Мое табу (ЛП)

Через три недели Джереми будет 15.

Глава 2

Джереми

Я не ем бананы не без причины.

Глядя в стол, я мечтаю о том, чтобы следующие пять минут поскорее закончились. Каждые две недели с тех пор, как мне стало четырнадцать, мама заставляет меня тренироваться надевать на банан презерватив.

Одно дело представлять, как ты занимаешься этим на уроке полового воспитания в школе, где можно поржать и поприкалываться с друзьями. И совершенно другое – делать это перед своей собственной матерью.

Красный, как самая красная пожарная машина на свете, я разрываю фольгу и торопливо раскатываю презерватив на пятнистой банановой кожуре.

Конечно же, мама обожает подсовывать мне самые мягкие и перезрелые. «Неважно, насколько трудно будет его надеть. Без защиты никакого голого танго – никогда, ни при каких обстоятельствах. Ты меня понял?»

Я понял еще в первый раз. Абсолютного унижения от того, что мама взялась во всех подробностях обсуждать со мной подобную тему, хватило, чтобы все уяснить. Но маме всегда недостаточно. Ей нужно регулярное подтверждение того, что я не забыл каким-то внезапным мистическим образом Золотое Презервативное Правило.

Когда приходит время снимать с банана презерватив, я чувствую на себе ее взгляд. Она наблюдает за мной, проверяя, все ли я делаю правильно. Мне приходится зажать колечко презерватива покрепче и осторожно стянуть его, потом завязать и бросить в мусорное ведро.

Так что – да, я не ем бананы не без причины. Мама только смеется и говорит, что это пройдет. Но я уверен, что останусь травмированным до конца своей жизни.

Банановых тортов для меня больше не существует. Отныне и навсегда.

И если бы не милашка Сьюзи – моя типа-как-девушка, – я бы, наверное, отказался заодно и от секса.

Но не откажусь. Потому что, хоть я каждые две недели и говорю папе, что ни одна девушка мне пока что не нравится – его версия лекции «Как не сделать ребенка в четырнадцать лет» сводится к совету не заводить девушку в принципе, – на самом деле мне нравится Сьюзи. Мне нравится, как она двигается. Ее каштановые кудряшки, которые подскакивают на плечах. И ее пухлая нижняя губа, которую она дает мне посасывать за столярной мастерской в школе.

В прошлом месяце от ее горячего язычка в моем ухе я спустил немного в штаны. Стало липко и чуть-чуть мерзко, и мне пришлось ходить так до самого вечера, но боже, оно того стоило.

На школьных танцах на той неделе она зашла дальше – пощупала меня, и порочная искорка в ее голубых глазах намекнула, что, возможно, мы можем зайти еще дальше…

Да, это лето будет крутым.

Как только я разберусь с последними на неделе заданиями, и школа в этом году официально закончится.

Я мою руки, и не один раз, а два, словно это каким-то мистическим образом поможет мне смыть и неловкость.

– Ох, сын, – мама подходит ко мне и притягивает меня к своему боку, – ты такая лапочка, когда краснеешь. Вылитый твой отец, каким он был в твоем возрасте.

– Это не значит, что я повторю ту же ошибку, которую сделал он, – бурчу я, беру кухонное полотенце и вытираю руки. Даже после моющего средства с яблочным ароматом мне все равно чудится запах латекса.

Я никогда не признаюсь им, но я, понятное дело, рад, что они все-таки совершили ошибку. Не родиться было бы стремно. У меня отличная жизнь.

В смысле, конечно, иногда родители меня достают. Нагружают работой по дому, заставляют делать уроки и читать минимум одну книгу в месяц, угрожая, что в противном случае они спрячут свои раздельные телевизоры – прямо вот серьезно, отключат их и уберут на чердак, – ну и, конечно, тема с бананом… однако хорошего в них тоже немало.

Папа, например, разрешает мне допоздна играть в видеоигры по пятницам и субботам, и в дни, когда завтра нет школы, а мама делает лучшие в мире чизкейки и возит в нашем фургоне половину моей футбольной команды на все соревнования вокруг города и на севере.

И у папы прикольно, потому что чаще всего там тусуется Люк, а Люка я до чертиков обожаю.

