Getting my demons out (СИ)

Та драка произошла во вторую неделю сентября. Старшая школа только началась, и не все успели адаптироваться к новым правилам поведения. Но были те, кто схватывал витающие в воздухе тенденции гораздо быстрее. Дональд, темноволосый и темноглазый парень с ярко выраженной африканской кровью, был новеньким в классе Гарри. Дон — так прозвали его ребята. Он сразу понял, что уважение и популярность проще всего завоевать через унижение слабого. И его собственный выбор, а может, это был случай, пал на Стайлса. Они столкнулись в холле у шкафчиков. Тогда Гарри был другим: спокойным и уверенным в себе, Гарри ничего не знал о тьме. Он не знал о том, что может случиться с окружающими по его вине. Поэтому Стайлс язвительно ответил на выпад в свою сторону, за что и получил по лицу. Дональд заставил его умыться собственной кровью, а Гарри даже не удалось достойно ответить: он был слишком слаб, чтобы соперничать со спортивным высоким парнем.

И Дон стал первым. Гарри очень хорошо запомнил ужас, с которым осознал, что эта смерть на его совести. Первая и последняя драка в его жизни.

Он моргает, возвращаясь в настоящее, и переводит взгляд на Луи. Заинтересованные насмешливые глаза пристально изучают каждую эмоцию на его лице. Луи изучает его. А Гарри лишь надеется, что разочарует, что тот найдёт кого-то интереснее. Гарри просто боится, что Луи умрёт.

— Смотри-ка, сегодня ты вернулся в реальность сам, без посторонней помощи, — Томлинсон хмыкает и машет кому-то за спиной Гарри.

Они выглядят весьма странно, сидя вот так, втроём, за одним столиком в школьной столовой. Светлый во всех смыслах Найл, спортсмен и примерный ученик, честный и уверенный в себе; жестокий Томлинсон, с его горящим взглядом, что прячет проницательный ум за маской ярости и чёрным платком; и Гарри, измученный собственной жизнью и чужими смертями. Головы учеников поворачиваются время от времени, они кидают короткие заинтересованные взгляды, едва слышно шепчутся и всё больше недоумевают: что общего у этих полярно разных парней.

И, кажется, лишь Томлинсону плевать на всеобщее внимание. Он продолжает буравить Гарри взглядом через стол, не отрываясь ни на секунду, даже когда Найл поднимается, вкрадчиво извиняясь перед Стайлсом за то, что уходит, оставляя его на растерзание Луи.

Но Гарри не замечает этого. Он отстранённо кивает, продолжая наблюдать за тем, как Луи поедает шоколад. Язык скользит по нижней губе к уголку рта, где остались крошки шоколадных вафель, и Гарри инстинктивно облизывает это же место собственным языком. Томлинсон, кажется, совершенно не обращает на это внимания. Он смотрит в глаза. Ждёт ответа. Но ответа не будет.

— Ты как заноза в моей заднице, Стайлс. Каждый раз, когда ты попадаешься на глаза, у меня внутри всё зудит и чешется от желания приложить тебя обо что-нибудь посильнее, — он приканчивает шоколадку, запивая её водой из бутылки Гарри.

Стайлс молча пожимает плечами, совершенно не обращая внимания на хамское отношение Луи, на его угрозы и уничтожение чужого обеда.

— Скажи мне, что делать и как вести себя. Я стараюсь не высовываться, просто с тобой не получается. Ты почему-то видишь меня.

Гарри не пытается обвинить или упрекнуть, он констатирует факт, а Луи закусывает нижнюю губу, внимательно выслушивая. Стайлс знает, этот жест выдаёт напряжённую работу мысли, когда Луи обдумывает, анализирует, принимает решение.

— Хочу знать, — произносит тот.

— Знать?

Но Луи не успевает договорить. Помощник директора требовательно машет ему, подзывая к себе. Луи закатывает глаза, поднимаясь. Они не произносят больше ни слова, и лишь на прощанье Томлинсон поддевает края подноса с так и не тронутым обедом Гарри и переворачивает его на пол. Гарри смотрит на рассыпанную по полу еду, а потом поднимает голову вверх, вглядываясь в лицо Луи. Тот не зол, и, несмотря на плотно сомкнутые бледные губы, его голубые глаза смеются, и во всей этой ситуации нет агрессии — Луи дразнится.

И Гарри медленно сползает по стулу вниз, когда Томлинсон покидает столовую, потому что он совершенно сконфужен всем тем, что происходит между ними.

