Симпатика (СИ)

Через две недели после этого разговора завершился процесс по делу Ханя. Синтезирование в итоге постигла почти та же судьба, что и клонирование — его запретили. С рядом оговорок и исключений, но тем не менее. И запретили не только на государственном уровне, но и на международном — после ознакомления с отчётом специальной комиссии. Термин “синтезированный человек” не прижился и в законодательстве так и не появился. Зато в новых международных актах, касающихся синтезирования, сообщалось, что человек, появившийся на свет в результате синтезирования, приравнивается к другим людям, обычным, поскольку тоже является полноценной и самостоятельной личностью.

Ханя оправдали. Одной из причин стало то, что свидетели не могли разделить Чонина и Кая. Те, кто знал Чонина, твердили, что это Чонин. Те, кто знал Кая, твердили, что видят перед собой Кая. Доказать конфликт двух разумов тоже не смогли, а Чонин сам так и не выдвинул никаких обвинений или претензий. Защита ещё и подчеркнула тот факт, что Ханю удалось спасти Чонина, так или иначе. И Хань не знал, насколько велико оказалось влияние отца Чонина в этом деле — о помощи он не просил и смирился бы с любым приговором.

Но в итоге Ханю разрешили вернуться к медицине, сняли обвинения и восстановили его статус в Кунсанской Академии. О постоянном наблюдении за ним умолчали, но Хань прекрасно знал, что это наблюдение будет. И если он снова займётся синтезированием, его опять навестят люди в строгих костюмах и с чёрными корочками в карманах.

Ну а потом Хань разобрался с делами в Академии, собрал вещи и вместе с Чонином и Солли отправился в Рио-Гранде. Сначала они обратились в компанию, занимающуюся частными заказами, выбрали проект дома и оплатили строительство на острове Эстадос. После подписания тонны документов их внесли в реестр и разрешили официально поселиться на острове, когда строительство будет закончено. Ещё месяц они придирчиво выбирали себе лодку, пригодную как для экскурсий, так и для рыбной ловли.

На Эстадос они спокойно прожили полтора месяца, после чего до Чонина добралось морское ведомство, а Ханю написали из международной медицинской организации. Чонин занимался составлением морских карт и карт морского дна, а Хань продолжал генетические исследования и время от времени оказывал дружескую услугу Бэкхёну, помогая отслеживать дельфинов с метками инчонской лаборатории в южных водах.

Солли пока училась дома, но Чонин грозился через год отправить её в обычную школу в Рио-Гранде. Разразился скандал, но Чонин был неумолим. Хань выкинул белый флаг и объявил себя нейтральной зоной. Не слишком-то это помогло: он постоянно огребал с двух сторон, пока не убедил Солли, что Рио-Гранде — это рядом, вообще-то, буквально рукой подать. И это куда лучше, чем школа в Сеуле, потому что туда приезжать часто у них с Чонином точно не получится.

— Если ты будешь ходить в школу в Рио-Гранде, то сможешь каждые выходные проводить дома, — объяснял он Солли.

На том и порешили. До школы оставался год, и Солли пока училась дома, привнося в их жизнь на острове немного хаоса.

Неизменным оставалось лишь то, что Хань и Чонин никогда не спали одновременно. Личные рай и ад для Ханя — сон. Он всегда сидел рядом с Чонином, пока тот спал. Сторожил сон и дыхание Чонина, а засыпал сам только тогда, когда Чонин просыпался и бодрствовал. Датчик никогда не подводил, и Хань мог бы спать в то же время, что и Чонин, но не делал этого. Просто не мог. Глушил кофе галлонами и не спал. Смотрел на Чонина и ждал, когда тот проснётся, и эта пытка прекратится на время, коршуном следил за индикаторами на датчике и даже моргать боялся.

Как сейчас…

Хань забрался на кровать и сел, скрестив ноги. Невесомо провёл пальцами по лбу Чонина, смахнув в сторону длинную чёлку, погладил по щеке и постарался выпрямить спину. Продержался так часа два, потом всё же улёгся рядом с Чонином, подперев голову рукой. Рассматривал каждую резкую линию в любимом лице и отчаянно желал, чтобы с Чонином всё было хорошо.

