Как братец Лис на Льва спорил (СИ)

Марина Андреевна пошла на обычную понедельничную планерку. А я жду её возвращения и вяло просматриваю мобберский сайт. Начальница явилась через два часа, радостная! Вся в красных пятнах. Я к ней.

— Ну? Че там было?

— Вообще! — закатывает глаза Марина и начинает хихикать. — Во-первых, нас похвалили! Во-вторых, налил нам коньячку в честь дня рождения. В-третьих… ой, мама дорогая! Короче, посреди планерки слышим шум, Нина Алексеевна кого-то не пускает. Вдруг дверь распахивается, и на порог кабинета заходит, ой, мама дорогая, такой парень! Короче, с желтыми волосами, в ярко-зеленой куртке с такими колечками по рукаву, в розовых, прикинь, в розовых драных джинсах, а в щеке булавка, ой, мама дорогая! Жует жвачку, брови накрашены, в ухе во-о-от такая дыра! Мы все опупели просто! А этот парень говорит — приятным, между прочим, — интеллигентным голосом: «Я знаю, что здесь есть именинник — Ардов Лев Ильич! Мне поручено передать ему подарок от его близкого друга с пожеланием приятных встреч и безопасного секса!» И с этими словами он вручает Ардову какой-то странный букет и высокую коробку с тортом и, прикинь, целует его в щеку! Но Лев Ильич не растерялся и спрашивает: «Что за друг такой?» А этот желтый мерзко улыбнулся и сказал: «Бонифаций!» И удрал! И только потом мы рассмотрели, что букет, ой, мама дорогая, сделан из гондонов! Ой, не могу! А потом он еще торт открыл! Ой, мама дорогая! Ой, не могу! (у Марины Андреевны слезы из глаз) Посреди шикарного торта из мастики сделан розовый член с яйцами, а вокруг — цветочки и грибочки! Ой, мама дорогая!

— Член? — округлил глаза Матвей. — Чей?

— Человеческий! Чей еще? Не львиный же! — по-прежнему рыдает от смеха Марина.

— И что Ардов? — живо интересуюсь я.

— Сначала побелел! Видим, что обалдел! Слова вымолвить не может! Глазами хлопает! Струнников из юридического отдела не выдержал, захохотал! Лев Ильич дернулся, как будто очнулся, и тоже засмеялся. Короче, планерка сорвана.

— А тортиком-то угощал? — вставляет Нелька.

— Нет. Угощал швейцарским шоколадом и коньяком, а про торт сказал, что с другом и съест.

— Выходит, — озадаченно чешет голову Матвей, — шеф голубой? Ни хрена себе подарочки! Да еще и при всех!

— Я думаю, что это розыгрыш, — констатирует Мирослава, — но кому-то мало не покажется за него!

— Да нет! Он хохотал вместе со всеми! — мотает головой Марина. — Этот шутник должен остаться жить!

— А что он должен был делать? Он вынужден был марку держать! — съехидничала Котова. — И скорее всего, он действительно из этих! Некий поздравляльщик нам глазки раскрыл!

— Может, он его так дискредитировать хочет! — вступился я.

— Может, может… но осадочек остался! — запиликала Котова. — Торт с членом, офигеть! Это где такие продают?

Фу-у-у-у! У Лайма всё получилось! Продрался к шефу. Молодец! На обеде сообщаю об этом Нику, правда, он уже знает, его начальница ему тоже рассказала. Ник предупреждает:

— Наши тоже все подумали, что дирик — гей! Думаю, что ему такой прикол совсем не понравится! Он же выебет тебя!

— Ну и пусть!

— Пусть? — Ник озадачен. — Так он действительно голубой? Ты знал?

— Да не знал! Откуда? Ты зачел мне бет?

— Зачел… А тебе его не жалко?

— Отвали, Ник! Мне и так хреново! Но остался один шаг! Знай, я потом, после отпуска, уволюсь…

— Почему?

— Потому что видеть его не могу!

— Типа часто видишь?

— Отвали, уволюсь — и всё!

Но главное дело сегодняшнего дня — флешмоб. Я давно в этой культуре варюсь. Но в профессиональной сфере использую впервые. Это не совсем этично. Но темка — книжки про любовь, поэтому аудитория поддержала. Я же не собираюсь постоянно так рекламу организовывать! К пяти все анонимные участники стекаются к метро Лубянка на улицу к Библио-глобусу, рядом с музеем Маяковского. Работница магазина Наталья уже выставила баннер-растяжку про новую серию «Цвет любви», на маленький столик выложила семь пилотных книг: белая, желтая, зеленая, красная, серая, фиолетовая, сине-черная. Мобберы прибывают разным транспортом с разных сторон, выходят из-под земли, кто-то тут уже давно, сидит на порожке музея, изображая туристическую усталость, кто-то фоткает здание госбезопасности. Флаг будет ровно в пять.

