ДНЕВНИК БЕЛОЙ ОРХИДЕИ (Хроники рода Забини) (СИ)

Прошло уже полчаса с того момента, как третий колокол возвестил о начале утренних занятий.

– Ну что, мой юный любитель римминга, скажем решительное «нет» блядству и педерастии в школьных сортирах и отправимся точить гранит науки и делать из дерьма табуретки – весело произнес красавчик-итальянец, пудря нос перед зеркалом.

Иногда хорошее настроение передаётся только половым путём и сейчас был именно тот случай. После такого горячего перепихона меланхолию Забини как рукой сняло.

Роберт Вейзи поспешно застегивал рубашку, затем принялся натягивать брюки. Парень выглядел смущенным, на щеках играл румянец, противоречивые, сумбурные мысли будоражили его воображение. Наконец решив, что сейчас самый подходящий момент и, заметно волнуясь, слизеринец на одном дыхании выпалил:

— Блейз–я–давно–хотел–тебе–сказать–я–люблю–тебя!!!

— Все любят меня, - продолжая пудрить нос, ответил Забини, но, видя, что Вейзи смутился еще больше и даже внезапно побледнел, примирительно добавил — Бобби, ты не переживай, дело не в тебе, а во мне. Я охуенный, а ты так себе…

Очаровательно улыбаясь, красавчик–итальянец похлопал своего ошарашенного любовника по плечу и направился на выход.

Блейз Забини покинул туалет для мальчиков, с самодовольной улыбкой поправляя по привычке прическу и все еще чувствуя, как в заднем проходе будто бы пульсирует член любовника. Следом за ним вышел Роберт Вейзи, шокированный, отвергнутый, бледный и взволнованный, и стал боязливо озираться по сторонам, опасаясь увидеть кого–нибудь в коридоре. Забини начал подумывать о том, чтобы вообще не ходить на Трансфигурацию и не портить себе прекрасное настроение общением с деканом Гриффиндора, и даже стал подбивать на это любовника, но Вейзи заканючил, что из–за их отсутствия на уроке декан «львятника» оштрафует Слизерин и Малфой придет в бешенство. На самом деле Роберт Вейзи не хотел портить отношения со старостой, который имел мстительный характер и при желании мог даже исключить его из команды. Ввиду того, что именно отец Малфоя полностью финансировал слизеринскую команду, Драко легко отстранял любого игрока и ставил на его место кого–нибудь другого. Вейзи очень гордился тем, что прошел жесткий отбор и стал охотником, и ужасно боялся вылететь из основного состава из–за большой конкуренции, поэтому старался поддерживать со старостой дружеские отношения.

