Симпатика (СИ)

— Он никогда не возвращался ко мне прежним. Я никогда не встречал его, а увидел впервые Кая. И когда я встретил Чонина, он уже не был тем Чонином, каким был раньше. И не был таким Каем, которого я знал в Кунсане. Быть может, вернётся он тоже другим. Но я всегда буду узнавать его, потому что я знаю его.

— Чонин как-то сказал мне, что однажды ты можешь вернуть уже не его, а чудовище. Ты думал об этом?

Хань слабо улыбнулся.

— Я не боюсь, Бэкхён. Ни капельки. Я знаю его. И знаю, что его чистота неизменна, как неизменны его твердолобость и упрямство. Чёрт, он обменял себя на почти три десятка детей, не считая спасённые до этого жизни. И Кай тоже спасал — меня, нас всех. Сколько бы он ни возвращался, это не менялось. Не знаю, что он там тебе нагородил и вбил себе в голову, но я в него верю. Этот баран слишком баран, чтобы так просто отказаться от собственных принципов, целей и идеалов.

Бэкхён хмыкнул и оглянулся на Ханя.

— Этот баран слишком баран, да? По-моему, лучшая характеристика Чонина, которую я когда-либо слышал. Но твоя вера лишена логики.

— Да прямо уж? — фыркнул Хань. — Можно подумать, симпатика логикой обладает. В мире есть вещи, которые не нужно доказывать. Достаточно принимать на веру. Потому что они просто есть.

— А ты пытался в этом разобраться?

— Нет, пустил всё на самотёк… Бэкхён, конечно, я пытался. До сих пор пытаюсь. — Хань раздражённо поправил ворот халата и вздохнул. — Я уйму времени пялился на геном Чонина, изучал со всех сторон. Свой я тоже знаю. Сравнивал, измерял, моделировал… Чёрт, я делал всё, что только можно сделать, но так ничего и не понял. Обычно считается, что симпатика возникает, когда люди подходят друг другу, так? Но это чересчур расплывчато. И я ума не приложу, что могло спровоцировать симпатику в нашем с Чонином случае. Если подумать, то до нашей встречи Чонин никогда парнями не интересовался. Обо мне можно сказать то же самое. Однако стоило нам встретиться, и всё пошло по… гм.

— Вам даже рядом стоять нельзя, — криво улыбнулся Бэкхён. — Да, это заметно. Всегда было заметно. Поставь вас рядом, и вы сразу же как будто в какой-то собственный мир выпадаете.

— Но ведь должна же быть причина… — с тихим отчаянием пробормотал Хань. — Хоть что-то.

— Может, вы в прошлой жизни любили друг друга, — с озорными искорками в глазах предположил Бэкхён.

— Да ну тебя! Я тут серьёзно вообще-то! — обиделся Хань.

— А я тоже серьёзно. Ну скажи мне, что тебе это даст? И почему ты думаешь, что дело в геноме или ещё в чём-то вещественном? Почему бы просто не признать, что вы с ним друг друга любите? Зачем тебе надо непременно проверять гармонию алгеброй? Чтобы откреститься от собственных чувств? Охотно верю, что это очень удобное оправдание, но пока у тебя его нет, так? Побуду Нострадамусом: у тебя его никогда не будет, оправдания этого. И для меня это выглядит именно как любовь. Всё это. — Бэкхён неопределённо повертел рукой. — Он увидел что-то в тебе, что-то такое, что ему необходимо. И ты увидел в нём то, что было необходимо тебе. И, хён, когда двух парней тянет друг к другу настолько сильно, что они больше никого не замечают, ничем другим это и не назовёшь. Сам скажи, будь это просто… чувственное удовольствие, секс, ты на этом остановился бы? Сомневаюсь. Если бы это было так, после исчезновения Кая ты бы потужил немножко и нашёл себе кого-то ещё. Правильно? А ты не нашёл, даже и не искал, в общем-то. И он — не нашёл. Вместо этого вас обоих угораздило снова встретиться и начать всё сначала. Друг с другом. Хён, не занимайся ерундой и думай о том, что делаешь сейчас. Это намного важнее, потому что, кажется, я тебе верю. Верю, что Чонин сможет вернуться.

Хань открыл биокамеру через два месяца. Неуверенно стянул чехол, опасаясь поначалу смотреть сквозь стекло. Показатели на приборах и компьютерный анализ твердили, что всё уже в порядке — внешне. Но Хань боялся всё равно. Не то чтобы он не хотел видеть Чонина с ранами на теле, просто смотреть ему было бы больно. Чунмён с самого начала настаивал на отстранении Ханя от проекта, пока Чонин не восстановится в достаточной степени. И Чунмён до последнего запрещал Ханю приближаться к криокамере, выставил вон, когда Чонина перемещали в биокамеру. Идея с чехлом тоже принадлежала Чунмёну.

