Песнь об Ахилле (ЛП)

- А ты думаешь, что стоящий? - спросил Хирон. В голосе его не было намека на ответ.

- Да.

Мои щеки потеплели. Ахилл вышвырнул это слово сквозь стиснутые челюсти без колебания.

- Понимаю, - кентавр повернулся ко мне. - А ты, Патрокл? Ты - стоящий?

Я сглотнул. - Не знаю, стоящий ли я. Но я хочу остаться, - я помедлил и снова сглотнул. - Пожалуйста.

Повисла тишина. Потом Хирон сказал: - Когда я вас привез сюда, то еще не решил, как поступить. Фетида усматривает тут множество бед; некоторые истинны, некоторые мнимы.

Его голос снова был бесцветным. Во мне по очереди вспыхивали и гасли надежда и отчаяние.

- А еще она молода и предубеждена, как и многие из ее породы. Я старше и, льщу себя надеждой, знаю людей получше. И не стану возражать, чтобы Патрокл был твоим спутником.

Тело мое будто отпустило от облегчения - как после окончившейся грозы.

- Она будет недовольна, но мне уже приходилось утишать ярость богов, - кентавр помолчал. - А теперь поздно, и вам время отойти ко сну.

- Спасибо, учитель Хирон, - голос Ахилла, искренний и живой. Мы встали, но тут я заколебался.

- Я только хотел… - моя рука чуть заметно дернулась в сторону Хирона. Ахилл понял и исчез в пещере.

Я повернулся лицом к кентавру. - Если будут неприятности, я уйду.

Повисла долгая тишина, и я уж почти подумал, что он не услышал. - Не стоит так легко растрачивать то, чего ты достиг за сегодня, - ответил он наконец.

Потом он пожелал мне доброй ночи и я пошел в пещеру к Ахиллу.

Комментарий к

* - Не уверена, что горные львы, они же пумы, когда-либо водились в Греции, но у автора так. Возможно, имелся в виду азиатский лев

========== Часть 9 ==========

На следующее утро я проснулся от тихой возни - Хирон готовил завтрак. Тюфяк, на котором я спал, был мягкий, и выспался я отлично. Я потянулся, замерев на миг, когда мои ноги уперлись в ноги Ахилла, еще спавшего рядом. Пару мгновений я глядел на него, на румянец щек и на то, как ровно он дышит во сне. Что-то словно мягко толкнулось внутри, но тут Хирон с другого конца пещеры приветственно поднял руку, я робко ответил ему тем же, и мягкий толчок внутри был забыт.

Поев, мы принялись помогать Хирону в его ежедневных занятиях. Это была легкая и приятная работа - собирать ягоды, ловить рыбу к ужину, ставить силки на перепелов. Начало нашего учения, если его так можно было назвать. Ибо Хирон любил учить не в течение обычного урока, а просто по ходу жизни. Когда козы, пасшиеся среди утесов, заболевали, мы учились готовить слабительное для их больных желудков, а когда они поправлялись - учились готовить им примочки от клещей. Когда я свалился в овражек, сломав руку и сильно содрав колено, мы учились накладывать лубок, очищать раны, и узнавали, какие травы препятствуют заражению.

В охотничьих вылазках, после того как мы спугнули коростеля с гнезда, Хирон учил нас двигаться бесшумно и разбираться в путанице следов. А когда мы находили дичь - учил, как лучше всего попасть в нее из лука или пращи, чтобы смерть зверя была быстрой.

Если нам хотелось пить, а поблизости не было источника, он показывал нам растения, корневища которых содержали много влаги. Когда упало рябиновое дерево неподалеку, мы учились плотничать, обрубать сучья, обтесывать и шкурить древесину. Я сделал ручку для топора, а Ахилл - древко копья. Хирон сказал, что скоро мы обучимся ковать наконечники и лезвия для подобных вещей.

Каждый вечер и каждое утро мы помогали готовить пищу, сквашивать густое козье молоко, получая простоквашу и сыр, чистить рыбу. Это была работа, до которой ранее мы, как царевичи, не допускались. И делали мы все с охотой. Следуя указаниям Хирона, мы восхищенно наблюдали, как на наших глазах из молока получается масло, как птичьи яйца растекаются и зажариваются на раскаленных в очаге камнях.

Месяц спустя, после завтрака, Хирон спросил, чему еще мы хотели бы научиться. - Вот это, - указал я на орудия на стене. Для хирургии, сказал он. Хирон один за одним показал орудия нам.

