Разведись со мной за тридцать дней (СИ)

Он просто обязан заняться сексом с Сокджином, у которого накрашены губы.

========== День 15. ==========

Давайте вновь представлять, что вы Пак Чимин и со среды игнорируете своего мужа, потому что вам… Стыдно! Потому что как можно напиваться до состояния, когда разбиваешь нос сам себе? Сам себе! Тэхён ржал минут двадцать точно. Да что там Тэхён, сам начальник Чимина пристально смотрел на него долгую минуту, а потом разразился смехом и отправил Пака отдыхать до понедельника, разрешая взять работу на дом.

— Как твоя сливка? — ехидничает Джин в телефон, пока шатается по магазину и покупает Чимину продукты.

— А как твоя помада? Уже нашел себе подходящий оттенок? — шипит Пак в ответ, дотрагиваясь кончиками пальцев до переносицы и мыча сквозь зубы.

— Вот чертяка! Рассказал-таки?

— О, он сделал лучше, — отвечает Чимин, делая паузу, чтобы позлить лучшего друга, — он отправил фотографию. Каждому из нас.

Пак готов клясться, что слышит, как у Джина из рук выпадает лоточек с яйцами, и тот еле слышно матерится. Вообще, Чимин смеялся очень громко и долго, когда утром после незапланированной попойки в честь победы Джина в суде, проснулся с головной болью и открыл первое сообщение в телефоне. Смеялся так громко, что не сразу заметил, как ноет нос и непривычно тяжело дышать. И вот тут уже стало совсем не до шуток, потому что первым, что увидел в зеркале Пак, был его нос.

Складывалось ощущение, что этот самый нос теперь живет своей жизнью, а Чимин просто мимо проходил. Отекший, с характерными фиолетовыми оттенками, которые расползались под глаза мерзкими разноцветными пятнами. И невозможность дышать, из-за чего Паку приходилось шипеть через рот, судорожно глотая воздух. Сначала, Чимин даже решил, что это Юнги ему втащил за то, что вечно спасает его пьяную задницу, потом решил, что мог с кем-то подраться в баре. В конечном итоге, пришлось фотографировать это произведение чьего-то талантливого кулака или… пятки? Фотографировать и отсылать Джину, который мог бы помочь. Джин-то помог, но перед этим отправил штуки три голосовых сообщений, в каждом из которых он ржал китовьим смехом.

— Я его убью, — шипит Ким в трубку, возвращая Чимина в реальность.

— О, только после того, как вытрахаешь из него всю дурь.

— Ты вот не шути так, я, может, ничего и не помню о том вечере, зато вот его блестящие темные глаза и юркий язык помню отлично.

— Оу, юркий язык?

— Тьфу! Ну, не в этом смысле, извращенная ты тушка! Хватит так много общаться с Тэхёном. Короче, он облизывался, пока раздевал меня ночью. Очень хищно так облизывался.

— Он тебя еще и раздевал? — откровенно издевается Чимин, параллельно продолжая печатать в ноутбуке отчет.

— Если ты не прекратишь паясничать, я оставлю тебя без печенья с шоколадной крошкой.

— Я молчал! Это все мой нос.

— Ой, я буду ржать, когда приду. Давай, парень, до скорого.

Чимин улыбается, чуть морщась от боли, и откладывает телефон, вновь погружаясь в работу. Раз уж ему дали два внеплановых выходных, то следовало распределить время правильно и максимально разгрузить следующую рабочую неделю. Еще, конечно, следовало поговорить с Юнги, который очень интересовался состоянием лица своего «красавчика» мужа. Собственно, от Мина-то Чимин и узнал, что сам себе нос разбил. Потому что, после сообщения от Джуна с фотографией Сокджина, которая теперь красовалась на одной из полок Чимина, он прочитал сообщение от Юнги, в котором тот очень подробно рассказывал, как рестлер Пак Чимин нокаутировал собственный нос.

Но с Мином разговаривать было, почему-то, очень стыдно. Может, проснулась совесть, которая уже несколько дней выла на ухо, что Юнги умничка и постоянно притаскивает тебя в кровать пьяного вдрызг. И тут Мину стоило бы задуматься, потому что в Чимине, который до поездки в Лас-Вегас вообще почти не пил, явно поселился алкаш, который начинал радостно хлопать в ладошки, как только на горизонте появлялись красивые бутылочки со спиртным.

Звонок в дверь раздался где-то через полчаса, и Пак удивленно оторвал взгляд от ноутбука, думая, что Джин не успел бы доехать на своей черепашьей скорости.

