Getting my demons out (СИ)

Неожиданно для себя Луи чувствует вину за все те слова, что говорил этому несчастному одинокому парню, за все свои действия по отношению к нему. Он ставит себя на место Гарри, и сердце сжимается, когда Луи всего на секунду представляет свою жизнь без Джоанны. Он скидывает оставшиеся книги на пустую полку и опрометью выбегает из библиотеки.

Автобусная остановка остаётся позади: у Луи нет времени ждать нерасторопный транспорт. Он идёт очень быстро, не замечает, когда срывается на бег, когда начинает задыхаться. Не обращает внимания на дождь, который заливает глаза. Ему нужно домой.

Кеды промокают в первые мгновения, потому что Луи не разбирает дороги, наступая в лужи, разбрызгивая блестящие в свете уличных фонарей капли. И когда он достигает дома, промокший насквозь, с учащённым сердцебиением, с полным отсутствием кислорода в лёгких — его семья ужинает за столом.

Луи бросает рюкзак у входной двери и, не раздеваясь, проходит на кухню. Девочки замирают на мгновение, глядя на брата, но вопросов не задают. Под пристальными взглядами Луи садится на своё место за столом, на место, которое пустовало почти год.

Там стоит тарелка, в которую Лотти накладывает пасту, приготовленную мамой. Джоанна всё ещё не верит происходящему, глядя с открытым ртом на своего непутёвого сына. Близняшки наливают сок в его пустой стакан и подают кусок хлеба, а Луи так и не поднимает головы. И лишь когда суета вокруг него стихает, он кладёт дрожащие руки на стол по обе стороны от тарелки и произносит:

— Прости меня.

Он слышит тяжёлый вздох и стук, с которым мама роняет свою вилку в тарелку, а затем тихий плач. Но Луи чувствует, что слёзы Джоанны наполнены облегчением. Она не может говорить из-за обилия накативших эмоций и лишь тянет к нему дрожащую, такую нежную и заботливую материнскую руку. Руку, которую Луи по глупости отталкивал после ухода отчима. Он понимает, что не поддержал её должным образом. И он чувствует вину. Снова.

Поэтому медленно поднимается, неловко роняя собственный стул, заставляя своих маленьких сестрёнок вздрогнуть. Луи огибает стол и опускается перед матерью на колени, прижимаясь замёрзшей щекой к её горячей ласковой ладони и тихо повторяет.

— Прости меня.

Джоанна прижимается губами к его растрёпанным волосам и едва заметно кивает: сил на большее нет.

Скрип отодвигаемых стульев проходится по оголённым нервам Луи, и он жмётся к матери ближе, будто она может исчезнуть в один миг.

Как исчезла мама Гарри.

Луи не хочет этого. Он боится потерять её. Так сильно боится.

Девочки обнимают их со всех сторон, и Луи тонет в любви, что дарит ему его семья. Запахи фруктовых шампуней и блесков для губ, непослушные светлые пряди, что лезут в глаза и щекотят нос, мамино тёплое дыхание, комфорт и защищённость.

Гарри, сам того не подозревая, вернул Луи домой.

========== Первая близость ==========

Все события, происходящие в жизни Гарри, весьма далеки от нормальных. Он старается быть обычным, но правильность ускользает от него, погружая всё глубже в себя, отделяя от мира толстой непроницаемой стеной.

После разговора в библиотеке Луи обходит его стороной, не приближается, не вколачивает в металлические шкафчики, не оскорбляет, даже не смотрит на него своими нереальными глазами, сотканными из разрядов молнии. И Стайлса это бесит. Но он, стиснув зубы, принимает правила игры, так же ловко игнорируя Луи, несмотря на то, что внутри кто-то скребётся и воет, требуя внимания одного единственного человека. Гарри безумно жалеет, что открылся. Очевидно, что он оттолкнул Луи, и это к лучшему, это то, чего он хотел, но без болезненного внимания Томлинсона его серая и никчёмная жизнь превратилась в беспросветную обречённость.

Гарри ковыряет ногтем двадцать девятое октября в бумажном календаре. На нём напечатана реклама стоматологической клиники для всей семьи: улыбающиеся взрослые и несколько счастливых детей. Гарри уже не помнит, улыбался ли он так же открыто когда-нибудь. И, несмотря на то, что фотография постановочная, он всё не решается от неё избавиться. Этот кусок картона, как персональный луч солнечного света в его кармане — поддерживает время от времени.