- Осторожно. Лезвия очень остры. Это для отрезания плоти, которая начала гнить. Прижмите пальцы к коже вокруг раны и вы услышите особый треск.

Затем он велел нам ощупать кости друг друга, чтобы изучить их расположение, проследить пальцами косточки позвонка на спине. Пальцами он указывал, где располагаются какие органы.

- Рана в любой из них как правило смертельна. Но самая быстрая смерть тут, - его палец легонько постучал по виску Ахилла. Холодная дрожь пробрала меня, когда он касался места, где жизнь Ахилла была столь уязвима. Я ощутил облегчение, когда мы заговорили о другом.

Вечерами мы лежали на мягкой траве у входа в пещеру, и Хирон показывал нам созвездия, рассказывая о них - Андромеда, трепещущая перед пастью морского чудовища, и Персей, бросающийся к ней на помощь; вздымающий крылья бессмертный конь Пегас, который родился из перерубленной шеи Медузы. Он также рассказывал нам о Геракле, о его подвигах и о безумии, охватившем его. В приступе безумия герой принял жену и детей за врагов и убил их.

- Как же он мог не узнать своей жены? - спросил Ахилл.

- Такова природа безумия, - ответил Хирон. Голос его казался глубже обычного. Он знал этого мужа, вспомнил я. Он знал и его жену.

- Но отчего наступило это безумие?

- Боги пожелали наказать его.

Ахилл затряс головой. - Но это же было больше наказанием для нее. Это несправедливо.

- Нет закона, по которому богам должно быть непременно справедливыми, Ахилл, - сказал Хирон. - Да и, возможно, гораздо больше скорби в том, чтобы жить после того, как тот, кто тебе дорог, ушел. Как ты думаешь?

- Пожалуй, это так, - согласился Ахилл.

Я слушал молча. Глаза Ахилла вспыхивали огоньками костра, темные тени резче обозначили черты лица. Я бы узнал его и во тьме, и под любой личиной. Я бы узнал его даже сквозь безумие.

- Добро, - сказал Хирон. - Рассказывал ли я вам об Асклепии, и о том, как он раскрыл секреты врачевания?

Рассказывал, но мы хотели послушать снова, историю о том, как герой, сын Аполлона, пощадил змею. Змея в благодарность лизнула его уши, так что он обрел способность слышать, как она шепотом поведает ему тайны целебных трав.

- Но ведь на самом деле это ты обучил его врачеванию, - сказал Ахилл.

- Да, я.

- И ты не в обиде, что твою заслугу приписали змее?

Зубы Хирона сверкнули в темной бороде. В улыбке. - Нет, Ахилл, я не в обиде.

Потом Ахилл играл на лире, а Хирон и я слушали. Лира моей матери. Он привез ее сюда.

- Жаль, что я не знал раньше, - сказал я в первый же день. - Я уж почти решил не идти за тобой, потому что не хотелось ее оставлять.

- Теперь я знаю, как заставить тебя всюду следовать за мной, - улыбнулся он.

Солнце садилось за отрогами Пелиона; мы были счастливы.

***

Время у горы Пелион бежало быстро, дни протекали безмятежно. Теперь гулять по утрам было прохладно, теплело неохотно, когда слабеющие солнечные лучи пробивались сквозь пожелтевшие листья. Хирон дал нам меховую одежду и повесил на входе в пещеру шкуры, чтобы не выпускать тепло. Днями мы готовили дрова на зиму, солили мясо впрок. Звери еще не попрятались в норы, но скоро, сказал Хирон, должны были. По утрам мы любовались схваченными инеем листочками. Мы знали о снеге лишь по рассказам аэдов, сами мы его никогда не видели.

Однажды поутру, проснувшись, я увидел, что Хирона нет. Это было обычным делом, он чаще всего просыпался прежде нас, чтобы подоить коз и собрать фрукты к завтраку. Я вышел из пещеры, чтоб Ахилл мог поспать, и сел ждать Хирона. Пепел вчерашнего костра успел остыть и побелеть, я разгребал его палочкой и слушал лесные шорохи. Перепелка курлыкнула из подлеска, ей отозвался тоскующий голубь. Я слышал, как потрескивал дерн, от ветра ли или от легких шагов зверя. Я уж собирался пойти принести дров и разжечь огонь.

Странное ощущение пришло, словно мурашки по коже. Сперва затихла перепелка, потом голуби. Листва замерла, и ветер утих, и ни один зверь больше не шуршал в зарослях. Тишина была такая, как будто все вокруг затаило дыхание. Совсем как кролик, завидевший тень ястреба. Я ощутил, как сильно заколотилось сердце.