Альбинос. Финал (СИ)

Мы немного посмеялись, и можно было подумать, что неловкость сошла на нет.

— Саша, что за хуйня?! — уже у машины спросил он.

— Что?

— Если я тебя нормально спросил, вместе вы или нет, в чем была проблема так же нормально ответить? Я бы порадовался за тебя и забил на него. Зачем ТАК делать?

— Сам не знаю, прости…

— Ладно, проехали.

Тишина и темнота нас окружили, заставили сдаться, промяться под сопутствующей усталостью.

— Он классный, очень даже, Саш. Но тебе придётся не сладко. Обычно такой «дом» не только в постели делает больно.

— Стас, успокойся со своим «БДСМ’ом», Слава по нему так не гонит, как ты себе навдумывал.

Он рассмеялся.

— Глупый Сашка… Он — точно в «теме», даже если сам так не считает. По нему же сразу всё видно и понятно!

— Хорошо, пусть так. — я не хотел спорить.

— Беги уже к своему ненаглядному. — Он по-приятельски обнимал меня за плечо. — И, пожалуйста, ради всех святых, не ревнуй его так очевидно!

Он уезжал под мой гневный монолог, заливаясь смехом. А дома меня ждал явно злой Слава. Явно злой. Явно.

========== Часть 6. ==========

POW Саша.

И хоть мой друг был уверен на счет БДСМ замашек у Славы, я так не считал. Бить он мог только с одной целью — вынести человека физической силой, но явно не для того, чтобы удовлетворить или возбудить. Конечно, под доминанта он подходил, но это скорее его характер просто подходящий был. А «ДОМ» из него херовый — он скорее тебя убьет, чем до оргазма доведет.

Не стал я идти на кухню к нему. Было даже страшно, что он мне скажет. И обидно, ведь я знал, что он хотел бы мне сказать. За всё обидно. Вот так я и сидел на диване в гостиной, за журнальным столом, на который положил ноги. Из кухни слышно было, что он бренчит посудой. Пусть бренчит, побренчит и успокоится. Может он решил со стола убрать? Ну, так замечательно! Хорошее занятие в три часа ночи. Я бы ни за что не стал сейчас делать какую-то уборку. Встал рано, не выспался, весь день работал, вечер как на иголках, у меня просто не было уже сил. Я проваливался куда-то далеко, и все проблемы становились несущественными. Мягкий любимый диван, темнота вокруг, тишина…

И пока я пытался уснуть, поддаваясь своим ощущениям, пришел Слава, сел напротив в кресло. Мне даже веки было лень разлеплять, но я всё же нашел в себе силы приоткрыть один глаз.

Он сидел, развалившись в кресле, с чаем в руках. Ну, конечно, что ещё-то после вискаря-то пить надо? Чай, естественно.

— Успокоился?

Я решил проигнорировать, было лень, я уже почти засыпал. И скорее всего, засыпал потому, что выжат был как лимон после этого вечера.

— Саша, слышишь меня, нет?

— Слышу. — я повернул к нему голову, ватную, гудящую голову.

— Я спросил — ты успокоился? — он говорил вроде и спокойно, но у меня всё ещё свежи были воспоминания, как он разговаривал со Стасом. Совсем по-другому.

— Я и так был спокоен, пока ты меня не спровоцировал.

— Тебя что-то не устраивает?

— Не устраивает?! — я сел прямо. — Ты же гомофоб! Какого хрена вы с ним так спелись? Как-как ты мне сказал? У тебя аллергия на пидоров? Разве не так ты мне сказал?! Стас — гей, и всегда им был, но тебе это не помешало с ним общаться нормально!

— Погоди-ка, Саш, не ты ли в машине меня попросил быть помягче?

— Да, просил.

— Тогда какого хуя?! — он тоже сел прямо. — Ведешь себя как тупая ревнивая баба. То «будь помягче», то сцены и истерики опять!

Вот мы и перешли к делу — к выяснению отношений. А градусы в моей голове смешивались с ревностью и обидой в пропорции один к двум.

— Почему ты вечно называешь это истериками?! — невозможно было не возмутиться. Какие истерики?! Я слова ему не сказал.

— Я, по-твоему, слепой?! Или как, блять? Ты меня попросил быть «помягче» — я был «помягче». Какие ко мне претензии?!

Мне было чертовски обидно. Это просто нечеловеческая несправедливость, вот просто несправедливость… Как он каждый раз умудряется всё выставить так, что я виноват, а он нет? Хотя если так посмотреть, очевидно же, что его вина в этом тоже есть, но он её как будто не видит или не хочет видеть. И это уже не первый раз.

