Там, где мы есть (СИ)

— Только почему-то все твои «люблю» всегда были адресованы Киллиану! — в глазах Роба явная усмешка, и Колин сам понимает, что ведет себя словно какая-то истеричка, но не может остановиться. — А мне ты не говорил, что любишь, ни разу!

— Разве?

— Да! — Колин лукавит, потому что отлично помнит, что Роб говорил ему свое «люблю» в полумраке гостиничного номера, когда они ездили в Лос-Анджелес на переговоры по спин-оффу.

— Да потому что я вас не разделяю! Как же ты не понимаешь, что вы для меня одно целое?

— То есть?

— Я люблю тебя в своих обеих реальностях! И мне неважно в какой из реальностей ты будешь вместе со мной, но…

— Но если бы у тебя была возможность, ты бы выбрал его, — это — не вопрос, это — утверждение. Колин выпускает руку Роба из захвата и отступает.

— Если бы ты спросил меня об этом раньше, я уверенно сказал — да, но теперь…

Быстрым рывком Колин притягивает к себе своего мальчика и не дает ему договорить, накрывая его рот своими губами, увлекая в поцелуй. Потому что понимает, что его ревность нелепа и глупа. Потому что ему на самом деле неважны никакие признания. Важно, что сейчас в эту самую минуту его мальчик с ним и хочет оставаться рядом как можно дольше.

— Господи… Что я делаю? — Колин отрывается от всегда желанных губ и шепчет в их удивленную этим порывом приоткрытость. — Прости меня. Я идиот. Вместо того чтобы обрадоваться, я… Ты мне все время твердил, что мы — это «временно», что оно вот-вот закончится, и вдруг заговариваешь о будущем… Я испугался. Мне показалось, что это все как-то связано с Киллианом, что если бы он вернулся в твои сны, то тогда бы исчез я из твоей настоящей реальности. Я знаю, что выгляжу сейчас смешно и глупо, но я все еще верю в свою версию взаимоисключения. Я хочу, чтобы Киллиан вернулся в твои сны и боюсь этого. Потому что буду вынужден делить тебя с ним. Потому что боюсь, что однажды ты выберешь его.

— А ты, Колин? Ты выберешь меня? — Робби чуть отстраняется, чтобы заглянуть в его глаза, и замечает мелькнувшее в них сомнение. — Рано или поздно тебе тоже нужно будет сделать выбор, и я боюсь, что ты выберешь не меня, — Роб даже уверен, что выбор будет не в его пользу. А еще Робби знает: все, что Колин сказал о Киллиане — правда… Он действительно тоскует по Киллиану, и ему нужно время, чтобы свыкнуться с его потерей. Именно поэтому он постарается уговорить отца подписать оба контракта — только так можно продлить их с Колином «временно». А если бы Киллиан смог вернуться, то он без раздумий выбрал бы его, и распрощался с Колином, потому что… — И я тоже вынужден делить тебя с твоей женой. Благо, что она далеко. Потому что по своей природе я страшный собственник, — Роб отступает на шаг, выразительно выгибает бровь и поджимает губы. А ведь их воскресное утро так хорошо начиналось… Если сейчас же не прекратить этот разговор, что грозится перерасти в банальное выяснение отношений, то есть большая вероятность, что их «временно» закончится куда быстрее. — Но сейчас ты мой.

Adam Lambert — Evil In the Night

Роб вдруг хватает Колина за футболку и резко дергает на себя, буквально впиваясь поцелуем в его рот, а потом с силой отталкивает от себя, и Колин, не удержавшись, падает на диван, не понимая, что происходит. Он пропускает тот момент, когда оказывается буквально оседланным Робом. Цепкие пальцы загребают волосы на его затылке и дергают голову назад, прижимая ее к диванной подушке, а он не может оторвать взгляда от стремительно темнеющих глаз своего мальчика, который смотрит прямо ему в глаза, потом медленно наклоняет голову набок, словно рассматривая Колина, закусывает нижнюю губу, высовывает кончик языка и проводит по своим губам, оставляя влажный след… Колина пугает такой Робби — он похож на змею, которая гипнотизирует свою жертву прежде, чем напасть, но в то же время — это зрелище его завораживает. Роб оттягивает волосы сильнее, выгибая его шею, и Колин чувствует, как бешено пульсирует его сонная артерия. Робби прикусывает эту бешеную пульсацию, а потом зализывает — медленно, широко и мокро, проводя горячим языком от основания шеи до мочки уха, которую чуть прикусывает, заставляя Колина судорожно втянуть в себя воздух. Отстраняется, заглядывает в глаза, улыбаясь, и хищно облизывается, а Колин задыхается от взгляда его черных глаз и шумно сглатывает комок, застрявший в горле и мешающий ему дышать. Это не его мальчик, это незнакомец из его темных снов, что изводил его каждую ночь своей запретной близостью, игрался им…

