My kind of love (ЛП)

Это Себастиан знал и без него.

Кое в чём, однако, Кейл ошибался. Ничего он не выиграл. И ничего не выиграет до тех пор, пока не сумеет понять, что в действительности чувствует к Курту, а затем сказать ему об этом.

Не обращая больше внимания на Чендлера, он поспешил к своей машине, и, вскочив внутрь, помчался к Далтону.

Ему нужно было найти Курта. Потом он поймёт, что делать. Что сказать.

Но, когда он добрался до Далтона, нашёл только обалдевшего Трента, который сообщил, что Курт вернулся к себе домой на выходные.

Не оставив ему ни сообщения, ни чего-либо другого.

И Себастиану опять приходилось справляться со всем этим в одиночку.

XXXXX

В субботу утром Себастиан проснулся, но было бы более правильным сказать, что он просто встал с постели, учитывая, что всю ночь Смайт не сомкнул глаз, не в силах избавиться от одной навязчивой мысли.

Ему необходимо было поговорить с Куртом.

О них двоих. О том, кем они были друг для друга, и кем им суждено было быть.

К несчастью, решиться на это и сделать это оказалось для него далеко не одним и тем же.

У него не было телефона или компьютера, чтобы связаться с ним, и даже когда он пытался позвонить с телефонов их товарищей, Хаммел всё равно не отвечал, вероятно, догадываясь, что это может оказаться он.

О том, чтобы заявиться к Курту домой в субботу, и речи идти не могло.

Для начала, он не знал даже адреса, потому что ни разу не согласился пойти с ним на традиционный ужин в пятницу вечером, несмотря на то, что Курт неоднократно приглашал его, боясь, что это могло придать их отношениям слишком интимный характер… как в настоящей паре.

Проблема, впрочем, была не в этом, потому что он был уверен, что даже если бы знал адрес, всё равно не смог бы войти в дом Курта.

Его отец никогда не работал в выходные, и часто его брат Финн тоже крутился поблизости вместе с этой занудой Берри, его девушкой. И горькая правда была в том, что никому из них он не был слишком симпатичен. Возможно, Бёрт делал ему небольшую скидку, доверяя суждению сына, но только потому, что Курт, разумеется, не сказал ему ничего о том, каков в действительности был характер их связи, и он считал, что они только друзья. В противном случае, Себастиан был убежден, а вернее, просто знал, что Берт четвертовал бы его… медленно. Очень-очень медленно.

Хаммел-старший всё ещё ждал возвращения Блейна, и не скрывал этого.

И было чистым безумием, если задуматься, что нематриальное присутствие бывшего, останавливало его даже в тот момент, когда, наконец, он осознал. Многие вещи. Все те, что не понимал раньше.

Осознание пришло в ту бессонную ночь.

И оно не принесло с собой ни радости, ни облегчения, а одну только злость.

На собственную глупость. На собственную слепоту.

И на то, что опирался на воспоминание об Андерсоне, и на тот факт, что Курт не забыл о нём, используя это в качестве оправдания, лишь бы не предпринимать ни малейших усилий, чтобы заменить его в сердце Курта.

И не потому, что Себастиан не знал, как любить, или не хотел любить.

А из грёбанного страха.

Из страха открыться кому-то, кто может ранить тебя просто… любя. Просто потому, что ты его любишь.

Да, в конце концов, он понял, что всегда любил Курта.

Значит, он рисковал потерять парня, которого любил.

Рисковал потерять его, потому что тот имел смелость, которой ему самому не хватало.

Рисковал потерять его, потому что думал, что не умеет любить. Но на деле любил. Просто боялся этого.

Потому что, когда любишь, остаёшься беззащитным, а когда ты беззащитен – тебя могут ранить.

И это больно.

Себастиан начал свою безумную гонку, едва поднявшись с постели и одевшись. Он бросался в каждое место, где думал, что сможет найти Курта в субботу утром. Музыкальный магазин, Lima Bean, мастерская его отца, торговый центр Лаймы.

Он метался по всем этим точкам без остановки, забыв о еде и питье, и стараясь не думать.

