Bittersweet (СИ)

Окажись Ромуальд рядом, сумел бы удержать Илайю. Перехватить его в коридоре, на выходе, пережить скандал, вынести меткий удар, нанесённый не вдруг, а вполне закономерно, прокушенную губу и оскорбления. Он бы вынес всё, но не отпустил Илайю в одиночестве, особенно после такого послания, предвещавшего крупные неприятности.

Догадка накрыла его стремительно.

Вспыхнула в мозгах и не погасла, а только сильнее разгоралась, заливая всё ярким светом. Он должен был догадаться об этом раньше.

Чем ближе к ресторану, тем выше шанс оказаться правым, а не ткнуть пальцем в небо…

Илайе всегда казалось, что такое бывает только в фильмах не самого высокого качества. Преимущественно в боевиках, герой которых крут настолько, что укладывает огромное количество людей одной левой, умеет управлять самолётом, вертолётом, катером, обязательно владеет целой тьмой боевых искусств, стреляет с двух рук и спасает мир от апокалипсиса.

В перерывах, отдыхая душой, он методично имеет роскошную блондинку, попивает коктейли и, несомненно, активно занимается самолюбованием. Такие кадры не могут не любить себя.

Это их машины тормозят с диким визгом, дверцы распахиваются, потенциальная жертва оказывается схвачена за руку и втянута внутрь салона. Это они появляются так зрелищно и перетягивают всё внимание на себя. Они, а не сыновья известных продюсеров, которым по закону жанра предписывается прожигать жизнь на вечеринках, а не таскаться по подворотням, вылавливая неудачливых любовников, купленных им сёстрами. Так и хочется добавить ядовитым тоном слово «милосердными», но Челси этим качеством характера была обделена, потому к ней оно приклеиваться не желало никоим образом.

Илайя был уверен, что этот день станет последним в его жизни.

Илайя был уверен, что сегодня бесславно закончит дни своего существования рядом с баром, когда увидел летящую на него машину, но всё оказалось совсем не так, как представилось изначально.

Поддельное удостоверение делало своё дело, алкоголь ему продавали без разговоров, спиртное лилось в глотку, только вот легче не становилось. Тугой ком в горле как был, так и остался, никуда с места не сдвинувшись. В голове пустота не возникала, слова Челси с каждым глотком всё глубже входили в мозг, обустраиваясь там на постоянное место жительства. Отвращение к своей персоне становилось сильнее, хотелось пожалеть себя, а потом пойти домой, проспаться, принять таблетку от головной боли и больше никогда не вспоминать о семейке Ромуальда. И о нём тоже не вспоминать, потому что, глядя этому человеку в глаза, каждый раз будешь окунаться в чувство вины, уподобляясь котёнку, которого тыкают носом в лужицу, соверши он оплошность и пописай мимо лотка. Кричать и брыкаться, чувствуя, как твёрдая рука сжимает шкурку, а в нос ударяет стойкий запах аммиака.

Тут-то и накрывало осознанием, что дома у него теперь нет. От квартиры он опрометчиво отказался, не оставив себе запасного аэродрома.

Отели, правда, никто не отменял. Но сама мысль, что он не имеет постоянного места жительства, заставляла горестно усмехаться и закрывать глаза, вспоминая события жизни, связанные с личностью Ромуальда. Едва ли не наяву чувствовать присутствие, сжимать в пальцах стакан с недопитым виски, понимая, что вновь хочется прижаться к Ромуальду, оказавшись в его объятиях. И, ощутив это желание, зарыдать от отвращения к себе, к своей жизни, к своим поступкам. Раньше он это отрицал, теперь приходил к выводу, что доля правды в замечании Ромуальда была.

Джулиан погиб не без участия Илайи.

Пусть он сам ничего не предпринимал, не пытался привлечь внимание Ромуальда, напротив, убеждал себя, что ничего хорошего не выйдет, лучше держаться на расстоянии – не обнимать в ответ, не позволять себе хоть как-то выразить заинтересованность в человеке, давно и прочно занятом. Пусть он старался действовать согласно своему плану. Пусть он не вешался на Ромуальда столь откровенно, как это делала Примроуз, общей картины это не меняло.

Он просто существовал, и никому эта жизнь не приносила радости.