— Ты ведь сам знаешь его. Он не хотел бы, чтобы ты смотрел.

— Я тоже врач, — упрямился Хань. — Я видел всякое.

— И ты хочешь, чтобы это мучило его потом?

Вот тут Хань и сдался. Ну а когда чехол всё же снял, долго собирался с силами. Возможно, не зря. Чонин за стеклом выглядел спящим. А ещё — пятнистым. И белых пятен на нём было куда больше, чем пятен с родной смуглой кожей.

— Фототип кожи постепенно вернётся к исходному, — отметил Чондэ, перехватив его взгляд. — После того, как полное обновление клеток будет завершено. Ногти на руке тоже отрастут. Со временем. Кровообращение в норме, сердце тоже работает, а вот дышать сам он пока не может.

Хань кивнул и прижал ладонь к стеклу, снова разглядывая Чонина. Видел, как за спиной Чонина продолжает работать аппарат, подающий воздух и заставляющий Чонина размеренно дышать.

— Что с раствором?

— Думаю, можно постепенно менять состав и замедлять процесс обновления, — отозвался Минсок, поправил очки и скупо улыбнулся. — Готовь опять ножницы. Через пару недель у него будет такая же грива, как раньше. Моя итоговая таблица сигналит, что больше месяца вряд ли придётся его тут держать.

— По моим расчётам — недели три осталось, — проворчал Бэкхён. — Сэхун, у тебя что?

— Уже ничего. Всё на месте и в нужном состоянии. Можно мне домой? Я хочу сдохнуть на пару месяцев… — Сэхун потёр глаза. За это время его глаза выдержали дикое напряжение. Сейчас он уже носил очки, как и Минсок.

— Да, иди и отдохни как следует, — отпустил его Хань и вновь прилип к стеклу биокамеры, жадно разглядывая Чонина. До этого мига он даже не задумывался о том, как сильно скучал. Огромное количество работы вытеснило грусть на время и заставило забыться, но прямо сейчас Хань остро чувствовал тоску. Ему не хватало голоса Чонина, громкого смеха, таких разных улыбок, жара, озорных искорок в глубине тёмных глаз. И каждый кусочек Ханя хотел, чтобы Чонин любил его…

“Если ты всё помнишь, то без труда поймёшь, чего я от тебя жду”.

— Дошло, — тихо пробормотал Хань себе под нос и медленно провёл рукой по стеклу — словно погладил Чонина по голове. — Дошло, как до жирафа, на третий день, но всё-таки дошло.

— Ты ещё обними биокамеру и грозно зарычи: “Это всё моё”, — ехидно подсказал Бэкхён за его спиной.

— Это всё моё, — послушно повторил Хань, не отводя глаз от Чонина.

— Выглядит забавно, когда пятнистый. А это вот…

— Это родинка, — огрызнулся Хань, попытавшись одновременно оттеснить Бэкхёна от биокамеры.

— Прямо там? Ух ты…

— Бэкхён!

— Да я ж только посмотреть. Хочу себе такую. Это ж дико сексуально. По-моему, у Кая такой не было, да?

— Исчезни, — мрачно посоветовал этому умнику Хань, но тут же осёкся, потому что почувствовал, как к его ладони прикоснулись маленькие пальчики. Солли прижалась к нему боком, когда он крепко сжал её ладошку в своей.

— Папа скоро проснётся? — тихо спросила она и доверчиво улыбнулась Ханю, едва он кивнул ей.

— Но наша мышка всё-таки не сможет это повторить, — вздохнул Чондэ, возившийся с миниатюрной биокамерой в углу. — Процесс застрял на сорока процентах. Клетки перестали восстанавливаться. Понятия не имею, почему.

— Исчерпали ресурсы, — предположил Бэкхён. — Геном мышки не был улучшен на один процент.

— Угу, — подтвердил Чунмён, ковырявшийся в таблицах. — В норме регенерация имеет ограничения. В случае с мышью мы исчерпали запас. То, что есть сейчас, уже не в состоянии усваивать питательные вещества из раствора. Даже кальций… на последней стадии формирование костей нарушено. Даже аппликация стимулирующих рост клеток прошла без результата. Думаю, подобное синтезирование и комплексные операции возможны только в случаях, когда пациенты перенесли аппликацию улучшенного генома с укреплёнными связями, как у Чонина. Форсированная способность к обучению, выходит, напрямую связана с живучестью. Или же вы где-то накосячили и улучшили что-то не то. То есть, улучшили что-то такое, что помогло в случае Чонина.