Несмотря ни на что

Я сделал выпад, блок, на мгновение остановился и вернулся к началу. Повторяя кату снова и снова, ведя про себя счет, я с каждым новым поворотом погружался во внутренний мир. Восходящий блок, удар, прием, позволяющий освободиться от захвата противника. Еще поворот и резкий уход с линии атаки. Легкие движения. Тело и разум работают воедино. Мах четкий, резкий, рассекающий воздух. Шелест ткани ласкает слух, успокаивает мысли.

Неизбежно подходило время экзамена. А что потом? Еще раз проанализировав поведение полковника, я должен был признать, что чуда не случилось. Он относился ко мне с плохо скрываемой ненавистью. Даже некоторые курсанты Грина сочувствовали мне. Я не знал, как вылезти из того, что сам натворил. Стоило мне отвернуться, и, казалось, что все обсуждали стычки с Шоном, наши случайные встречи, его откровенную ярость.

Вспомнились слова отца: «Каким бы сложным не было сражение, если было принято решение, то надо идти без колебаний до конца».

Я уже не был уверен, что правильно поступил, и стоит ли идти до конца. Несколько раз я доходил до склада, желая передать Джеку просьбу забрать меня отсюда, но, постояв несколько минут у дверей, уходил обратно.

Стоило схлестнуться в дуэли взглядами с проницательными серыми глазами полковника, я знал, что проиграл. Разные характеры, разные взгляды на жизнь. Полковник одним случайным словом, фразой, жестом переворачивал все мое существо. Одно его присутствие рядом вызывало в моей душе такой шквал эмоций. Еще в кафе Рик был прав: Грин не изменит своего мнения, но я наивно верил, что моей любви хватит на двоих. Каждый день что-то доказывал, а на самом деле раздражал его еще сильнее.

«Я проиграл», — это мысль лишила меня последних сил.

На меня навалилась такая апатия, что не хотелось ничего. Даже не знаю, сколько я бы так простоял, если бы не ворвавшийся механик Марк.

— Рик, привет, я знал, что найду тебя здесь, — у этого альфы всегда было такое восторженное выражение на лице, как у ребенка.

При всей своей наивности он оказался просто гением механики. Мне казалось, что не будь у него абсолютно ничего, он бы все равно что-нибудь да изобрел.

Я молча обернулся к нему и не сдержал вздоха: вот и позанимался. А он, не замечая моего неудовольствия, выпалил:

— Мне тут идея одна пришла в голову, но нужен помощник. Поможешь?

— За час до отбоя. А до утра не подождет твоя идея? — поинтересовался я, поднимая свои вещи.

— Рик, какое утро? Я тебе говорю, что сейчас надо идти! Вот найду себе другого помощника, будешь потом свои наряды на кухне отбывать.

— Это шантаж? — засмеялся я.

Марк облегченно усмехнулся и повернул к выходу.

— Все шутишь. Пошли, на месте расскажу.

За всей этой беседой я неожиданно почувствовал, что меня отпустило то неприятное чувство опустошенности, которое присутствовало несколько минут назад. Ну и пусть я не добьюсь своего полковника. Но жизнь продолжается. По крайней мере, я стану тем, кем хотел быть.

Только в ангаре механик мне поведал суть.

— Рик, только ты должен пообещать, что не расскажешь никому, — потребовал он, помогая мне взобраться в военный корабль.

— Ты же меня знаешь, — сделал обиженное лицо.

Начало уже мне нравилось. Даже страшно стало, что такого могло прийти в голову нашему механику, что об этом нельзя никому говорить.

— Хотя, — махнул он рукой, подходя к местам пилотов, и продолжил, — может, это нам и не понадобится никогда. Тут пришел приказ из штаба укомплектовать кресло второго пилота скрытыми капсулами.

У меня было множество вопросов, но я рискнул задать один:

— А что за капсулы?

— Да так, с быстродействующим ядом, — таким будничным тоном проговорил он, что я даже поперхнулся воздухом.

— Ну, что ты такой впечатлительный? — похлопал он меня по спине.