Подстрекательство Забини саботировать Трансфигурацию могло привести к тому, что Слизерин лишится баллов, а Малфой относился к этому очень болезненно. У него была навязчивая, просто маниакальная идея обойти Гриффиндор, но пока еще ни разу не получалось взять реванш у «львятника», за исключением пятого курса, когда Слизерин был в фаворе у Долорес Амбридж. Малфой считал это делом чести, борьба между факультетами вышла на новый уровень, когда противостояли друг другу не Слизерин и Гриффиндор, а Драко Малфой и Гарри Поттер. И пока гриффиндорскому льву удавалось попирать слизеринского дракона. Малфоя это очень задевало, поэтому любой, по чьей вине Слизерин лишался баллов, мог стать личным врагом Драко. Блейз был не в счет, хотя именно из–за него Слизерин терял наибольшее количество баллов и часто оказывался на нижней строке таблицы. Но Забини был другом и любовником Малфоя, и именно итальянец зарабатывал больше всего баллов у других преподавателей. Отвязный герцог мог делать все, и ему все прощалось, но Роберт Вейзи не мог позволить, чтобы из–за него родной факультет был оштрафован. Поэтому, когда Блейз предложил «положить хуй» на Трансфигурацию, Вейзи стал отговаривать Забини от такого необдуманного поступка и выдвигать веские аргументы в пользу посещения ненавистного урока. В итоге флорентинец плюнул и согласился. Он знал, что не сдаст зачет, что МакГонагалл снова оштрафует его за опоздание и дополнительно влепит внеурочную отработку, но, несмотря на это, все же стоило сходить на урок декана Гриффиндора, хотя бы ради того, чтобы потрепать нервы ненавистной училке. Редко кому из студентов удавалось взбесить МакГонагалл, на это требовалось особое мастерство. Забини был, пожалуй, единственным студентом Хогвартса, кому иногда это удавалось, и это считалось высшим пилотажем слизеринского сволочизма. Блейз получал удовольствие, наблюдая, как профессор МакГонагалл плотно поджимает губы, так, что они превращаются в одну сплошную тонкую линию, а на ее щеках появляются красные пятна – это означало, что декан Гриффиндора в бешенстве, хотя она отлично умела владеть своими эмоциями и внешне никогда не показывала своих истинных чувств. Когда Забини удавалось довести преподавателя Трансфигурации, итальянец считал, что день прожит не зря. Он ненавидел МакГонагалл даже не потому, что она была неподкупным преподавателем, взяток не брала и оценок не продавала, и даже не потому, что из–за нее флорентийскому герцогу пришлось на потеху толпы подметать школьный двор под глумливое улюлюканье своих сокурсников–слизеринцев. Блейз ненавидел Минерву МакГонагалл за то, что она являлась прямой противоположностью ему самому. Честность, прямолинейность, сдержанность, моральные принципы, которых придерживалась декан Гриффиндора, были диаметрально противоположны взглядам и образу жизни самого Блейза Забини – лживого, развратного, подлого и коварного. Его бесили ханжество и пуританство, суровость в вопросах морали этой чопорной английской леди, которая держалась со строгостью целомудренной монашки. Одно время Забини даже распространял по школе гнусные слухи о том, что Минерва МакГонагалл – старая дева, которая живого хуя в глаза не видела. Позже юный герцог решил, что гораздо интереснее распускать сплетни о том, что высокоморальная стерва–Минерва на самом деле блядь, и тогда на стенах в коридорах Хогвартса стали появляться похабные карикатуры, на которых пятнистая кошка в широкополой шляпе задорно трахалась со всеми помойными котами, но подобные безобразия быстро прекратили. Блейз презирал высоконравственный образ жизни таких людей, как Минерва МакГонагалл, и старался распространять скверну порока и разврата везде, где только можно. И сейчас идея заявиться под конец урока после того, как он только что перепихнулся в школьном сортире со своим сокурсником, показалась Забини весьма забавной. Ради этого он даже специально взлохматил свои волосы и слегка прикусил губы, чтобы создавалось впечатление, что он совсем недавно целовался с кем–то. Забини, насвистывая веселенькую мелодию, быстро зашагал по коридору в твердом намерении устроить на уроке Трансфигурации какое–нибудь шоу и довести до белого каления декана Гриффиндора, которая уже оштрафовала его сегодня во время завтрака за разжигание межфакультетской вражды.

Аудитория была полна. На зачет явились все, даже злостные прогульщики, опасаясь серьезных дисциплинарных взысканий. Вейзи, внутренне содрогаясь, решил, что весь удар на себя должен принять Забини, потому что именно любовник стал причиной их опоздания. К тому же итальянцу не привыкать вести затяжную войну с деканом вражеского факультета, и вообще ему все сходит с рук и с него как с гуся вода. «Вот пусть и отмазывается, как может», – мстительно подумал отвергнутый сын судьи, спрятавшись за спину Забини.

– Доброе утро, мадам МакГонагалл! Разрешите войти, мэм? – любезно поинтересовался Блейз, шагнув в аудиторию, следом за ним шмыгнул Роберт.

– Вы опоздали на полчаса, мистер Забини, – ледяным тоном произнесла декан Гриффиндора.

Класс замер в злорадном предвкушении того, что могло сейчас произойти между студентом и профессором. Стало очень тихо, и казалось, никто сейчас даже не дышал, а воздух сгустился от напряжения так, что в любой миг мог раздаться звук грома или сверкнуть молния, настолько все было наэлектризовано в этот момент в аудитории Трансфигурации. И на фоне этой гнетущей тишины Блейз Забини с неподражаемой улыбкой выдал фразу, за которую любого другого студента легко могли отчислить из школы:

– Короли не опаздывают, это народ раньше приходит.

МакГонагалл плотно сжала губы, смерив ледяным взглядом дерзкого студента.