Хрустальный дом (СИ)

– Альберт! Это пошло!

– Как скажешь, драгоценная. Как скажешь. Но в любом случае ты неправильно подобрала фигурки. Самая идеальная кукла в нашем случае это ты.

К моему удивлению на глазах Синтии блеснули слёзы.

Я совершенно не переношу вида женских слёз. Стоит мне увидеть плачущую женщину, как всё – я готов сделать что угодно, лишь бы слезы её высохли.

Синтия отлично это знает. Сама не раз поднимала на смех эту мою особенность. Столько раз называла слабаком, из которого любая слезливая курица может мотками верёвки вить.

Нужно отдать сестре должное, она никогда не обращала это оружие против меня.

Синтия на моей памяти вообще плакала редко.

– Ладно-ладно! – без боя сдался я. – Прости. Я не хотел быть грубым. Не плачь, моя радость, оно того не стоит. Если ты считаешь, что эта прелестная вещица – значит, так и есть. Я даже готов порадоваться тому, что ты не придумала позы… хм! – более пикантной. Приходится признать, что есть свои плюсы в твоём всегдашнем тяготении к внешней благопристойности. Было бы любопытно понаблюдать за мастером, когда он получил заказ…

– Альберт!

Её голос звенел, словно мелодичная, но перетянутая, струна.

– Что?

– Ты так и будешь лицемерить?

Признаться, я немного опешил от такого наскока.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты совсем как наша мать! Не притворяйся, будто не злишься на нас! – притопнула она ногой. – Развлекались мы все вместе, а отдуваешься здесь ты один.

– Всё не так плохо. Не стоит драматизировать.

– Хватит юлить! Скажи мне прямо в лицо, что ненавидишь меня.

– С какой стати мне такое говорить?

– Скажи! Ведь это правда!

– Нет.

Моя рука словно бы сама собой потянулась к её руке, накрывая ладонью сверху.

Синтия чуть повернула голову и ресницы её мягко дрогнули, как крылья у бабочки.

– Люблю тебя, – беззвучно зашептали мои губы. – Люблю.

Мы снов потянулись друг к другу и мне стало на всё наплевать – приличия, последствия, кровное родство.

Значение имела только она.

Её запах. Тихие стоны. Губы. Влажные локоны.

Та радость, которую она дарила мне своей страстью.

Цена за это неважна.

***

Мои руки ещё пахнут её духами.

На сердце тоскливо.

Хочу домой».

8. Ирис. В «Астории»

Весь день Ирис была как на иголках. Её обуревали противоречивые чувства. Да прознай мама о её задумке – пришла бы в ужас.

Она действительно поступала опрометчиво, отправляясь в заведение с репутацией борделя, да ещё в компании парня, которого большинство разумных людей предпочло бы обойти стороной.

Но ей быстро удалось убедить себя в том, что, если бы Энджел хотел навредить, ему совсем необязательно было бы дожидаться ночи, да ещё тащить её за тридевять земель. Он преспокойно мог сделать это прямо в школе.

Отмахнувшись от внутреннего голоса, робко пытающегося шепнуть об осторожности, Ирис начала раздумывать о том, во что ей нарядиться. Хотелось выглядеть сексуально, но не пошло. В итоге остановила свой выбор на брюках-сигаретах, дополнив их блестящей туникой и любимой кожаной курткой.

На улице накрапывал дождик.

Мокрый асфальт отражал огни. Туман превращал их в размытые пятна. Вокруг фонарей словно сияли нимбы.

Машина в крайнем левом ряду просигналила фарами.

Осторожно балансируя на высоких каблуках, Ирис поспешила ей навстречу.

Энджел предупредительно распахнул дверцу.

– Привет, – с улыбкой приветствовала его Ирис.

– Привет.

От его пристального, оценивающего взгляда стало немного не по себе.

Может быть, Ирис почувствовала бы себя лучше, скажи Энджел ей комплимент?

– Отпустили без проблем? – поинтересовался он, ловко выруливая на основную дорогу.

– Отпустили? Я сбежала и молюсь, чтобы ни мама, ни Катрин об этом не узнали. Очень надеюсь, что не придётся пожалеть о своём поступке. Представление хоть того стоит?