Чертополох, растущий на окраине дороги.

Сорняк, который стоило выдрать на ранней стадии.

Лучше бы Рут сделала аборт и не рожала такое ничтожество.

Он ничего не совершал целенаправленно, но это от него и не требовалось. Всё, что можно было сделать, он уже сделал. Ответил согласием на предложение Челси, решил поиграть в войну, почувствовал себя победителем и бесславно продул.

Маленькая блондинистая сучка.

Да, именно.

Тупая сучка, которая, сама того не зная, рушила чужую жизнь. Илайе было чертовски стыдно за свои поступки перед Джулианом. Он ненавидел себя за это краденое счастье, вырванное из рук человека, отчаянно нуждавшегося в понимании, заботе и нежности, а получившего предательство и осознание, что больше нет никого, кто в нём заинтересован. Нет никого, кто смог бы отстаивать его интересы. Есть только враждебно настроенные родственники, какой-то полудурок, считавший себя везучим и насмехавшийся периодически над соперником, которого никогда прежде не видел, но почему-то считал моральным уродом. И любимый человек, который стремительно отдаляется.

– Прости меня, – шептал Илайя, сомневаясь, что кто-то его услышит.

Зная, что тот, кому адресованы эти слова, не услышит никогда. Тем не менее, с губ раз за разом срывался этот тихий шёпот. Возможно, Илайя даже проговаривал свои слова беззвучно.

Прости меня. Прости меня. Прости… Пожалуйста, прости. Если бы я знал. Если бы я только знал.

Ему казалось, что от спиртного мысли не путаются, а становятся только чище и яснее. Теперь ему жалеть себя не хотелось. Теперь он жаждал отмотать время обратно, вернуться в день, когда девушка в красном пиджаке предложила ему роль и все блага жизни. Он бы не взял карточку, предложенную ею, а оставил на столе, подарив шанс кому-нибудь другому.

Он поступил бы, как и планировал ранее, в колледж, получил профессию и отправился работать в скучный офис. И никогда-никогда-никогда не полез бы туда, где был лишним. Традиционно.

Всю жизнь, как лист, оторванный от ветки. Ничтожество, урод, потенциальный уголовник, тварь, которой нужно показать жизнь во всём её неприглядном виде. Лучше бы тогда не вышел из переулка и не добрался до больницы, предложив докторам залатать пострадавшее плечо. Лучше бы Ромуальд довёл задуманное до конца и проехался по нему пару раз, добивая и расчищая дорогу для Джулиана. Лучше бы им вообще никогда не встречаться. А мальчику из провинции не проникаться мыслями о том, что он чего-то достоин в этой жизни.

Ничего он не достоин.

Жалкое подобие человека, отыгравшее свою роль так, как того хотелось Челси. Смех, шутки, заявления о родстве душ, желание настроить его против Джулиана. И ведь получилось. К себе его Челси расположила, а к родственнику и его пассии вызвала чувства на грани отвращения. Если бы только не наблюдательность, не разговоры, к которым Илайя прислушивался, не стремление посмотреть на соперников с иной стороны, непредвзято, сыгравшие с ним злую шутку. Если бы не дурацкая симпатия к Ромуальду, сначала на уровне «приятный человек», а потом и на уровне «он мне нравится, и я хотел бы…».

Мало ли, чего ты хотел? Шавка. Безродная и беспородная.

От сигаретного дыма Илайя задыхался, а накурили в баре порядочно. Расплатившись, он вышел на улицу. Возвращаться не планировал, понимая, что идея с опьянением надежд, на неё возложенных, оправдать не сумела. Ромуальд не выветрился из головы, не превратился в воспоминания. Их история с Джулианом только сильнее доказывала, что третий участник событий был лишним. Несложно догадаться, кто именно.

«Это ты должен был сдохнуть, а он – выжить».

Да, наверное, подобный поворот стал бы оптимальным для всех.

– Сядешь в машину или нет? – спросил Ромуальд, выбираясь из салона.

– Это бессмысленно, – произнёс Илайя.

– Не знаю, что тебе наговорила Челси, но я вижу смысл во всём происходящем, а особенно в том, чтобы усадить тебя в машину и отвезти домой. Нам многое предстоит обсудить.