Флагом будет Наталья. Ровно в пять она начинает говорить в динамик какое-то простое рекламное предложение о книгах, заканчивая словами: «… поэтому любите и будьте любимыми!» Это знак (флаг). Все собравшиеся здесь — на первый взгляд случайно — люди — кто-то еще даже и не дошел до эпицентра, а услышал слова на той стороне площади, в подземке, — начинают обнимать и целовать каждого, кто рядом: нужно обнять как минимум десять человек. На площади, конечно, полно случайных людей, москвичей и гостей столицы, которые тут же вовлекаются в это действо, оказываясь объектами обнималок. Ясно, что пара представителей СМИ с фотоаппаратами и камерами снимают массовую нежность. Мероприятие веселое и, главное, эффективное: такая реклама книг о любви бесплатная (все мобберы делают это ради любви к искусству) и запоминающаяся. Всем приятно!

Я доехал на метро. И без пяти уже был на месте, решил, что дойду до Библио-глобуса и окажусь в акции на обратном пути. Все идеально. Сразу было заметно, что нечто намечается. Народу много, все молодые, разные, играют свои роли. Хрипит звук микрофона, а потом — звонкий голос Наташи. Я не в самом центре, спускаюсь из магазина. И: «… поэтому любите и будьте любимыми!» Я распахиваю объятья какой-то полной женщине, улыбаюсь, целую в щеку, та растерянно улыбается в ответ. Следующий, мелкий парень, хотел увернуться. Но я сцапал. Обнял, оставил без поцелуя («Вот придурки», — услышал в ответ), и рядом бабуля с толстой книгой вышла из магазина — подхватываю её, целую в седой лоб, та открыла рот и замерла. А потом кто-то разворачивает меня и обнимает, ага, наши! Но меня обнимают слишком долго, слишком страстно и целуют не в щеку и не в лоб. В губы! Жадно, властно. Дёргаюсь, рвусь! Конечно — это Ардов!

— Так нельзя, это нарушение, — яростно шиплю я.

— Мне всё понравилось, — отвечает он и вновь захватывает меня в объятия, тащит куда-то вверх по улице, во двор. Я сопротивляюсь:

— Ещё не закончилось, пусти!

— Справятся без тебя! Ты едешь со мной!

— Нет!

— Да! Мне многовато одному твоего подарка!

— Черт! — Меня вталкивают в машину, ту самую многострадальную бэху, пристегивают. И мы, резво стартанув, умчались, не увидев финала флешмоба. Он молчит всю дорогу, на лице нет никаких эмоций, холод. Я оглядываюсь: на заднем сидении резинковый букет и коробка с тортом. Кусаю себе губы. Он в ярости или доволен? Не понять!

— Вы меня будете наказывать? — осмеливаюсь спросить я похитителя.

— Да.

— Вам это доставляет удовольствие?

Он сглотнул.

— Да.

— Вы с-с-садист?

— Много спрашиваешь. Я хозяин.

— А я могу как-то избежать… или сбежать?

— Нет.

Вроде все спросил. Блин. Это же будет только порка? Без ролевых продолжений? Там у них есть какие-то стоп-слова. А он у меня об этом не спрашивает! Мне они как бы не положены?

— А мое стоп-слово? — осмеливаюсь я.

Он поперхнулся.

— Охуел, что ли?

— М-м-м… понятно.

Он живет на Рублевском — добирались час! Дом серый, с готической розеткой под треугольной крышей. Сначала он меня подталкивал впереди себя, потом уже ждал, что я пойду сам. Внутри дома идеальная чистота, три цвета: черный, серый, красный. Как тут жить? На полах геометрической формы коврики, на потолках такой же формы лампы. Ардов ведет меня по коридору вглубь в комнату с большой кроватью, плотно упакованной в серую шерсть. Подталкивает в центр:

— Раздевайся!

— Как?

— Совсем!

Я удивленно поворачиваюсь к нему. Лёвик серьезно кивает мне и сам начинает снимать пиджак и рубаху!

— Не бойся! Доверься мне! Раздевайся!

Я раздеваюсь, хотя руки и не слушаются, они стали вялые и слабые. Снимаю все, складывая в кучку на пол, на льва не смотрю. Анализирую свои ощущения. Странные. Решимость и безволие, желание и страх — смешались в гордиев узел, не разрубить самому!