Deux Ex Machina/Strangelove (СИ)

– Что? – просто спросил он.

– Мне точно нужно выпить, – сказал Доминик с улыбкой.

Мэттью в ответ вскинул бровь, неловко обтянув полы пальто.

– Я выгляжу как парижанин?

– Ты выглядишь как человек, который трахал меня три часа.

– Отстань, – сказал он, достав из-под подушки телефон.

Доминик ахнул.

– Что?

– Отстань, – повторил Мэттью, даже не пытаясь увернуться от нацеленного на его задницу шлепка. – Зайдём в секс-шоп.

Доминик повесился на него, пытаясь скрутить ему руку. Энергия била из него фонтаном, и он даже не пытался сдерживать себя. Мэттью был таким свободным, таким категоричным, таким спокойным, когда был уверенным, и таким уверенным, когда был спокойным, что Доминик просто не мог остановиться. Таким образом они едва добрались до двери, отряхнулись и вышли, прихватив с собой только деньги и намерение раствориться в окружающем мире и друг друге, пока могли.

Человек, который красил место - всё это была чушь собачья. Это Париж наполнил их наплевательством, он их поглотил, сделал таким же, как и те люди, которые толкались на пешеходной дорожке, как водители, проскакивающие на красный и курящие в пробках, как смеющиеся парни, провожающие каждую юбку похотливым взглядом, разговаривающие о футболе и о том, как кто-то им насолил.

Они вели себя свободно, но разговаривали как те, кем родились. Они пили вино прямо из бутылок в коричневых пакетах из Макдональдса, держались друг за друга – Доминик за пояс, Мэттью за его задницу. У Доминика едва ли была пара штанов, в которых не было бы карманов на заднице, но не то чтобы он возражал.

Ветер бесил, глаза от него слезились, выражение лица менялось с частотой кадров в очередной рекламе за стеклом магазина. От всего этого можно было спастись только в улочке, где на балконах курили люди, стояли велосипеды и росли одичавшие от таких хозяев растения.

Они разговаривали обо всём, не переходя на личности, и одно только совместное времяпровождение возмещало отсутствие смысла в этих разговорах, и было уже всё равно, и хотелось целоваться и орать песни.

– Я никогда не видел бриллиантов, и не горжусь своим адресом в засранном городке!

– С незавидным индексом, – продолжил Мэттью.

– Ты никогда не перестанешь удивлять меня!

– Я не настолько стар, – он усмехался как пьяный человек. Бальзам на душу.

~

От Доминика уже болели уши – он будто давно уже не пил. Мэттью считал, что спортсменам отчасти страшно пить, потому что когда кровь гоняет по венам так бодро, а разработанные мышцы возьмут в себя как можно больше того, что влилось через рот.

– Мой любимый мост Аршевеше, дамы и господа, – всё так же громко сказал он, но Мэттью был готов выдержать что угодно, потакать каждому его капризу, тащиться за ним, пусть и сомневаясь, что они точно идут туда, куда им нужно, но не смея раскрыть рот. – Здесь меня пытался склеить Морис, – Доминик махнул назад, где всё ещё горела вывеска кафе Крепери. – У меня закончилось вино.

– Хочешь моего?

– Хочу.

Доминик не шатался только по той причине, что Мэттью держал его за пояс. Сам Доминик, избавившись от бутылок в руках за считанные минуты, кутался в свою байку, и Мэттью старался обнимать его покрепче. Было холодновато вечером.

– Может, зайдём в общежитие? Захватишь верхнюю одежду.

– Зачем?

– Доминик, любовь моя, на дворе декабрь.

Надув губы, Доминик судорожно затряс головой.

– Нет, это прогулка твоей мечты. Мы должны дойти до сада.

Мэттью взвесил возможность того, что Доминик расстроится, если, дойдя до Люксембургского сада, они тут же нырнут в ближайшее метро. Его больше заботил Доминик в Париже, чем сам Париж. Доминик был романтиком на этот счёт, он придавал городу куда большее количество черт. Он не обладал даже половиной из них.

Доминик молчал, оповестив Мэттью, что они идут по улице Дез Эколь. Он был столь же пьян, сколько и молод. Мэттью ни капли не запьянел. После каждой сигареты ему казалось, что вот, скоро, уже, но потом голова моментально выветривалась, оставался только привкус алкоголя на языке. Такой восхитительный привкус красного вина.

Пьяный Доминик был чем-то вроде кнопки старта для его либидо, квинтэссенцией тех вещей, которые Мэттью так любил. Он пытался ни о чём не думать, но думал только о том, как хорошо было бы сейчас выпить ещё, и ещё, отрубиться где-то на улице.

Париж устраивал целое световое шоу в его голове. Парижу приписывали так много, включая романтичность, очарование, грусть. Если бы Мэттью спросили, каким Париж представал перед ним, Мэттью бы сказал: пустым. Каждый искал в городе то, что хотел, и стереотипы только помогали инфраструктуре процветать, а политиканам наживаться на сфере туризма.

Конечно, это было неплохо, но всё равно что ждать от со всех сторон эстетически приятного, но тупого человека разговоров о возвышенном. Париж был девочкой в красивом костюме, которая была хороша только пока не проникнешь глубже, чем взгляд огромных серых глаз.

Загрузиться в автобус с пьяным Домиником было нелегко, как и выпытать у него номер маршрута до этого, но, оказавшись на уже почти родной улице, Доминик с уверенным видом потащился в общагу. Он тянул Мэттью за собой, за руку, заодно согревая её своей. Для человека, который был в байке, Доминик был, как всегда, поразительно горячим, во всех смыслах.

Новизна обстановки отнюдь не отвлекала от погружения в тёмные воды своих желаний. Мэттью оглядывал коридоры и лестничный пролёт, людей в тапочках всех национальностей, курящих в окно, что было запрещено. К реальности возвращал только Доминик, которого иногда приходилось ловить, чтобы не дай бог не скатился по лестнице.

– Хороший вечер, Дом? – спросил кто-то, кто выглядел мужественнее, чем Мэттью. Он посмеялся себе под нос и в очередной раз подхватил своё сладкое горе подмышки.

– Получше твоего, – заявил со смехом Доминик, откинувшись Мэттью на грудь. – Шучу, шучу.

Пришлось двигать его, чтобы продвинуться хоть куда-то. Подъём на пятый этаж казался покорением Эвереста как минимум – настолько растянулся.

В своём блоке Доминик уже полз по стене, пытаясь не попасться кому-то на глаза. Он вломился в предпоследнюю комнату справа, и Мэттью увидел две кровати и довольно много места между ними, стол у окна и широкий подоконник, шкаф с зеркалом слева от входа и разные мелочи. Кровать Доминика была идеально застелена пока он на неё не упал с размаху задницей вверх.

Закрыв дверь за собой, Мэттью проигнорировал поздоровавшегося с ним человека, который просто проходил мимо в это время, и окинул взглядом фигуру на кровати.

Доминик перевернулся на спину и откинул голову.

– Хочу укутаться в одеяло.

– Укутайся.

– А ещё больше хочу, чтобы ты ко мне приставал.

Мэттью улыбнулся как кусок идиота, о чём свидетельствовало зеркало сбоку.

– Боюсь разрушить композицию.

– Иди ко мне.

~

Мэттью присел рядом, и он был таким сказочным персонажем в общей обстановке, где им до этого и не пахло. Он был одновременно и гостем, и хозяином в том моменте. Не на своём месте, но вписался идеально.