— Идёшь на вечеринку по случаю Хэллоуина? — не здороваясь, начинает Найл, подсаживаясь за парту к Гарри. Тот лишь пожимает плечами и отрицательно качает головой, убирая календарь в затёртый учебник по биологии. — Да брось, Стайлс, тебе нужно повеселиться. Ты темнее тучи последние пару недель.

Гарри продолжает пялиться в парту, игнорируя Хорана. К счастью для него, это не продолжается долго: звенит звонок. Но прежде чем уйти, блондин кладёт разрисованную фломастерами листовку перед носом Стайлса и произносит:

— Позвони мне, если соберёшься прийти, — Найл сжимает его плечо, ободряя. — Тебе нужны друзья, Гарри.

Тот дёргает плечом, скидывая руку. Ему не нужен никто.

Но потухший взгляд зелёных глаз против воли обладателя ищет среди одноклассников, занимающих свои места, чёрную ткань с рисунком черепа, обмотанную вокруг загорелой шеи.

Гарри в раздражении скрипит зубами.

— Да пошло оно всё!

***

Луи слишком поздно понял, что не потянет и работу, и школу — его оставили на второй год. В выпускном классе. Лето выдалось тяжёлым, он только и делал, что работал, не видясь ни с мамой, ни с девочками. Ему тогда даже на раздумья времени не оставалось.

А вот в августе мама получила долгожданное повышение и надобность в деньгах резко отпала. Она настояла на том, чтобы Луи уволился и вернулся в школу. И Луи послушался. Он и сам ещё надеялся на то, что его жизнь будет такой же, как раньше. Но изменилось в корне всё.

Луи потерял свой авторитет. Он перестал быть популярным парнем. Смешки и издёвки преследовали его в коридорах, где ещё недавно он получал улыбки и приветствия. И Томлинсон вдруг понял, что если он хочет выжить в этом грубом, жестоком, злом мире, то и сам должен стать грубым, плохим, злым.

Это то, что представляет собой Луи Томлинсон последний год. Он создал себе новый образ, защищающий его от насмешек и издевательств, защищающий его от сожалений. И Луи не намерен возвращаться к прошлому и становиться слабым. И никакой кудрявый новичок не станет причиной для этого, он сделал исключение только для семьи. Но внутри что-то вздрагивает, когда Стайлс, которого он не то чтобы избегал, но весь прошедший месяц от встреч по возможности уклонялся, попадается ему под руку.

— Смотри, куда ты прёшь! — рявкает Малик на Гарри, когда они всей компанией натыкаются на него на школьной парковке. И Луи уверен, что это Зейн толкнул Гарри, слишком последний старался не нарываться, но он молчит и не встревает.

— Извини, — произносит Гарри.

Зейн настроен агрессивно: он толкает его в плечо, отчего тот отшатывается назад, болезненно морщась.

— Зи, оставь его. Он того не стоит, — говорит Томлинсон, пытаясь отвлечь Малика. Луи не хочет, чтобы Зейн дотрагивался до него даже пальцем, но понимает, что это не сработает, когда губы Гарри плотно сжимаются, когда он прищуривается и выплёвывает:

— Я стою не меньше, чем вся ваша шайка отстающих вместе взятые!

Луи опускает глаза, ругая про себя глупого парня, а ребята удивлённо пялятся на лузера, что посмел открыть свой рот. Вокруг собирается толпа, и после всех произнесённых слов спасти Гарри от избиения, не подпортив свой авторитет, невозможно. А Луи понимает, что хочет спасти его.

— Томмо, ты слышал, что сказал этот неудачник? Или у меня глюки? — тёмная кожа Малика бледнеет от гнева, и Луи спешит вмешаться.

— Нет, тебе не послышалось, — произносит он Зейну и оборачивается к Гарри, надеясь, что тот одумается и извинится. — Что, такой храбрый, Стайлс? С чего ты решил, что можешь рот открывать? Тебя в этом убедило то, что у меня не было времени вздрючить твою тощую задницу в этом месяце?

— Да пошёл ты, Луи! И дружки твои пусть идут! — но Стайлс кричит, сжимая кулаки, а Луи злится.

— Ты зарываешь себя в яму, придурок. Мы не оставим от тебя мокрого места. Тебе ведь даже пожаловаться некому.