Энджел неопределённо пожал плечами:

– К подобному роду развлечениям, как и к некоторым деликатесам, нужно привыкнуть. Без этого получить удовольствие нельзя.

Он бросил на Ирис быстрый взгляд, словно проверяя её реакцию, но, вынужденный следить за дорогой, вновь отвёл его.

– Не бойся. Ничего опасного нет. Я уже говорил – это просто представление. Шоу. Только специфическое.

Глядя в окно, Ирис любовалась цепочкой изгородей, окаймляющей дворы белоснежных двухэтажных домиков, составляющих большинство застроек в этом районе.

Над домиками нависали клёны. Их широкие листья в отблеске фар казались вспыхнувшим резным языком пламени.

Через пару кварталов машина затормозила у красивого здания.

С крыши букетом разноцветных прожекторов, разрезающих ночь цветными лучами, проецировалось название: «Астория».

Они поднялись по широким ступеням, ведущим к распахнутой двери.

Её сторожил высокий охранник, чьи широкие плечи угрожали порвать джемпер.

– Привет, Марк, – буднично приветствовал его Энджел.

– Проходите, мистер Кинг – кивнул громила, услужливо распахивая перед юношей дверь. – Столик ждёт вас.

Прямо с порога слышались гул голосов, заразительный смех, музыка.

– Ты заказал столик заранее? – полюбопытствовала Ирис.

– «Астория» самая горячая точка в Эллинже. Заказов на столики тут не принимают. С улицы сюда даже за большие деньги не попасть. Пошли. Представление сейчас начнётся.

– Дамы и господа! Добро пожаловать в «Асторию»! – распинался конферансье. – Добро пожаловать туда, где воплощаются самые смелые наши фантазии! Все мы боимся чудовищ, не так ли? Но наиболее жуткие из них обитают в нашей душе. Там, в неосознанной темноте, они дожидаются часа, когда смогут выбраться наружу.

Случалось ли вам воображать, дамы и господа, какого это – иметь острые клыки и когти? А ещё – возможность вонзить их в намеченную жертву? Ощутить агонию? Вкусить боль? Чтобы сердце добычи билось у ваших губ?

Свет плавно растворился – словно сахар, тающий в чёрном кофе.

– Представляю вам Ливиана Санфила! Он покажет, что боль убивает не всех. Что есть люди, способные противостоять ей.

Под ногами начала ощущаться мягкая вибрация.

«Подъемники», – догадалась Ирис.

Публика замерла в предвкушении.

Софиты располагалась таким образом, что источник света оказался за спиной фигуры, возникшей на сцене.

Чёрный силуэт ярко выделялся на искусственном фоне. По сцене словно расплескалась кровь или занимался пожар – адский фон для адской картины.

Зазвучала музыка.

Свет вновь начал медленно разгораться, высвечивая лицо Ливиана – резко очерченные скулы, хищный разлёт бровей, льдисто-серые глаза.

Брюки обтягивали ноги как вторая кожа. Белая атласная рубашка распахнулась до пояса, открывая смуглую, словно у испанца, кожу.

Ирис стиснула повлажневшие от непонятного волнения пальцы, сглатывая образовавшийся в горле комок. Она и предположить не могла, что будет дальше, но предчувствие кричало, что, чтобы там ни было, ей это точно не понравится.

Минуту Ливиан Санфил неподвижно смотрел на публику, давая всем увидеть то, что они хотели рассмотреть.

Потом пол снова начал мелко вибрировать, словно внутри здания раскрывались адские врата, выпуская наружу очередное чудовище – над сценой медленно поднимался крест.

Софиты окрашивали его в алый цвет. Струящийся по полу дым усиливал атмосферу сюрреализма.

Музыка продолжала звучать.

Ритм её, убыстряясь, становился всё более жёстким.

Ливиан принялся медленно расстёгивать пуговицы на рубашке.

Выскользнув из неё, отбросил, выставляя на суд зрителей отлично сложенное тело, запятнанное безобразными шрамами.

Их было множество: белых и розовых, новых и старых. На груди и животе неровная сеть омерзительных рубцов была особенно заметна.

Страшно представить, на что походили раны, пока не затянулись.

Ливиан Санфил отступил и, раскинув руки, прислонился спиной к кресту. Подошедшие ассистенты в чёрных фраках и полумасках, закрывающих лица, оплели его руки верёвками.