Прикоснуться к тебе (СИ)

Я не хочу подходить ближе, не хочу дышать этим воздухом. Но меня останавливает женский крик.

— Кто-нибудь! Умоляю, помогите!

Что у нее случилось? Вроде ожогов на ней не видно. Женщина лет тридцати в домашнем халатике и босиком.

— Там остался ребенок! На втором этаже!

Она кидалась к мужчинам, что не проявляли особого желания возвращаться в этот дом. Многие качали головой. Однако самое страшное ждало меня впереди.

— Дождемся спасателей.

Это было последней каплей. Все мысли в один момент унеслись из моей головы, а ноги сами понесли меня к двери. Я бежал и знал, что если остановлюсь сейчас, никогда не смогу себя простить. Из-за такого человека когда-то сломалась моя жизнь, и если я смогу вытащить ребенка из этого дома, я смогу…

Мысль оборвалась, как только я переступил порог. Везде был огонь. Легкие сводило от дыма, а глаза под очками слезились. Я приказал себе идти вперед. Как можно быстрее, нужно идти как можно быстрее.

На втором этаже все, казалось, было в разы хуже. Кислорода не было совсем. Я хотел позвать, хотел закричать, но при попытке что-то сказать, я закашлялся от очередной порции дыма в легких.

Я зашел в одну из квартир, зажимая рот и нос собственным пальто. До моих ушей донесся детский плач откуда-то слева. Там был коридор и закрытая дверь в самом его конце.

Я понесся к ней, уворачиваясь от летящих кусков горящих обоев. Я хотел открыть дверь, но обжег руки о металлическу ручку.

Так что, разбежавшись, я выбил эту треклятую дверь, сильно приложившись плечом. Пальто на этом месте порвалось вместе со школьной рубашкой. От плеча по руке прошла волна боли. Я кое-как смог различить на руке кровь.

На кровати, завернувшись в одеяло, сидела девочка лет трех и плакала. Я, будучи не в состоянии объяснять ситуацию, подхватил этот одеяльный кокон на руки и понес прочь из этого дома, стиснув зубы и пытаясь терпеть боль в плече.

Из здания я практически выползал. Дышать было ужасно тяжело, да и нести на ослабевших в один момент руках девочку было занятием не из легких.

Люди у дома встретили меня криками. Кто-то хлопал в ладоши, кто-то крутил пальцем у виска. Я почти ничего не видел, стекла очков запачкались и запотели. На улице снова шел дождь.

У меня забрали ребенка, а самого усадили в машину «скорой». Раздели, осмотрели, что-то спрашивали в процессе наложения повязки на плечо. Привезли в больницу на рентген, снова что-то говорили, что-то про шок и состояние моего плеча, а я невнятно отвечал, и с моих губ срывались тихие, несвязные слова.

Меня отпустили домой, сказав, что если мне станет плохо, срочно позвонить в больницу. Я понял, где все это время находился, и вздрогнув, поспешил уйти.

Дождь все не кончался. Скатывался по лицу и падал тяжелыми каплями с волос.

В мыслях не было совершенно ничего. Я словно выпал из реальности. Было плохо, хотелось плакать, и в итоге редкие слезы смешивались с дождем.

Зачем я туда поперся? Все было бы…а как бы было, не бросься я в тот дом? Я спас жизнь маленького человека и горжусь этим.

Должно быть я был слишком самонадеян. Я думал, что такого рода происшествие на меня не повлияет, но сам не знал, насколько заблуждался. Я такой слабый. А еще дурак.

Я подходил к своему дому, параллельно расстегивая пальто. Хотелось охладиться.

У самого подъезда я увидел высокую фигуру. В голову ударили мысли о том, куда я должен был идти. Но это не вызвало должных эмоций. Я лишь немного замедлил шаг, думая, смогу ли что-нибудь ему сказать.

— Никит? Где ты был? Я тебя уже час жду… Что с тобой?

У меня что, все на лице написано? Ну отлично, сейчас он докапываться начнет.

Мне плевать на то, что он сейчас скажет. Я просто подхожу и утыкаюсь лицом ему в район ключицы. Он холодный и пахнет сигаретами. Плечо отдает болью. Я уже не сдерживаю слезы. Мне страшно, и я хочу, чтобы меня утешили.

— Ш-ш. Малыш, что такое?

Одна его рука на моей талии, вторая гладит меня по волосам.