***

Близняшки запрыгивают ему на руки без предупреждения, зато с громким криком. Он целует поочерёдно обе светлые макушки, придерживая девочек, обхвативших его торс ногами за талию. Луи вдыхает запах дома и семьи от их яркой детской одежды, и на невероятное, выбивающееся из реальности мгновение он счастлив.

Но потом материнский голос разбивает вдребезги стеклянное кружево его фантазий. Он поднимает голову и видит покрасневший нос, влажные глаза — мама плакала совсем недавно. Хотя сейчас её губы плотно сжаты в линию и весь вид говорит о непреклонности.

Директор выходит из кабинета на шум, создаваемый сестрёнками Томлинсон. Его губы поджаты так же. Кажется, сейчас Луи предстоит пройти через долгий и трудный взрослый разговор о его жизни.

Парень опускает сестёр на пол, здороваясь с мамой, но та лишь отворачивается, трясущимися руками сжимая носовой платок.

— Проходите, — предлагает директор Брэдли Томлинсонам, а потом обращается к секретарше. — Кортни, присмотрите, пожалуйста, за девочками.

Луи провожает взглядом сестёр, когда мисс Хитченс уводит их из приёмной, обещая, что в столовой остались бисквитные батончики. Он оттягивает неприятный момент, пока директорское терпение не лопается. Мистер Брэдли повышает голос, окликая его, и Луи, выдохнув, заходит в кабинет, хлопнув дверью.

Его мама сидит на стуле, сжав побледневшими пальцами свою сумочку, глядя только в пол, и Томлинсон чувствует вину и стыд за то, какой униженной и разбитой она выглядит. Он переводит взгляд на других посетителей и на секунду замирает — в кресле сидит светловолосый парень, которому Луи прожёг ногу сигаретой. Он неприятно ухмыляется, чувствуя поддержку своих родителей, сидящих по обеим сторонам от него. Томлинсон, не дожидаясь приглашения, садится в последний пустующий стул и закидывает лодыжку одной ноги себе на колено. Кажется, в этот раз одной лекцией не обойтись. Дело принимает серьёзный оборот.

Директор распинается, объясняя Джоанне, что в этот раз натворил её непутёвый сынок. Родители пострадавшего парня кивают, вставляя иногда оскорбления и угрозы, которые мерно пресекаются мистером Брэдли, но остаются висеть в воздухе тяжёлым облаком отравляющего яда, высасывающим из миссис Томлинсон остатки жизни. Она сжимается, и Луи видит, как мама стареет на глазах. Её лицо бледнеет, морщины проступают глубже. И Томлинсон ненавидит этого недоноска за боль, причинённую его матери сейчас.

Нет, Луи не считает ответственным за её страдания себя. Он наказал лицемера, мелкого прогнившего ублюдка, который практиковал унижения и издевательства давно, просто в этот раз нарвался на кого-то, кто смог дать сдачи. А вот то, что парнишка нашёл в себе силы пожаловаться, да ещё и явиться сюда, чтобы ткнуть в Луи пальцем — было целиком и полностью его виной. Он тогда отвлёкся на реакцию Стайлса, довольствуясь с этой мразью малым, и просчитался. Не запугал настолько, чтобы тот держал рот на замке. И теперь у Луи неприятности.

— Что скажете, мистер Томлинсон? — выводит его из задумчивости голос директора. Луи поднимает на него яркие глаза, обрамлённые длинными ресницами.

— А я ничего не сделал, мистер Брэдли.

Мать поганца картинно задыхается от возмущения, но поднятая рука директора останавливает поток ядовитых слов из её рта.

— Мистер Томлинсон, молодой человек обвиняет вас в нанесение увечий, — спокойно говорит директор, внимательно разглядывая его лицо.

— Нет, я не делал этого, — Луи настаивает на своём.

— Где вы были вечером тридцатого августа?

Луи смеётся. Прошло несколько недель, он не обязан помнить.

— Не знаю. С ребятами наверняка. Они могут подтвердить, что я не приближался к этому парню. Я даже не знаю, как его зовут.

— Конечно, они подтвердят. Они держали меня, — взвизгивает парень, и Луи скрипит зубами, обещая себе, что выбьет всё дерьмо из этого засранца самым жестоким способом. Но сейчас главное — не проколоться. Ему-то плевать, но он не хочет видеть слёзы на лице мамы.