— Только попробуй не открыть мне, — раздалось из подъезда, когда Чимин привстал на носочки и посмотрел в глазок.

— Меня дома нет.

Лисьи глаза напротив прищурились, а губы изогнулись в неприветливую линию.

— Вот не веди себя, как ребенок, и открывай дверь. Добрый дядя доктор пришел тебя лечить.

Чимин скептически приподнимает бровь, но все же щелкает замками и отворачивается, тут же проходя в гостиную.

— Ты и так тут себя как дома чувствуешь, — язвит Пак и забирается с ногами на диван, вновь утыкаясь в монитор компьютера и бездумно водя мышкой по экрану.

Он слышит, как Юнги разувается, идет на кухню и что-то кладет в холодильник, а потом топает в гостиную и садится на корточки прямо напротив Чимина, отодвигая столик с ноутбуком в сторону.

— Подними лицо, — просит Мин, мягко поглаживая чужое колено.

— Нет.

— Подними же, Чимин-а.

— Там нет лица.

— О, а что там?

— Нос! — возмущается Пак и смеется, все еще моментами поскуливая от боли.

Юнги хрипло смеется в ответ и все же поднимает чужое лицо за подбородок. Он внимательно смотрит, касается холодными пальцами припухлостей, и Чимину очень хочется верить, что ему неприятно. Но, черт возьми, ему очень приятно! Эти холодные длинные пальцы, на которые Пак все еще втайне залипает, будто созданы для его лица.

— Ну, ты похож на бегемота, — выносит свой вердикт Юнги и смеется, громко так смеется. Скотина.

— Айщ! — шипит Чимин и дергается, пытаясь вырваться из чужой хватки.

— Сидеть! Не дергаться. И не кусаться. У меня до сих пор следы от твоих зубов не прошли на боку.

Пак удивленно округляет глаза и глупо хлопает ресницами, но Юнги лишь задирает худи и оголяет участок кожи под ребрами, на котором красуется яркий укус. Смотрится, если честно, превосходно. Чимин бы оставил еще парочку. Под алкоголем, конечно. Пак разводит руками и тянется вновь к ноутбуку, но Мин отодвигает столик еще дальше и гневно шипит, прося подождать. Он уходит на кухню, шумит там посудой и возвращается минут через пятнадцать с чашкой чая и миской с каким-то отваром.

— Это что? — Чимин недоверчиво щурится и пытается залезть пальцем в посудину.

— Кыш! — шикает Юнги и шлепает Пака по руке.

Чимин дует губы и наблюдает, как Мин опускает в миску маленькое вафельное полотенце, выжимает его и садится напротив на коленки, требуя наклониться. Пак все еще дуется, но послушно наклоняется и чувствует, как переносицу начинают мягко массировать горячей тряпкой. Чимин шипит и брыкается, потому что больно, и Мин терпеливо ждет, пока тот привыкнет и перестанет дергаться.

— Это что?

— Вот заладил. Отвар из цветков лютика, — отвечает Юнги, вновь опуская полотенце в пахнущую воду.

— Серьезно? — хихикает Пак, вновь дергаясь от перепада температуры. — Местная целительница Мин Юнги?

— Ты дошутишься и будешь еще неделю вот с таким ебальцем ходить, — отвечает мужчина, надавливая на переносицу чуть сильнее.

— Сам ты… ебальце, — вновь дуется Пак и больше не произносит ни слова.

Юнги повторяет процедуру еще раза четыре, а потом уходит на кухню, чтобы вернуться с другой миской. Он густо намазывает нос и щеки Чимина медом с алоэ, как поясняет позже, и пихает в руки чашку с чаем, вновь уходя на кухню. Пак послушно пьет, прислушиваясь к тому, как Юнги моет посуду. Пьет и думает, что Мин уж слишком гармонично вписывается в его квартиру. Слишком правильно. А нос, кстати, перестает болеть.

Потом Юнги проходится влажной тряпкой по всем поверхностям в доме и раскрывает окна, впуская свежий морской воздух. Чимин все это время сидит на диване без движения и просто наблюдает за мужчиной, который хозяйничает в его квартире, и выглядит тут невыносимо здорово, будто дополняет каждый квадратный метр.

— Я оставил отвар на плите, сделай такую же процедуру вечером, понял? И не забудь смыть мед с лица перед сном, а то проснешься завтра лицом в подушку, — говорит Юнги через какое-то время, вновь присаживаясь напротив.