Песнь об Ахилле (ЛП)

- Ахилл…

Он повернулся ко мне, глаза все еще потерянные и полные какой-то отчаянной ярости. А ему едва исполнилось двенадцать.

- Ты хочешь стать богом? - в этот раз вышло легче.

- Пока нет, - сказал он.

Тиски, которые я только сейчас ощутил, чуть ослабли. Пока еще я не теряю его.

Он положил подбородок в ладонь; черты его лица казались сейчас еще совершеннее - будто резной мрамор статуи. - Но я все равно хотел бы быть героем. Думаю, я смогу. Если пророчество правдиво. И если будет война. Мать говорит, что я даже лучше Геракла.

Я не знал, что на это ответить. Я не знал, материнское это ослепление или истина. Мне было все равно. Пока нет.

Он помолчал. Потом резко повернулся ко мне. - А ты бы хотел быть богом?

Тут, среди лишайников и олив, это показалось мне ужасно смешным. Я расхохотался, и спустя мгновение он вторил мне.

- Не думаю, что такое возможно, - сказал я.

Я встал и протянул ему руку. Он схватился за нее, поднимаясь. Туники наши были в пыли, а мои ноги еще и в пятнах высохшей морской соли.

- На кухне есть фиги, я видел, - сказал он.

Нам было по двенадцать, мы были слишком молоды, чтоб задумываться надолго.

- Держу пари, я съем больше тебя.

- Догоняй!

Я рассмеялся. Мы побежали.

========== Часть 7 ==========

Следующим летом нам исполнилось по тринадцать лет - сперва ему, а потом и мне. Тела наши стали расти, сухожилия и суставы вытягивались так, что порой болели и казались совсем слабыми. В полированном бронзовом зеркале Пелея я едва узнавал себя - долговязый и тощий, худые ноги, заострившийся подбородок. Ахилл был повыше, обещая перегнать меня в росте. Пока же мы были почти одинаковы, разве что он мужал скорее, с поражающей быстротой, верно, благодаря божественности своей крови.

Остальные ребята тоже взрослели. Мы теперь частенько слышали стоны за закрытыми дверями и видели тени возвращавшися под утро в свои постели. В наших краях мужчина берет себе жену до того, как обрастет бородой. Насколько же ранее этого он берет служанку? Таково обыкновение, мало кто приходит к супружескому ложу, не делав подобного. Эти поистине несчастны - слишком слабые, чтоб покорить, слишком неказисты, чтоб очаровать, или же слишком бедны, чтобы заплатить.

В обычае во дворцах держать женщин благородного происхождения для услуг хозяйке. Но у Пелея во дворце не было супруги, потому служанки, которых мы видели, были по большей части рабынями. Купленные или же захваченные в походах, или же рожденные от таковых. День-деньской они разливали вино, скребли пол, работали в кухне. А ночами отдавались стражникам или мальчикам-воспитанникам, или же гостям царя Пелея. Непраздные выпуклые животы не были чем-то постыдным - напротив, тут своя выгода, приплод рабов. Подобные союзы не обязательно были насильственны; порой все происходило ко взаимному удовольствию и даже по влечению. По крайней мере, в этом были уверены те, кто потом рассказывал о своих ночах.

Ахиллу, да и мне было бы несложно уложить в свою постель одну из таких девушек. В наши тринадцать нам было даже поздновато начинать, особенно ему - царевичи-то славятся ненасытностью. А вместо того мы молча наблюдали, как воспитанники сажали девчонок на колени или же Пелей требовал самых пригожих в свои покои после ужина. Однажды я слышал, как царь предлагал одну из девушек сыну. Но тот почти равнодушно ответил: “Я сегодня устал”. Позднее, когда мы шли в нашу комнату, он избегал встречаться со мной взглядом.

Ну, а я? Я был тих и стеснителен со всеми, кроме Ахилла; я и с мальчишками-то с трудом общался, не говоря уже о девушках. Как сотоварищу царевича, мне, правда, и не надо было говорить - жеста или взгляда было бы довольно. Но мне это и в голову не приходило. Чувства, будоражившие меня ночами, были далеки от этих служанок, с их опущенными глазами и покорностью. Я смотрел, как один из парней неловко щупал девушку через платье, на ее унылое лицо, с каким она в это время наливала вино. Нет, такого мне не хотелось.

***

Однажды мы задержались допоздна в покоях Пелея. Ахилл лежал на полу, подложив под голову локоть вместо подушки. Я сидел более пристойно, на стуле. Не только из-за Пелея - меня стесняла новообретенная длина моих ног.

