворотом, мальчик оборачивается, посылая Луи ещё один отрешённый взгляд. А Томлинсон лишь задумчиво прикусывает нижнюю губу.

Интересная реакция.

***

Тени отнятых жизней кружат вокруг Гарри всю дорогу, молочно-белые, как опаловое стекло, они шепчут обвинения ему на ухо своими призрачными голосами, не позволяя расслабиться ни на секунду. Несколько утомительных часов в автобусе и ещё столько же в вагоне поезда — Гарри, словно кролик, петляет и путает следы. Он думает лишь о том, чтобы убежать и спрятаться.

А потом, уже на подходе к своей новой квартире, в переулке, Гарри натыкается на него. Светлые глаза странного сизого цвета и рука с зажжённой сигаретой у ступни заплаканного мальчика. Гарри смотрит во все глаза, тяжело дыша и сглатывая вязкую слюну, не решаясь прервать это отвратительное пугающее зрелище, возвращающее его во тьму. Пронзительные глаза смотрят словно в самую глубину, в душу, выворачивая её наизнанку вместе со всеми грязными и опасными секретами под аккомпанемент гортанных криков. Несколько секунд длится это статичное безумие, когда Гарри не может моргнуть, вздохнуть, вскрикнуть. Не от страха, нет. Он заперт внутри оцепеневшего тела, и всё, что существует в его Вселенной — глаза цвета ягодок годжи, а на языке их вкус, немного сладкий, терпкий, с кислинкой.

Но настоящее возвращается внезапно, оглушая громкой волной образов, в которой тонет цвет необычных глаз. Гарри втягивает воздух через нос, моргает и просто проходит мимо, глядя только себе под ноги. Он дрожит внутри, когда чувствует ввинчивающийся в спину взгляд, и решается обернуться, прежде чем покинуть переулок — парень с сигаретой смотрит на него. Но Гарри делает ещё шаг, оставляя его позади, и только тогда, скрывшись за поворотом, срывается на бег.

Он бежит до самой квартиры. Бежит не от страха. От волнения. Эмоции внутри него бурлят, когда он жмурится, отгоняя от себя воспоминания и мысли. Он бросает рюкзак на пол, тщательно запирает дверь и, не раздеваясь, заваливается в кровать.

— Внешняя шелуха, — шепчет Гарри себе под нос, засыпая, а в голове тонкие пальцы с зажатой между ними сигаретой и громкий крик боли. Но Гарри не верит этому видению.

Гарри слишком хорошо знает лицо жестокости.

Это не оно.

========== Ближе ==========

Кап. Кап.

Капли с громким стуком ударялись о пол. Слишком громким. Этот звук эхом разносился по всей комнате, оглушал, проникал в сознание, разъедал его.

Кап. Кап.

Капли окрашивали светлый пол в отвратительно красный, багровый, собирались в лужу, намереваясь затопить собой всю комнату, а Гарри не мог оторвать взгляд от своих рук. Кровь медленно стекала по ним, рисуя удивительные узоры на бледной коже, собираясь на кончиках пальцев, легко соскальзывая с них.

Кап. Кап.

Звонкий смех заставил парня вздрогнуть, а его губы тут же прошептали:

— Мама.

Смех, такой искренний, весёлый. Живой. Он разливал по телу давно забытое чувство покоя, безмятежности, защищённости, даря необходимое тепло. Он дома.

Гарри оставлял кровавые следы, медленными шагами направляясь к женщине, которая стояла в другом конце комнаты, опустив голову. Её лицо было скрыто в тени, а он так хотел разглядеть его, ведь начал забывать.

— Мама.

Голос прозвучал встревоженно, но он не сразу догадался почему. Гарри протянул женщине руку, но она стояла, не шелохнувшись. Становилось всё холоднее и холоднее с каждой секундой, с каждым тяжёлым вздохом, болью отдающимся в груди.

— Мама…

Женщина резко подняла голову, а Гарри с трудом подавил в себе крик отчаяния, до боли стискивая свои волосы в руках.