Чонин сонно завозился, повернулся на бок и обхватил Ханя руками. Через несколько минут Хань слабо улыбался, глядя в потолок и вороша пальцами густые волосы. Чонин привычно превратил его в подушку: подгрёб к себе, прижался щекой к груди, ещё и ногу закинул, чтобы “подушка” не сбежала.

После синтезирования Чонин перестал бегать в неизменном военном комбинезоне и вспомнил, что у него есть и другая одежда. Ещё он стал больше танцевать, уже не таясь от других. Его молчаливость и застенчивость по-прежнему остались с ним. Менялся он только в компании тех, кто был к нему близок. Становился более открытым. Хотя он так ни разу не сказал Ханю ничего по поводу нарушенного обещания. Просто воспринял присутствие Ханя рядом как нечто естественное. Ханю и этого пока хватало: его не прогоняли, и с Чонином всё было в порядке, не считая возможных проблем во сне. Из-за этих проблем Хань и не смог уйти сам, хотя собирался. Собирался оставить Чонина в покое, потому что смог вернуть, лишь нарушив данное им слово. Это мучило его до сих пор, несмотря на отношение к нему Чонина. Мучило вдвойне сильнее, потому что он оставался рядом, чтобы охранять, и изо дня в день ждал, что Чонин изгонит его из своей жизни — поделом. Но тогда охранять Ханю будет сложнее.

В течение трёх часов Хань пару раз проваливался в лёгкую полудрёму, но почти сразу вскидывался и впивался ногтями в собственные ладони, чтобы прогнать сонливость.

Обошлось. Чонин спал нормально и проснулся тоже нормально, хотя за окном ещё царила ночь.

— Есть хочешь?

— Не-а, — потягиваясь, отозвался Чонин и сел, откинувшись на подушку спиной.

— Ладно, как захочешь, буди… — Хань зевнул и свалился на Чонина, чтобы мгновенно уснуть уже со спокойной душой. Уронил голову Чонину на колени, кое-как натянул одеяло на плечи и отрубился, как выключили.

И едва заметно улыбался сквозь сон, пока Чонин гладил его по голове. Но он уже не видел, как Чонин медленно снял датчик с груди и положил на край столика у кровати, чтобы через минуту закутать Ханя в одеяло получше, притянуть к себе, прижаться подбородком к светловолосой макушке и снова закрыть глаза.

И Хань не слышал, как после вдоха томительно шли сначала секунды, а потом — минуты. Выдох Чонин сделал только спустя семь с половиной минут после вдоха и открыл глаза. Тронул губами светлые пряди на макушке Ханя, чтобы после разжать руки и с сожалением выбраться из кровати. Знал, что может не проснуться, если уснёт вместе с Ханем. Пока что. Или всё ещё.

Чонин осторожно стянул с Ханя одежду, подсунул под голову подушку и бережно завернул в одеяло. Долго разглядывал бледное и осунувшееся за последние месяцы лицо, тронул пальцами седую прядь надо лбом, затем погладил Ханя по запавшей щеке. Из-под ресниц блеснуло, а через миг по светлой коже скатилась слеза. Чонин стёр её пальцем, вздохнул и отступил от кровати.

На рассвете он сидел в кресле на террасе и смотрел на тёмное небо. Светлело тут непривычно резко, как и темнело. Совсем не так, как было дома, в Корее. Чонин прикрыл глаза, различив тихие шаги за спиной, а потом рядом остановился сонный и закутанный в одеяло Хань. Чонин отметил поджатые от прохлады пальцы на босых ступнях, но Хань продолжал топтаться рядом и не уходил.

— Я всё жду, что ты скажешь мне… скажешь, что я солгал.

Уклоняться от этого разговора вечно не вышло бы, и они оба это понимали.

— Ты сам это знаешь, — помедлив, отозвался Чонин. Говорить об этом ему точно не хотелось.

— Но не знаю, злишься ты на меня или нет. Я ведь обещал, что не стану тебя возвращать, но…

— Зачем? — Чонин задумчиво разглядывал лицо Ханя в предрассветном полумраке и гадал, многие ли могут похвастать тем, что у них есть личный ангел-хранитель во плоти, способный вернуть с того света, точнее, не позволить туда попасть.

— Потому что я хочу, чтобы ты любил меня, — едва слышно прошептал Хань и уткнулся носом в одеяло. — Это ответ на тот вопрос… Ну… Я помню, как видишь. Это то, что хотел услышать ты. Но я сказал бы всё иначе.