Не от мира сего (СИ)

Холодный металл блеснул в руках Влада. Он облизал губы и быстро взглянул на дверь. Неподвижна. Совсем не слышны шаги. Нет ничьего присутствия.

Такие моменты походят на палец, приложенный к выключателю, на проглоченную таблетку – необходимо ждать дальнейшего действия, чтобы сделать нужный результат. Будто маленькая девочка, решившая, что может справиться сама, без мамы. Поход в магазин – это же плевое дело. Но тут дяденька на машине опускает тонированное стекло и улыбчиво говорит: «Давай, я покатаю тебя, у меня есть много конфет». А все вокруг знают, чем все это может обернуться. Но маленькой девочке, похоже, никто не объяснил таких простых вещей. А вся интрига в следующем, в ответе – да или нет?

Выбор остается всегда за тобой. Действия других не оставляют ответов. Вот что такое «моральная ловушка».

Владимир не слышал голоса разума, да и совесть, похоже, истерично махнула рукой на него и поспешила ретироваться из его головы. Ангел и демон на плечах даже не смели спорить и ругаться сейчас, чтобы не делать противоречий, а только грустно наблюдали, как на стали ножа отражался блеклый свет лампочки. Не эстетично и не красиво. Безвкусно и вызывающе.

Взрослые дела. Выходит месяц из тумана. Он вынул нож из своего рюкзака…

Медленно подходя к спящему, парень прикрыл глаза, приводя в порядок свое учащенное дыхание. Нож в руке был сжат слишком сильно, отчего костяшки пальцев побелели на загорелых руках, создавая нелепый контраст. Крепко сжатая челюсть и сведенные к переносице брови. В горле не было кома, в движениях ни одного нерешительного жеста, разве что руки немого трясло. Вплотную подойдя к кровати, Влад взглянул на профиль Попова. Его ресницы чуть подрагивали, наверное, от страшного сна, губы сильно поджаты, а сопение прибавляло Арсению беспомощности и разбитости в формальное социальное амплуа.

Владислав поднимает свою руку с ножом, замахиваясь, потому что теперь в эту борьбу вмешался искусственный отбор. Задерживает ее в воздухе слишком долго, однозначно больше, чем нужно.

Неожиданно в приоткрытое окно палаты проник звук раската грома. Влад вздрогнул от неожиданности. Но нет, не из-за испуга от капризов природы, а из-за внезапно подскочившего на кровати Попова с криком: «Шаст. Гром. Ты живой? Страшно? Вали ко мне».

Слова слетели с губ скороговоркой, а затем сознание напомнило ему, где он сейчас. Секунду спустя Арсений повернул голову к застывшему с ножом в руке Владу.

Помотав головой, мужчина убедился, что он все еще в свое уме и его не глючит. Владислав опустил руку с ножом, сердито бросив быстрый взгляд на окно, явно проклиная погоду.

Похоже, обоим нужно было вернутся в реальность и предпринимать какие-то действия.

Растерянным в этой ситуации было суждено стать Арсению, ведь наглость незваного гостя заставляла нервничать, причем очень серьезно. Владислав в который раз за сегодня издал едкий смешок, чувствуя доминантность.

- Убирайся прочь, - грубо отрезал Попов, как только к нему был сделан мелкий шаг, - у тебя для такого, даже толстая кишка тонка. Уходи, пока не поздно, – все цедил голубоглазый, полагая, что его слова произведут нужный эффект.

Влад отрицательно покачал головой. А с чего бы ему уходить? Мужчина напротив сейчас настолько обессилен, что и мухи не обидит. Он говорит еле как, чего уж вести разговор о самообороне? Макаренко младший приблизился к лицу Попова и схватил мужчину за горло, перекрывая дыхание.

Все мысли превратились в одну путаницу, где каждая нить давала не лучшую развязку событий. Арсений впился пальцами в руки Макаренко в попытке убрать их от своего горла, но все провально.

Чуда не произойдет.

- Слушай сюда, - Влад впечатал голову брюнета к стене, от которой осыпалась старая краска, - ты поплатишься за все. Клин клином вышибают, ублюдок.

Голубоглазый пытался сглотнуть накопившуюся во рту слюну, но сделать это крайне трудно, поэтому со всей ненавистью плюнул ей в лицо Макаренко младшего, не думая о последствиях.