— Марк, а поподробнее…

— Понимаешь, есть такие пилоты, которые могут с помощью сознания управлять кораблем. Так вот, когда они находятся в этой связи, то оказываются безоружными, и их можно легко убить. Ну, или захватить в заложники. Я не очень разбираюсь в этом — мне начальник рассказывал. А лучшее место для предателя — это кресло второго пилота. Вот и решили, что первый пилот может незаметно, через внутреннюю систему, подать сигнал к применению секретных капсул, которые будут вмонтированы в кресло. Но я решил, что зачем сразу убивать, разумнее усыпить, а затем допросить. Однако без разницы, все равно у нас нет такого пилота. И вряд ли будет.

Я удивлялся словам механика, но впитывал информацию, как губку. А Марк продолжал рассказывать, нажимая кнопки на панели. Он обследовал днище кресла, отмечая что-то на схеме, затем поднялся и подошел к шкафу, оборудованному для хранения инструментов. Вручив мне сумку, он опять принялся за работу.

Я скептически окинув кресло первого пилота, заваленное кабелями, и спросил:

— Марк, а ты думаешь, это спасет пилота от смерти?

— Не знаю, но это лучше, чем ничего, — мы замолчали, каждый думая о своем.

За безумным желание летать я ни разу не подумал, что могу оказаться беззащитной приманкой. Да, Марк был прав, в тот момент, когда мы подключаемся сознанием к борту, нам необходимо несколько минут для прерывания связи. А этого времени достаточно, чтобы убить.

— А почему не будет пилота у вас в части? — поинтересовался я, передавая инструмент.

— Наш начальник уже несколько раз делал запросы, вот только никто не рвется у нас служить. Все стремятся в большие города, — Марк усмехнулся, погружая секретные капсулы в специальные ячейки. — Пришлют нам пилота или нет, приказ никто не отменял. Всякое случается.

Я кивнул, соглашаясь, и положил сумку с инструментами на пол.

— Так ты говоришь, начальник хочет такого пилота заполучить… — протянул я.

Вот и реальный шанс остаться с Шоном. Надо все хорошо обдумать. Но сначала — сдать экзамен.

— Да, — глухо ответил Марк, тяжело вздохнул и вылез наружу из-под днища кресла.

Следующие полчаса мы работали молча, разбирая кабели и провода. Два месяца, проведенных с механиком, помогли мне немного понять некоторые принципы работы, поэтому наши усилия увенчались успехом, что не могло не радовать. Марк проводил меня до казармы, похвалил, и мы расстались. За невероятно насыщенный событиями и информацией день я устал так, что едва держался на ногах. В ту ночь я не помню, как добрался до своей кровати и заснул. Но утром поверил, что многое смогу.

Любить в тишине...

Мэтт сидел в кабинете, раскладывая личные дела. Тело ломило от долгого пребывания в кресле и требовало размяться. Только он захотел встать, как Шон без стука распахнул дверь и захлопнул ее за собой, упав в кресло напротив. Соул много раз видел друга в алкогольном состоянии, но сейчас Грин подавлял своей мрачностью.

Соулу оставалось только с интересом следовать за дальнейшим перемещением приятеля по кабинету. Шон уверенно подошел к бару, щедро плеснул виски в бокал и, вернувшись, опять присел. Суровый взгляд полковника замораживал все вокруг себя. Не глядя на Мэтта, он молча ухватился за тяжелый бокал, сжал толстые стенки, что пальцы побелели, и выпил одним махом. А потом, не спрашивая разрешения и почти не размахиваясь, запустил бокал в стену. Прозвучал звон бьющегося стекла, и во все стороны разлетелись осколки, теряясь в самых разных уголках кабинета.

— Что со мной? — прорычал Шон.

Стряхнув попавшие осколки со своего рукава, полковник запустил руки в волосы, пальцами с силой провел по вискам к затылку, пытаясь прийти в себя. Прошло достаточно времени, чтобы успокоиться, а Шон не мог. Стоило увидеть или вспомнить Райта, и из глубин поднималось такое необузданное вожделение, что игнорировать его не получалось. Ему было плохо. Затуманенным взглядом он прошелся по кабинету. Однозначно, он не у себя. Он пришел к другу, чтобы, наконец, раскрыться. Потому что сил скрывать больше не осталось. Казалось, если не поделиться этим, то его просто разорвет.