Очи старого царя были полузакрыты, он рассказывал.

- Мелеагр был славнейшим воином своего времени, но и самым гордым. Он требовал лучшего из возможного, и получал это, поскольку был любим народом.

Мой взгляд упал на Ахилла. Его пальцы шевелились в воздухе - он всегда делал так, когда сочинял новую мелодию. История о Мелеагре, решил я, которую рассказывал его отец.

- Но однажды царь Калидона сказал: “Для чего мы так много отдаем Мелеагру? В Калидоне есть много иных достойных мужей”.

Ахилл повернулся, туника его натянулась на груди. В тот день я слышал, как служанка шепталась с подругой “Ты думаешь, царевич смотрел на меня за ужином?” В ее тоне была надежда.

- Услышал Мелеагр слова царя и пришел в ярость.

Сегодня утром Ахилл запрыгнул на мою постель и прижался носом к моему носу. “Доброе утро”, - сказал он. Я ощутил кожей его горячее дыхание.

- Он сказал: “Не стану более за вас сражаться”. И ушел в свой дом, и отдыхал в объятиях супруги.

Я ощутил, как меня потянули за ногу. Ахилл усмехался мне с пола.

- У Калидона были непримиримые враги, узнали они, что Мелеагр более не сражается за Калидон…

Я подвинул ногу к нему, поддразнивая. Его пальцы легли на мой подъем.

- Они напали. И город Калидон понес великие потери.

Ахилл дернул меня за ногу, и я наполовину съехал со стула. Пришлось уцепиться за деревянную раму, чтоб совсем не сползти на пол.

- И люди пришли к Мелеагру, умоляя его о помощи. И… Ахилл, ты слушаешь?

- Да, отец.

- Не слушаешь. Ты мучаешь нашего бедного Филина.

Я сразу постарался выглядеть измученным. Но все что я ощущал - холодок на подъеме ноги, который только что оставили его пальцы.

- Возможно, это и к лучшему. Я устал. Закончим в другой раз.

Мы встали и пожелали старцу доброй ночи. Но когда мы повернулись уходить, он сказал: - Ахилл, ты бы глянул на ту светловолосую, с кухни. Она, я слышал, под всеми дверями тебя караулит.

Не знаю уж, алый ли отсвет факела упал на лицо Ахилла или что другое окрасило его.

- Возможно, отец. Сегодня я слишком устал.

Пелей усмехнулся, словно это было доброй шуткой. - Я уверен, она способна тебя разбудить. - И он жестом отпустил нас.

Мне пришлось почти бежать, чтобы поспеть за Ахиллом, пока мы шли к нашему покою. Мы молча умылись, но боль, словно ноющий зуб, преследовала меня. Я не мог от нее избавиться.

- Та девушка - она нравится тебе?

Ахилл повернулся ко мне лицом. - А что? А тебе?

- Нет-нет, - зарделся я. - Я не то имел в виду. - С самых первых дней я не испытывал такой неловкости, говоря с ним. - Я хотел сказать, ты хочешь…

Он бросился ко мне, толкнул меня спиной на тюфяк. Навис надо мной. - Меня уже тошнит от разговоров о ней! - сказал он.

Жар заливал меня, поднимаясь вверх по шее, сковал лицо. Его волосы падали на меня, я не ощущал ничего, кроме его запаха. Губы его, казалось, были в волоске от моих.

Потом, так же, как сегодня утром, он исчез. Отошел в другой конец комнаты, налил в чашку воды. Лицо его было неподвижно и спокойно.

- Доброй ночи, - сказал он.

***

Ночью в постели, пришли видения. Они сперва были полуснами, плыли сквозь дрему, и я проснулся, дрожа. Я лежал без сна, и все же они не пропадали - отблеск факела на шее, изгиб бедра, линия сбегающая вниз.. Руки, гладкие и сильные, тянущиеся ко мне. Я знал эти руки. Но даже тогда, в темноте закрытых век, я не смел дать имя тому, на что надеялся. Дни проходили в беспокойной суете. Но прогулки, пенье и беганье не могли воспрепятствовать этим видениям. Они все приходили и приходили.

***

Лето, один из первых ясных дней. После обеда мы приходим на берег, укладываемся спиной на топляк, вынесенный прибоем. Солнце высоко, воздух вокруг тепел. Рядом со мной Ахилл переворачивается, ступня его ложится на мою. Она прохладна, натерта песком до красноты, и еще мягка после зимы, проведенной в помещении. Ахилл мурлычет что-то себе под нос - обрывок мелодии, которую он играл раньше.