Он любит брать нас с папой во всякие места, где у нас бывают самые разные приключения. Мы ходим в походы, сплавляемся на байдарках, ездим на велосипедах и лазаем по горам… И да, он просто крутой. Вот, например, я знаю, что он за все платит сам, но перед папой притворяется, будто все стоит дешево, чтобы тот не беспокоился о деньгах. Когда я про это узнал, то пообещал не говорить папе ни слова и не сказал. И из-за этого Люк стал нравиться мне еще больше.

Но есть и другая причина, по которой мне нравится то, что у меня есть два дома и две свои комнаты… это значит, что я могу выходить сухим из воды.

Я говорю папе, что мама не против, чтобы по средам я ходил заниматься уроками к Стивену. Маме я говорю то же самое. Папа не против…

По средам мы со Сьюзи устраиваем наши типа-свидания. Чаще всего мы сидим в KFC и обжимаемся в одной из дальних кабинок. Иногда ходим в парк и зависаем за какими-нибудь кустами…

– О чем задумался, Джереми? – интересуется мама. Усмехаясь, она берет из чаши с фруктами банан и очищает его.

Я пожимаю плечами и отворачиваюсь, пока она не успела сунуть эту штуковину в рот.

– Ни о чем. Мне надо к папе. Он поможет мне с математикой.

Мама фыркает.

– Господи боже. Сэм? С математикой? – Она целует меня в висок. – Удачи, дорогой. Подвезти тебя? – Звонит телефон.

– Не, я пешком. Погода хорошая.

Мама кивает и берет трубку.

– О, привет, Дебби, – говорит она, уходя от меня в соседнюю комнату.

Я забегаю наверх и собираю рюкзак. А когда возвращаюсь, чтобы сказать маме «пока», то на полпути замираю. Из коридора мне слышно, что она понизила голос.

Я настораживаюсь, потому что в последние несколько месяцев замечал дома странные вещи. Вроде большой незнакомой футболки в стиральной машине. Или внезапно ополовиненной жидкости для полоскания рта в шкафчике в ванной…

Мне кажется, мама от меня что-то скрывает. И я отказываюсь признавать, чем оно может быть. Если оставаться достаточно неосведомленным, то ничего не случится. И в моей жизни не произойдет никаких неожиданных больших перемен.

Хоть мне и не хочется знать, о чем она говорит, я прислушиваюсь. Хочу устоять, но не могу.

И облегченно сглатываю, когда понимаю, что она всего-навсего сплетничает обо мне.

– Да, у Джереми все хорошо. Но сама понимаешь, наступил такой возраст… – Она смеется. – Именно. Знаешь, иногда мне хочется, чтобы он оказался геем. Просто чтобы не бояться, что от него кто-нибудь залетит. Так мне точно было бы намного спокойнее.

Сначала я хмурюсь.

Но потом колесики у меня в голове начинают вращаться, и все секреты оказываются забыты, потому что… как же я теперь ухмыляюсь. Я закидываю рюкзак подальше за спину, а затем, стараясь топать погромче, заворачиваю за угол гостиной. Мама сразу же замолкает.

– Сын, ты уходишь?

– Ага. – Я машу ей и сваливаю.

Я использую двадцать минут дороги до папы, чтобы созвониться с людьми. Сначала я набираю Сьюзи. Узнаю от нее, что в среду, в последний день школы, Саймон устраивает вечеринку у себя в гараже. В ее голосе звучит хрипотца, и я даже не задумываюсь каким образом, но просто обещаю, что буду.

Потом звоню своему лучшему другу Стивену.

– Что? – отвечает он.

– Мне нужна твоя помощь, – говорю я. Пересказываю свой план, и он тут же бросает трубку. Я хохочу. Я знаю, Стивен все равно согласится.

Через неделю я приведу свой план в действие.

Глава 3

Люк

Звучит глупо – особенно из уст мужчины тридцати шести лет, – но я боюсь вновь сказать своему соседу «привет». Меня не было всего лишь шесть месяцев, но по ощущению эти шесть месяцев продлились целую вечность.

Как говорится, что имеем – не храним, потерявши – плачем. Вот, что творилось со мной в Окленде. Шесть месяцев в коробке с потерянными вещами. Вот почему, зайдя к себе, я не могу даже посмотреть на дом Сэма.