Deux Ex Machina/Strangelove (СИ)

– Доброй ночи, Мэттью, – тихо-тихо сказал мистер Харрисон и захлопнул дверь.

Почесав нос и постояв ещё с полминуты у двери, мистер Беллами так и не понял, что это было, но смутная волна поднялась со дна души, и это странное чувство пре-раздражения вдруг накатило на него. Оно было прервано жужжанием телефона.

Мистер Беллами спустился с лестницы, открывая сообщение.

«Люблю тебя за всё, мой наставник»

«Спи хорошо, моя радость»

Усевшись в авто, мистер Беллами отложил телефон на соседнее сидение и потёр ладонями лицо. И снова что-то покачивалось и пыталось перевернуться глубоко внутри.

«Пиши мне, если будут новости. Спокойной ночи, любовь моя» прочитал он в полоске на зажёгшемся на пять секунд экране.

– Почему ты так далеко, Доминик, – спросил у пустоты мистер Беллами, повернув ключ под рулём.

Радио составило ему компанию, пока он ехал домой. Перед глазами, помимо дороги, мелькали самые плохие их моменты, их ссоры, их недоверие и их раны. Соль на венах.

Секс. Много секса.

Жестокость, с которой мистер Беллами обходился с ним, только спустя почти год он понял, как больно наверное было Доминику быть использованным. Мистер Беллами оправдывал его в своих глазах теперь, глядя пляшущие на лобовом стекле огни.

Он почему-то скинул пальто, а за ним ботинки и костюм, разделся догола и пошёл на кухню. Его будто душила одежда. Очередной приступ паранойи.

За любые чувства приходилось расплачиваться подобным образом. Он страдал беспричинно, потому что это было в его характере. Так он жил.

Став под горячие струи душа, он дрочил в своей голове, он был неспособен даже возбудиться физически, ему не хотелось. Он только вновь прочувствовал все свои недостатки, припомнил себе все те чёрные и неприятные вещи, которые он когда-либо делал, как позорился и позорил других, и ему было плохо, но от этого так хорошо.

Он хотел когда-то причинить боль и Доминику.

Он заткнул себя титаническим усилием воли – с мыслями ему всегда было тяжело справляться.

Покормив и погладив кота, он слёг в постель, будто был физически болен, закутался по глотку и вырубился до следующего утра с пропастью в желудке.

Уже на следующий день он, оставшись наедине с Эдвардом и его беспомощным и грустным взглядом, этими двумя кусками лазури, спросил:

– Какие великие идеи мучают вас?

Эдвард от неожиданности приоткрыл рот, не намереваясь, наверное, даже отвечать. Его губы разошлись, образовав небольшую удивлённую полоску, через которую он глубоко вдохнул.

– Помогите мне, пожалуйста.

– Что-то не так, мистер Харрисон?

Помолчав, мистер Харрисон, наконец, родил просьбу.

– Я хотел бы обсудить это с вами как-нибудь после работы. Может, даже у меня. Видеть больше не могу эти бары.

Пожав плечами, мистер Беллами дёрнул уголком губ.

– Я не могу найти решения этому. Я понимаю, что всё, что творится со мной, все эти мысли – это неправильно.

– Если вы считаете, что вам это поможет, – мистер Беллами повернулся к нему спиной, чтобы посмотреть в окно. Погода была сносная.

– Сегодня?

Подумав немного, мистер Беллами сказал:

– Хорошо. В восемь на парковке.

Кивнув, Эдвард растворился в потоке входящих в аудиторию студентов и не показывался до этих самых восьми вечера. В конце концов, когда-то такой разговор о… чувствах был вполне результативным. Мистер Беллами сделал глубокий вдох. Он не хотел ни о чём думать. Его серости и твёрдости в этот день могла позавидовать даже настоящая гора.

Без особых приключений отработав последний семинар, он оглядел счастливые и уставшие лица, прощаясь со всеми сразу, и отправился собирать вещи. Он собирался неспешно – завтра выходной.

Только увидев фигуру в коротком чёрном пальто, присевшую на капот его Рено, мистер Беллами вспомнил, что ему предстоит выслушать исповедь этим вечером.

Он включил радио, потому что мистер Харрисон снова молчал. Сам же мистер Харрисон и вправду был до ужаса тих, будто вынашивал десять планов убийства мистера Беллами.

– Спасибо за помощь с курсом литературы, – сказал вдруг он.

– Вы – способный ученик, это не новость, – неожиданно для себя, мистер Беллами даже ободрял его.

– Шутите, – мистер Харрисон скромно улыбнулся, отвернувшись, чтобы посмотреть на мелькающие один за другим фонари вдоль дороги.

Мистер Беллами уже выучил дорогу до дома мистера Харрисона. Этот факт заставил его усмехнуться самому себе.

Он почувствовал себя почти что всесильным, потому как, даже оглядев знакомое уже устройство гостиной небольшой квартиры, ни единый фибр его души не дёрнулся. Он с небывалой уверенностью уселся на небольшой диван – казалось, в каждой квартире и каждом доме был такой диван, на который можно было сесть, чтобы поговорить.

Мистер Харрисон извинился и покинул его на пару минут с бутылкой пива, которую мистер Беллами не постеснялся вскрыть. Перспектива выпить немного привлекала его, и он откинулся на спинку дивана. Конечно, ему далеко было до состояния, когда он мог бы расслабиться в малознакомой обстановке, но спокойствие сделало его статуей на пару бесконечных минут. Глянув на время - было уже без двадцати девять, - он поджал губы и спрятал телефон, отключив звук.

– Вы можете курить, – громко сказал откуда-то из тёмных недр соседней комнаты мистер Харрисон.

– Спасибо, – ответил Беллами, тут же вытащив пачку и зажигалку из кармана.

– Вернулись к проверенному бренду? – сказал мистер Харрисон и слабо улыбнулся. Он был больше похож на подростка в потёртой майке, на которой было отпечатано чьё-то пафосное лицо.

– Захотелось вдруг, – пожал он плечами, выпустив с удовольствием струйку дыма. – Что вас беспокоит, мистер Харрисон?

Мистер Харрисон подогнул одну ногу под себя и тоже открыл бутылку пива. Сделав пару глотков, он вытер губы, а потом окинул мистера Беллами взглядом пару раз.

– Не знаю, как перестать цепляться за мечты. Я очень давно, – он снова выпил, – представлял себе невозможное, а вернувшись сюда, понял, что это более чем невозможно. Что я сумасшедший.

Помолчав и посмотрев на мистера Беллами, который даже не вздыхал не в тему, пытаясь показать готовность выслушать что угодно, мистер Харрисон спросил:

– Вы не понимаете, о чём я, правда?

Усмехнувшись, мистер Беллами слабо кивнул.

– За весь мой семестр в Лондоне не было и дня чтобы я не думал о тебе, Мэттью.

– Мистер Харрисон, – с вызовом сказал мистер Беллами. Он был полон решительности поставить на место кого угодно – старые инстинкты говорили в нём. Он ставил кое-кого на место постоянно. Для него вся эта ситуация была попыткой пресечь границы, за которыми начинались неисповедимые пути.

– Что не так с вашим именем, мистер Беллами, – мистер Харрисон тоже вытащил сигарету и закурил, выпрямив обе ноги и откинувшись в противоположный угол.