Deux Ex Machina/Slow (СИ)

Прилежно, медленно, под глубокий голос того самого, который заменял мистеру Беллами всё, под невразумительный шёпот дождя – Беллами, а точнее, уже просто Мэттью, раздвинул его ноги и прильнул губами к самому нужному месту.

– Какие же мы больные ублюдки, – вздохнул Доминик, когда Беллами раздвинул его ягодицы таким странно знакомым движением пальцев.

– Он был прав, – на выдохе проговорил Мэттью, толкаясь в Доминика с силой, заставляя шипеть от боли и вслушиваться в его слова. – Его чувства бы канули со мной, не получив развития, – Доминик зажмурился, цепляясь за его голос, внезапно опустившийся как минимум на октаву. – А нашему с вами саморазрушению конца и края не видно.

– Хотите меня? – Доминик всхлипнул, вцепившись пальцами в плечи Беллами.

– Хочу.

Мистер Беллами трахался в своё удовольствие. Он медлил, ревностно сжимал бока, дышал в позвонки, оставлял поцелуи в самых нужных местах. Его горячее дыхание подкидывало Доминика даже больше, чем всё ещё неизведанное и непривычное ощущение обжигающей тверди в себе. Сам акт близости между двумя мужчинами оказался таким пошлым, таким грязным – чужая головка, чужие яйца, чужие косточки бёдер – в сопровождении того самого тембра.

Доминик никогда не имел подобного опыта, он никогда не трахался с другим мужчиной в позиции под, не над, и никогда не трахался под музыку. Именно она создавала ощущение руководства, сам Беллами тоже наверняка не разбирал слов, но перелив тональностей указывал им обоим, что делать. Как двигаться. Где стонать. Где молчать.

Музыка играла роль наркотического дыма: она дурачила, охмуряла и опрокидывала в себя, не позволяла перечить инстинктам и руководила ими со страстью бога.

Он никогда ещё не был на коленях, на журнальном столике, – мистер Беллами стоял на ногах, снова дыханием шептал ему в спину то, что он хотел слышать. Хватался за плечи, накрывал торсом спину, чтобы войти как можно более глубоко – будто тысячи раз всё это делал, тысячи раз в этой позиции, тысячи раз с Домиником.

Усердно, рьяно, только так он двигал бёдрами, протягивал руки и касался веры. Мистер Беллами всё делал основательно, с толком и расстановкой.

Возможно, было что-то и в язвительной идее личного бога. Мистер Беллами как наставник носил нимб, как мужчина – рога дьявола. Его облагораживал ум и очерняли инстинкты.

Доминик плыл умом, каждый толчок попадал в точку, пускающую по всему телу дрожь. Спустя вечные десять минут мышцы растягивались и разрабатывались, и ему, как танцору, это было так понятно. Мистер Беллами понимал идею секса в танце, потому что он, как никто другой, танцевал в постели с уверенностью и необходимой жёсткостью. Интуитивный бог.

Ему хотелось поцелуев, ему хотелось вездесущих рук, но на подходе к оргазму, роднёй которому он испытывал всего один или два до этого, его телу не нужно было большего.

Он не замечал сам, как перекрывал криками песню, но в его реакциях не было смысловой нагрузки – только эмоциональная. Доминик стонал, срываясь на крики, хватался побелевшими от напряжения руками за край столешницы, погружался в волны синтезатора, и чувствовал себя красивой картинкой. С отставленной задницей, вспотевшей спиной, совсем мокрыми, светлыми волосами.

– Mon garçon, – простонал Беллами, – donne-le moi.

– Я хочу кончить, – потребовал Доминик. Целую вечность он пытался отпустить напряжение, но оно никак не уходило, а мистер Беллами не сбавлял в движениях – вколачивался так, что пошатывался столик.

– Напрягите… ноги, – Беллами прошёлся непослушными пальцами от его коленей вверх. Доминик выругался. Куда уже больше, его раздвинутые ноги тряслись от напряжения. Или то был подкатывающий оргазм. – Теперь бёдра, – одна рука скользнула вниз. – А теперь наслаждайтесь, – Доминик умирал от желания коснуться своего члена, но если бы он перестал держаться, они оба бы рухнули вниз.

Он зажмурился и напряг бёдра, выгнулся в спине – Беллами специально обделял вниманием его член. Доминик понял, зачем, только когда его дёрнули назад.

– Где? – вскрикнул он, не чувствуя ничего внутри. Ему казалось, что там целая пропасть, настолько растянутым и расслабленным он был.

Самостоятельно, как шлюха, он осел на горячий член Беллами, отчего тот снова застонал. Сексуальный, дьявол. На нём всё ещё были его очки.

Жёсткий ритм, которым удивил его Беллами, любивший трахаться медленно, заставил его подавиться криком. В то же мгновение его будто оглушили чем-то тупым и тяжёлым прямо по затылку, глаза ничего не видели, уши не слышали, а лёгкие отказывались впускать воздух.

Он сжимался всем телом, почти паникуя от нехватки воздуха, но самый настоящий, отчаянный крик Мэттью вырвал его из душной бездны.

Пары движений его влажной руки по члену Доминику хватило, чтобы кончить так, как он никогда раньше не кончал. Беллами так и не кончил, а Доминика оглушило второй волной – это и был оргазм, ради которого его лишали ласк так долго.

– Мэттью! – вскрикнул он. – Мэттью, кончай!

Беллами тяжело дышал, рьяно сжимал бока Доминика, который сжимал его член, не забывая подниматься и опускаться в медленной, дразнящей манере. Пережив оргазм, Доминик разозлился и слез, устроился на полу прямо между раздвинутых ног Беллами.

– Мудак, – выдохнул он, срывая с него презерватив и кое-как завязывая его, – ебаный мудак.

– Отсоси, – прохрипел Мэттью, затем пообещал, когда неопытный рот Доминика опустился на его изнывающий член, – я ещё с тобой не закончил, наглая пизда.

Одним этим обещанием Доминик мог насильно продлить этот вечер на пару веков вперёд.

Уже на следующее утро, когда Доминик едва проснулся от звука будильника, он мог почувствовать в воздухе перемены. Они будто витали где-то рядом, обозначая одним им присущим ароматом некоторые места. Например, кухню, на подходе к которой можно было слышать, как мистер Беллами подпевает тихо играющей песне:

– Правда в том, что ты в милях от меня, – пока разогревает остатки ужина на сковороде.

Доминик не стал заходить к нему, а тут же отправился в душ. Правда была в том, что из гостиной они перебрались в постель, потому что своими криками Доминик разбудил и, вероятно, испугал беднягу Пусиандра. Да, он никого и не стеснялся. И мистеру Беллами это нравилось. Мистер Беллами чувствовал руками и ушами.

После длительного душа, Доминик поднялся, ворча и потирая пальцами копчик, обратно по лестнице. За кухонным столом его ждал умиротворённый Беллами и, что удивляло, второй йогурт.

– Мои глаза меня не обманывают? – съязвил Доминик, тут же курсируя к холодильнику, и проигнорировал такой щедрый жест мистера Беллами. Он не имел обычая делиться своей едой.

– Боюсь, что нет, – преувеличенно обычно ответил Беллами, не отрываясь от чтения новостной ленты.

Он по утрам имел обыкновение читать новости, прямо перед тем, как позавтракать. Затем покушать и выпить чашечку кофе. И только потом отправиться одеваться, чтобы выкурить на улице свою первую за день сигарету. Раньше он курил за чтением новостей, но с этой привычкой пришлось расстаться.