Это привело парня в бешенство, и его ярость превзошла все границы. Теперь он искренне ненавидел Попова, а не делал, как его отец.

Что ж, он сам начал рыть себе могильную яму.

Холодная сталь ножа коснулась шеи беспомощного мужчины, из которого таблетки выкачали всю былую энергию. Сил на то, чтобы защищаться, уже не осталось. Организм ослаблен и не хочет помогать голубоглазому. Жаль, слишком жаль, до боли в ребрах жаль, ведь надежда на то, что парень блефует, жила в сердце Попова до последнего мгновения, того самого, когда острие соприкоснулось с бледной кожей.

Арсений искренне не понимал, за что ему все это. Наверное, просто отказывается верить в то, что он точно такой же грешник, как и все шагающие по этой Земле люди.

Но на себя сейчас было полностью плевать.

Арсений открыл рот в немом крике из-за боязни за своих друзей – Сережу, Соню и Антона… Все чувства вылились в головную боль и пульсирующие виски. Было ужасно плохо, что хотелось закричать во все горло, но сил не осталось даже на такие эмоции. Слишком больно. Похоже, все таблетки врачей, отключающие эмоции, лишь формальная ерунда по сравнению с этим угнетающим чувством тревоги.

Ты дошел до конца, но не выиграл игру, прими мои соболезнования. Пустословы поплачут вместе с твоей семьей, которой уже нет и в помине. Они принесут цветы на могилу твоей мамы, все в черном, потому что, Попов, ты теперь мертв для них. Мертв для тех, кто откроет бутылку и выпьет немного в твою память.

***

Антон смог уснуть только к трем часам ночи. Он измотался ночными прениями и домыслами, поэтому надеялся поспать подольше, забыв, что это не их с Арсом уютная квартира, а тюрьма, где сидеть им придется восемь лет. Но нет, никто не верил в эти цифры. Шастун отчего-то всем сердцем надеялся, что скоро должно произойти хоть что-то хорошее. Он всегда это делал. Просто из тех людей, что, почувствовав первые капли дождя на своем теле, недовольно морщат нос и хлопают рукой по карманам. Странная особенность - все еще верить в чудеса. Чисто рефлекторно. Конечно же, он осознавал, что зонта у него с собой нет, к тому же в кармане куртки.

Но всем планам об относительно нормальном сне помешал чей-то голос, который приказным тоном просил Антона Шастуна срочно подняться и следовать за ним.

Сонно разлепив глаза, как котенок, Антон поднял взгляд на этого стражника царства Морфея. Однако, посмотрев на его лицо, Шастун решил мысленно называть его очкариком.

Это все же тюрьма, и шутки здесь плохи, поэтому долговязый парень с горем напополам окончательно проснулся и присел на кровати.

- Вас попросили для личного разговора, пройдемте со мной, - вежливо повторил мужчина, смотря на то, как изумленный Шастун взглянул на часы, чьи стрелки показывали без десяти шесть утра.

Первой мыслью Антона было то, что это Макар будет опять к нему докапываться и внушать ему свое мнение, но как только он зашел в комнату, такое предположение сразу отклонилось.

Помещение было пусто. И кто тогда его ждал?

- Это мне нужно с тобой поговорить, - мужчина поправил очки и жестом попросил Шастуна присесть за стол.

Почему Антона уже ничего не удивляет? Ах, да, ему же просто поебать на все.

- Тебе просили передать это, - очкарик протянул конверт своему собеседнику. Антон был в наручниках, но на этот раз руки не завели за спину, благодаря чему можно было вскрыть письмо, только с огромным неудобством. - Меня зовут Дима Позов, кстати.

И в этот момент Антон подумал: “Мне похуй, кстати.”

Больше всего его волновало содержание письма, даже руки немного трясло. Он же еще не знает, о чем там будет сказано.

Наконец в радужке глаза отразились буквы письма.

«Я помню, как нашел тебя. С тех пор мы были неразлучны. Это стало толчком в новую жизнь, ведь рядом с тобой я чувствую уверенность и силы, чтобы делать самые безумные поступки.

Я никогда раньше, с той самой минуты, как покинул Омск, не мог заставить себя улыбнутся. Зло смотреть в зеркала и разбивать их на мелкие осколки – это дело потеряло смысл, как только мы встретились, ведь отучить тебя курить стало моей целью, а если учесть твой характер, то на это уйдет лет десять.