Он мчался наперегонки со временем, прекрасно зная, что, вероятнее всего, единственное место, где мог действительно найти его, было также единственным местом, куда вход ему был закрыт, только потому, что он не хотел быть его парнем, а Курт не приводил в дом кого-то, кто им не был.

Идиот.

Он был полнейшим идиотом.

Он смог вздохнуть полной грудью только тем вечером, когда, сидя в машине напротив Lima Bean, ожидая, надеясь и молясь, что Курт придёт туда, получил сообщение от Хантера, который сообщал о том, что Хаммел заехал в Далтон, чтобы взять кое-какие вещи, зная, что его там нет.

«Задержи его», – написал Себастиан в ответ. – «Задержи его, и я сделаю всё, что хочешь».

И он снова погнал машину.

Он гнал с такой скоростью и так безоглядно, что дважды чуть не попал в аварию и получил штраф.

Но ему было всё равно.

Когда он пришёл в академию, то не обратил внимания ни на кого, кроме Хантера, который с загадочной улыбкой направил его на крышу общежития.

Себастиан ни разу за весь день не посмотрел на часы. Он не сделал этого и когда поднимался по лестнице бегом, перепрыгивая через ступеньку, и услышал бой часов на колокольне старого здания школы Далтон.

Он знал, что была ночь, разумеется.

Но понял, как уже на самом деле поздно, только когда подошёл к двери, ведущей на крышу и, распахнув её, оказался прямо перед Куртом, сидящим на карнизе, который, обернувшись к нему, сухо сказал:

– Полночь. Ты победил, – и в его голосе прозвучала такая печаль, что сердце Себастиана разбилось надвое.

Да какое ему дело было до какой-то дурацкой победы сейчас!

Ему было плевать на выигрыш, если на кону стоял риск потерять того, кого он любил. Поэтому…

– Я люблю тебя, – сказал он. Прежде чем успел задуматься над словами. Прежде чем успел понять, что это было именно тем, что он действительно чувствовал. Он открыл рот и произнёс эти три коротких слова, которых так боялся.

Это не было проходным «Я люблю тебя». Это было «Я люблю тебя», что услышишь редко. Прочувствованное. Настоящее. «Я люблю тебя» не надуманное и не произнесённое в расчёте получить что-то.

Это было «Я люблю тебя» того, кто отдался, наконец, чувству, которое испытывал уже давно.

Это было «Я люблю тебя» того, кто понял, что иногда открыться перед другими, делало тебя, скорее, более сильным, нежели слабым.

Это было «Я люблю тебя» того, кто говорит, зная, что чувствует именно это. Любовь.

Себастиан не ощутил себя свободным после того как сказал это. Но не почувствовал себя и закабалённым. Не почувствовал себя победителем, но и не побеждённым.

Однако… он почувствовал себя счастливым.

Почувствовал облегчение.

Он почувствовал себя, наконец… собой.

Он не позволил себе остановиться, под поражённым взглядом Курта, который смотрел на него с открытым ртом, а подошёл ближе и, взяв его за руки, продолжил:

– Я не умею говорить правильные слова, но если тебе нужны они, чтобы понять, что я чувствую, хорошо, я скажу их. Если хочешь подарков, я забросаю тебя ими. Если хочешь кольцо, я куплю тебе самое огромное, какое только смогу найти в этом дерьмовом городишке. Если хочешь называть меня своим парнем, можешь делать это… Я твой парень. Всегда им был, Курт. Чёрт… называй меня хоть киской и любым приторным прозвищем, которое тебе по вкусу, лишь бы Хантер не услышал, иначе он меня со света сживёт своими остротами. Но не убегай, Курт. Не уходи от меня. Не делай этого только потому, что я не идеальный бойфренд из любовного романа. Я… я не могу им быть, окей? Мне не по нраву все эти розовые слюни, это не мой стиль. Рано или поздно, я облажаюсь… больше того, наверняка, я не раз напортачу по-крупному. Но всё, что я говорю, всё, что делаю… я говорю и делаю это от сердца. В этом ты можешь быть уверен. Я хочу тебя. Я… я тебя люблю. Поэтому, если для того, чтобы быть с тобой, я должен стать другим, что ж… я им стану. Ты просто должен дать мне время, и иметь терпение.