Нет, я не смогу сказать ему и слова. Их словно выкачали из моей головы. Я могу только всхлипывать и шмыгать носом, прижимаясь к Кастрову сильнее.

— Ты замерз. Пойдем домой.

Я только киваю, медленно идя за ним. Словно в трансе, я открываю дверь и поднимаюсь на свой этаж, прохожу в квартиру, а после в комнату. Тихо вскрикиваю, когда Кастров снимает с меня пальто, задевая плечо. Он останавливается, внимательно смотрит мне в глаза, и, должно быть, поняв меня, начинает делать это нежнее.

Да, врачи были правы, я действительно в шоке. В здравом уме я бы не позволил Кастрову просто так меня раздевать.

Левое плечо болит, на правом лежит его теплая рука. Он снимает с меня рубашку, оставив меня только в джинсах.

Какое-то время он молчит, просто смотрит на меня. И у меня мурашки бегут по коже от этого его взгляда.

— На тебе лица нет.

Я бы на тебя посмотрел.

— Снова злишься?

Я что, сказал это вслух?

Он сжимает мою ладонь, кожу обжигает. Следы от ожогов горят. Отдергиваю руку.

Мне нужно сказать ему что-нибудь. Давай, Ник, возьми себя в руки.

— Не…

Он поднимает взгляд от моих рук и смотрит в сторону двери. Он что, собирается уходить?

— Не оставляй меня одного.

Сапфировые глаза расширяются. В них удивление и непонятная мне радость. Вижу, что он хочет кинуться ко мне, задушить в объятиях, или того хуже — поцеловать. Но он не двигается с места.

Мы сидим на кровати и смотрим друг на друга как два идиота. Пальцы Кастрова лежат в моих ладонях, и я не могу отнять руки. Мне станет плохо, если я перестану чувствовать его тепло.

Постойте. Что это за чертовщина? У меня в груди как будто кто-то работает отбойным молотком. И больно, и почему-то приятно. Как-то непонятно тепло. Я хочу, чтобы этот миг не кончался. И Андрей думает точно так же.

— Ник?

— М?

Отвлекаюсь от мыслей о самопознании и переключаюсь на Кастрова.

— Знаешь, я…когда я сейчас тебя увидел, я понял, как сильно на самом деле переживал. Я пытался выкинуть тебя из головы весь этот год, но не смог. Я…я люблю тебя.

Снова заглядывает в глаза, сволочь. И его, такие искренние и честные. Ну что, я тоже могу быть честен.

— А я не знаю, что чувствую к тебе. Но могу заверить, мне по крайней мере не все равно.

Я не хотел продолжать разговор, так что принял горизонтальное положение так быстро, как смог.

Хотелось отвернуться от него, но не позволило больное плечо.

Вот, какой я на самом деле. Слабый. Не могу совершить поступок без последствий. Захотел погеройствовать, а на самом деле жаждал лишь того, чтобы понять, что я здоровый и совершенно нормальный. Не понял. Осознать мне удалось совершенно обратное.

И уже успевшие стать ненавистными слезы катятся по щекам. Я закрываю глаза, но это не помогает.

— Ш-ш…

Чужая рука у меня в волосах и тепло где-то совсем близко. Приоткрываю один глаз, картинка расплывается, но я все равно вижу его. Лежит рядом и нежно гладит меня по голове. И мне хорошо, становится так спокойно и тепло.

С меня снимают очки, я снова закрываю глаза, на этот раз почти сразу проваливаясь во тьму.

========== 2.Часть 15. ==========

Комментарий к 2.Часть 15.

Неприлично долго автор трудился над этой главой. Надеюсь, что не напрасно. Комментируем, оцениваем, наслаждаемся)

Слышали выражение «беда не приходит одна»? Так вот, оно правдиво. Мало того, что я чувствовал себя нереально плохо, мне снова начали сниться кошмары. Были огненные коридоры, горящие руки. И лица. Все как одно — жутко страшные, все в ожогах, с выгоревшими глазами и иссушенными языками. Ужас.

Однако я был рад тому, что вскоре после начала очередного ужастика я проснулся от телефонного звонка.

Я лежал на кровати на правом боку. Прямо передо мной лежал телефон. Я хотел поднять левую руку, но очень быстро об этом пожалел. Руку обожгло болью, от плеча до самой кисти словно прошел разряд тока. Больно-то как…