От такой стремительной метаморфозы, превратившей за мгновение ока почти невинного Ангела в Демона-искусителя с горящей в глазах чернотой, становится не по себе. И у Колина пробегает озноб вдоль лопаток, когда этот незнакомец лижет его в губы, а потом присасывается к губам тягучим поцелуем, вырывая из него мучительный стон. Его чуть прохладные ладони уже жадно шарят под футболкой, оглаживая живот, грудь, снова живот, спускаясь все ниже, но задерживаются на резинке пижамных штанов и ныряют за спину. Колин делает попытку обнять Роба, но он упирается в его грудь ладонями, отрывается от его губ и, пристально глядя в глаза, качает головой и прикладывает палец к губам, намекая на то, что и говорить тоже нельзя. Колин помнит, что незнакомец из его темных снов не разрешал ни разговаривать с ним, ни прикасаться к себе, и он убирает руки, вжимая ладони в сидение дивана и цепляясь за обивку пальцами — он не знает, как далеко зайдет их игра, но принимает правила этой игры. Робби ухмыляется, подцепляет край его футболки и медленно тянет ее вверх, обнажая живот. Проводит по нему ладонями, закусывает губу, когда чувствует, как поджимаются мышцы под его прикосновениями, поднимает голову и зависает взглядом на губах Колина, которые тот терзает зубами в попытке сдержать рвущиеся наружу стоны. Тянется, чтобы поцеловать, но в последний момент передумывает, и Колину остается довольствоваться только его прерывистым дыханием, которое ему кажется обжигающе-горячим, потому что губы пересыхают, и он быстро облизывает их. Пальцы Роба ныряют под его футболку, задирая выше, и он загребает в кулак темные волоски на его груди, пропускает их сквозь пальцы и, быстро наклоняясь, целует обнаженную грудь, намеренно задевая языком соски. Улыбается, когда замечает эрекцию Колина, настойчиво рвущуюся из штанов. Впрочем, Роб тоже возбужден, потому что елозит на его коленях, и Колин чувствует это иногда своим бедром, а еще Роба выдает темный, но начинающий плыть взгляд.

Робби дергает футболку выше, вынуждая Колина поднять руки. Специально не снимает футболку до конца и заводит спутанные тканью руки Колина за голову. Проводит языком по шее, по кадыку, до подбородка. Коротко целует в губы. Прикрывает ладонью Колину глаза, и тот, понимая, чего от него хотят, закрывает глаза. Он помнит из своих темных снов, что в темноте ощущения становятся в разы острее. Роб убирает ладонь и целует в уголок губ, потом подбородок, затем шею, спускаясь все ниже. Колин чувствует перед каждым прикосновением губ горячие дыхание Роба на своей коже. Ему кажется, что губы Роба повсюду. На животе, на груди, на шее, на ключице, на плече, снова на шее… И ямочка под кадыком. И выше. На подбородке. Везде. И руки… Они тоже везде… А пальцы снова в его волосах, прижимают голову к спинке дивана, будто хотят удержать его на месте, чтобы он никуда не сбежал. Да, куда он сбежит? Он сходит с ума. От такого не убегают. С таким сливаются, пытаясь раствориться. В такое ныряют с головой, не задумываясь, и тонут… Желание прикоснуться к Робу становится невыносимым, и Колин высвобождает руки из пут футболки, отбрасывая ее в сторону. Но обнять Робби он почему-то все равно боится, снова вжимает ладони в обивку. Он тянется за поцелуем и… получает его. Долгий, изматывающий, заставляющий ерзать в нетерпении и впиваться в сидение дивана ногтями, и вырывающий хриплое, грудное, надрывно саднящее горло:

— Хочу тебя… Черт! Как же я тебя хочу…

Роб замирает на мгновение, а потом прижимается к нему всем телом, вжимая в спинку дивана, трется пахом об его колом стоящий, но все еще сдерживаемый резинкой штанов член и выдыхает ему на ухо срывающимся шепотом: