АУТОДАФЕ ЛЮБВИ (СИ)

Мистер Дирборн обвел глазами аудиторию, внимательно изучая сосредоточенные лица курсантов.

– Парни, с самого первого дня и на протяжении двух лет я буду пытаться вдолбить в ваши головы и вбить в ваши задницы одну простую истину: допрос – это целая наука, построенная в первую очередь на психологии. Если допрос проведен правильно, объект должен захотеть поделиться с вами информацией. Причем захотеть искренне, стремясь помочь изо всех сил, мучая свою память ради крох тех фактов, которые вы могли упустить. Он должен умолять вас о возможности сотрудничества, о том, чтобы вы его выслушали, и момент, когда вы, наконец, разрешите ему говорить, должен стать счастливейшим моментом его жизни, – усмехнулся бывший аврор. – И вот в этом–то и заключается весь фокус вашей профессии – как заставить искренне ненавидящего вас человека захотеть вам помочь. Понятно?

Аудитория молчала. Наконец, после нескольких секунд напряженной тишины, Гарри произнес:

– Прошу прощения, сэр, но как…

– Как заставить ненавидящего вас Пожирателя Смерти искренне захотеть сотрудничать? – со смешком закончил за смущенного курсанта бывший аврор. – Мистер Поттер, вы хотите, чтобы я пересказал вам содержание всех учебников и наставлений, которые вы старательно должны были вызубрить за годы учебы в Хогвартсе? Рассказать вам о заклятии «Круциатус» и «Империо», которые вы проходили еще на четвертом курсе в школе?

– Нет, сэр, – смущенно ответил Гарри.

– Парни, если вы сейчас сидите передо мной, пройдя отбор в Академию, значит, вы, во–первых, старательно изучили все, что сказано в этих самых учебниках, а во–вторых, обладаете интеллектом намного выше среднего. Разумеется, вам будет тяжело, мистер Поттер. А я, в свою очередь, не могу дать вам готового рецепта на все случаи жизни. И ни один учебник этого не сделает, поскольку не бывает двух одинаковых допросов, как не бывает двух абсолютно идентичных людей. Это знание, которое приходит с опытом. Но я могу дать вам один совет: перед началом допроса вспомните, что все люди чего–то боятся, требуется всего лишь правильно определить, чего человек боится больше всего, найти этот страх и вытащить его наружу.

Гарри снова опустил глаза. Профессор Дирборн был прав, каждый человек чего–то боится, и не всегда это боль. Он сам когда–то боялся дементоров, боялся Волдеморта, а теперь он очень боится, что кто–то сможет узнать о том, что он стал гомосексуалистом… Тем временем, профессор продолжал наставлять будущих авроров.

– Все люди чего–нибудь боятся, порой неосознанно, на подсознательном уровне, но – всегда. Причем скорее даже не самой боли, а того образа, который с ней ассоциируется. Я, разумеется, не знаю, кого руководство Академии выбрало в качестве объектов для допроса, но готов поспорить, что среди них нет ни одного мужчины. Это было бы слишком просто, – профессор Дирборн покачал головой и усмехнулся. – С мужчинами вообще намного проще. Все они, как правило, эгоцентристы без особых моральных привязанностей. Очень редко встретишь такого, кто бы стал терпеть пытку ради чего–либо – хоть женщины, хоть идеи. Тем более что ответ на все вопросы у мужчин находится между ног. Зажми ему яйца в тиски, да покрепче, и он выложит все. Если и не сразу, то минут через пять максимум. Если не от боли, так из страха потерять самое драгоценное. Какой бы он не был упрямый и выносливый.

По аудитории пробежал возмущенный шумок.

– Совсем другое дело – женщины, – не обращая внимания на прошедший по классу ропот, продолжил преподаватель. – С ними всегда одни проблемы. Все они потенциальные мазохистки, а некоторые еще, вдобавок, и с суицидальными наклонностями. Такие от пыток только крепче становятся духом. Когда женщина терпит боль и знает, за что страдает, она становится до невозможности упрямой. Особенно если нарвешься на проблему «мать–ребенок» или «счастливая пара».

Профессор Дирборн покачал головой и добавил:

– Не хочу вас расстраивать, парни, но думаю, что руководство Академии выбрало для экзамена именно этот вариант. В свете вышесказанного могу лишь посоветовать не пытаться решить проблему с наскока, здесь в расчет берется не скорость, а результат. На кону стоит ваша будущая карьера.

Через два часа группа из пяти курсантов–первогодок, возглавляемых Гарри, спустилась в подземный этаж Академии и оказалась в одном из помещений, по внешнему виду напоминающему камеру пыток во времена мрачного Средневековья. Стены и пол были выложены грубо отесанным камнем, освещением служили чадящие факелы, копоть от которых уходила под сводчатый потолок. Посреди каземата стояла массивная деревянная крестовина, под основанием которой было сточное отверстие для крови и испражнений. К крестовине кожаными ремнями была привязана полностью обнаженная женщина с выбритой промежностью в чертовски унизительной позе. Ее ноги были широко растянуты в стороны и пристегнуты за лодыжки к деревянной перекладине, а промежность оказалась самым бесстыдным образом выставлена напоказ. Когда Гарри это увидел, он почувствовал, что густо краснеет, стыдливости и способности смущаться он так и не утратил с детства, тем более сейчас он впервые увидел обнаженную женщину, к тому же в такой непристойной позе. Эта женщина и была их заданием, легилименты заложили в ее сознание какую–то информацию, которую они, будущие авроры, в течение часа должны были получить. От этого зависела их дальнейшая учеба в Академии и карьера в Аврорате. Она была заключенной, бывшей Пожирательницей Смерти, которой поцелуй дементора милосердно заменили на пожизненное заключение в Азкабане. И теперь эта женщина, одна из многих, стала подопытным материалом для будущих мракоборцев. Они, пятеро здоровых, крепких парней, уже два месяца живущих без полноценного секса, могли делать с ней все, что угодно. В их распоряжении был час, беззащитная жертва и полная безнаказанность. Они учились быть жестокими и беспощадными к врагам. Ни один из них еще не владел легилименцией в той степени, чтобы вытащить из сознания женщины заложенный в нее экзаменационный код с максимальным уровнем защиты, «Веритасерум» тоже мало чем мог им помочь, так как к «объекту» была применена гипнотическая защита, иными словами оставался старый–добрый «Круциатус» и кое–что другое, а также час времени на выполнение задания, которое стало их первой серьезной проверкой в Академии.

Глядя на распятую на крестовине женщину, Гарри затошнило от мысли о том, чему ее должны подвергнуть. Изнасилование неизбежно, он это понимал, глядя в лица своих однокурсников, некоторые из которых уже пускали слюни, бесстыдно разглядывая выставленную бритую промежность бывшей Пожирательницы Смерти.

– Ну же, Гарри, нам надо начинать, время идет, – произнес Рон, толкнув шокированного Поттера локтем в бок. В камере были установлены водяные часы–клепсидры и тонкая струйка воды перетекала вниз, отсчитывая положенное им время.

– С чего начнем, Гарри? – усмехнувшись, спросил один из парней, сальными глазами поглядывая на заключенную.

– Я попробую использовать легилименцию и проникнуть в ее сознание, – облизнув пересохшие губы, произнес Поттер.

– Ты чё, рехнулся? – недовольно воскликнул кто–то из курсантов. – Какая на хуй легилименция, оттрахаем эту волдемортовскую блядь во все щели, а потом шмальнем ей в пизду «Круциатусом», сучка сама все выложит и считай, зачет нам обеспечен.

– Нет! – резко произнес Поттер. – Никто не будет ее пытать и насиловать!

– Гарри, ты о чем? – удивленно произнес Рон. – Она же служила Волдеморту. Подобные ей пытали Гермиону, искалечили Билла, убили Фреда, а ты теперь жалеешь эту сучку? Брось, Гарри, такие как она – нелюди, бешеные звери, и профессор Дирборн прав, мы должны быть жестокими и беспощадными к нашим врагам. Око за око!

– Я же сказал, Рон, что пытать ее мы не будем. Главное результат. Я сумею проникнуть в ее сознание, Снейп учил меня. Я обещаю, что смогу сломать защиту и вытащу из нее код.

– Послушай, приятель, – покраснев от злости, произнес Рон. – Я не хочу из–за тебя вылететь из Академии!