— Значит с ним ты можешь как ни в чем не бывало мило общаться, а со мной нет?! Да я ни разу не видел, чтоб ты к кому-нибудь был так мил! Это уже не «помягче» — это уже перебор. Я думал, ты ему по зубам двинешь, но нет, вам весело было!

— А почему я должен на него злиться? Он ничего мне плохого не сделал. — он говорил это совершенно спокойно, когда я уже за голову хватался, как можно не понимать такие очевидные вещи?!

— А я что тебе сделал плохого?! Я тогда чем провинился, что ты со мной вот так общаешься? — мне было больно.

— Да, дохуя чего ты плохого мне сделал! Тебе перечислить?

— Ну перечисли!

Мы кричали друг на друга, и это было ужасно. Я не умел ругаться, не умел всё это, такие «схватки» я проигрывал, потому что не мог спокойно огрызаться, как делал это он. У меня чувства брали верх над расчётливостью — это сильно подводило.

— Как минимум тот факт, что из-за тебя я стал вот таким. — и сколько ненависти было в этой фразе…

— Я виноват?

— А кто? Ты же до меня доебался.

Я рассмеялся, горько, резко, некрасиво.

— То есть из-за меня ты такой?! И теперь, раз я в этом виноват, то ты себе позволяешь так себя вести?!

— Да как «так»?! КАК? — он уже совсем вышел из себя и кричал. — Мне надо было сюсюкаться с тобой при этом пидарасе, чтобы тебе стало легче? Или изобразить из себя страстного любовника? Какого хуя ты сам своему другу не объяснил, чтобы он ко мне не клеился? Ты из себя мученика опять решил построить, чтобы тебя пожалели, а меня выставить уебищем. Ну? Что молчишь?

Мне нечего было ответить. Да, он прав, нужно было сказать Стасу, чтобы вел себя адекватнее, но я всё ещё никак не мог отделаться от ощущения неправильности ситуации. И это либо я мудак, либо он, либо мы оба.

— Охуеваю от вас обоих. Один ревнует, как сука, другой клеится и тоже как сука. У вас у всех так? — он усмехнулся.

— Может ты тогда мне объяснишь, зачем тебе такие отношения? Чтобы до гроба меня с дерьмом смешивать, раз я гей?

— Кто тебя с дерьмом-то смешивает?

— Ты. Ты только что сказал, что у тебя есть причины меня ненавидеть. Или, может, тебе стоит другого гея поискать, раз ты УЖЕ стал таким?

— Ой, Саш, ты гонишь, серьезно. Какую-то херню мне лечишь, просто херню. Какой другой гей? Стас этот? Да нахуй он мне нужен?!

— Что? Не в твоем вкусе? Ты же у нас «дом», как выяснилось, а он как раз по этой теме. Подружитесь.

— Ты что такой ревнивый? — он остыл, да и меня уже «отпускало». — Если ты всерьез воспринял всю эту хуйню про бдсм, то я тебя расстрою. Я этим не болею и не страдаю, просто знаю, что это есть. Была у меня девочка, которая с ума сходила по этой теме, и меня пыталась туда утянуть. То выпори её, то свяжи — заебала меня. Мне это не интересно.

— Но ответил ты так, будто в «теме».

Мы замолчали. Вроде конфликт и исчерпан, и хоть ничего так и не прояснилось, снова возвращаться к тем же вопросам не было смысла.

— Не понимаю я тебя. Зачем ты постоянно пытаешься заделаться под мученика? Тебе это кайф доставляет, ты мазохист?

— Нет. — я настолько устал, что уже даже зевал.

— Ты вот только о себе и думаешь: как тебя, бедного, обидели, и как ты страдаешь. А ты не думаешь, что кто-то тоже может переживать, страдать, только это не демонстрировать? Никогда не думал?

— А ты страдал? Или это сейчас риторический вопрос?

— Конечно, страдал. И не только я. Бедная моя Машенька. — он сделал псевдо-грустное лицо. — Я ей тогда чуть ротик не порвал… Даже слезы наворачиваются, когда вспоминаю.

— Не понял. — я снова сел ровно, — Это же та Маша, про которую я думаю?

— Она самая. Знаешь, после того неудачного минета ей пиздец как от меня досталось. Вот как сейчас помню, что тогда тебя выебать хотел, но под руку Машенька попала. И вот, как видишь, уже не только ты страдал. Нас, страдальцев, уже трое.