... не войной...(СИ)

Рон скороговоркой прочел заклинание, и от стены по комнате поползла едва видимая розовая дымка. Зрители замерли, уставившись на светлеющее стекло. За ним постепенно проступали очертания камеры, контуры лежащего на возвышении тела и тень черного плаща. Гарри застыл в оцепенении и не мог оторвать взгляда от полупрозрачной стены, пока Рон не наступил изо всех сил ему на ногу.

— Давай! Десять минут максимум, — прохрипел он. — Сдерживать такую толпу сложно.

Гарри сделал несколько шагов по проходу между креслами, убедившись, что все застыли с мечтательным и внимательными лицами, и направил взрывающее заклинание в стену.

Магия рванула, как теплая шипучка из-под корковой пробки — неудержимо и мощно, с оглушающим хлопком. Черное стекло вздулось пузырем и разлетелось в мелкую пыль. Гермиона поморщилась, крепче перехватив палочку исцарапанной рукой.

Должно быть, они представляли казнь как-то иначе, потому что за сломанной стеной оказалась пустая грязная комната с низкой дверью и Снейп — с впавшими глазницами под закрытыми веками, в изодранной мантии, босой и растрепанный — без движения валялся на полу.

За эти годы Гарри видел его любым — язвительным, равнодушным, нежным или жестоким; почти мертвым и до одури живым; шепчущим признания и выплевывающим проклятия. Но никогда — таким. Сломленным, поверженным, размазанным по склизким камням тюремной камеры, жалким подобием человека, истлевшим, словно обугленное полено в костре. Он устремился вперед, изо всех сил вцепился в обрывки мантии, пытаясь поднять, оторвать бессознательное тело от пола, когда сквозь окутывающий жар магии почувствовал знакомый леденящий холод.

Три дементора втекли в приоткрывшуюся дверь, и Гарри вдруг понял, какая причина собрала здесь сегодня столько зрителей. Вряд ли когда-то им доводилось видеть, как душу рвут на три части, высасывая ее по очереди. Или просто палачи сомневались, что с приговоренным сможет справиться один дементор. Тени подплыли ближе, и в голове Гарри уже был слышен их свистяший шепот — твари были довольны предстоящим пиром и чувствовали присутствие дополнительного угощения. Он вскинул руку, привычно вызывая счастливое воспоминание, но с кончика палочки сорвался сизоватый дымок, словно от неаккуратно притушенной сигареты, и развеялся в затхлом воздухе. Два дементора скользнули вплотную к нему, обдавая запахом гниения, черепная коробка казалась набитой кусками льда, как стакан, прежде чем в него нальют напиток. И каждое воспоминание, что пытался вызвать у себя Гарри, теперь было их лакомством — доставалось без боя и пропадало в жадной вязкой тьме.

Слизнулись холодным колким языком блаженство полета, пьянящая эйфория подчиняющейся магии, радость от встречи с друзьями и кольцо рук вокруг собачьей шеи. Восторг избавления от последнего крестража, сказочная легкость и блаженная истома долгих ночей; пальцы, что гладили по волосам; губы, льнущие в поцелуе; так и не сорвавшееся с языка «люблю» — все превращалось в серебристый дымок из палочки и заставляло цепенеть, с расширенными от ужаса глазами наблюдая, как дементор склоняется над распростертым телом и растягивает безгубый рот для поцелуя.

— Нет! — из горла вместо крика рвался протестующий хрип, а сам он был словно скован ледяными цепями. — Нет, Северус! Экспекто патронум!

В мыслях раздался негромкий довольный шелест:

— Как вкусно. Живой, настоящий, влюбленный и отчаявшийся. Деликатес… такая редкость… Давай же, вспоминай. Когда еще ты был счастлив?

— Никогда, — сказал ему Гарри. — На самом деле никогда. Любой радостный миг оборачивался для меня ужасными последствиями. Но я мог бы, мог бы быть… Но больше нет.

Он не в силах был отвернуться или закрыть глаза, глядя, как дементор касается Снейпа, и тот глубоко вздыхает, размыкая губы в ответ.

«Я мог бы», — обреченно подумал он, вдруг ярко и четко представив, как летнее солнце заливает небольшую кухню дома в Коукворте. Берни перекатывается на спину, подставляя брюхо солнечному лучу, а Снейп в одних пижамных штанах сосредоточенно смотрит на закипающий кофейник и улыбается уголком рта, когда Гарри целует его спину между лопаток. На углу стола вперемешку лежат география и зельеварение, и куча разных бумаг, а крупные соцветия на высоких стеблях, доросшие до самого подоконника, настырно лезут в окно снаружи и одуряюще пахнут. «Нельзя столько спать», — говорит Снейп, берет его лицо в ладони, разглаживает следы подушки на щеке и нежно целует заспанные глаза, и касается языком нижней губы, и руки его скользят по коже, а за окном свистит, поет, выводит трели какая-то безумная птица.

— Экспекто патронум!

Серебряное свечение заполнило всю комнату. Патронус — все тот же олень с гордо поднятой головой — ударил копытом, высекая из камней сноп искр, и врезался в дементора, что склонился над Снейпом. Черное пятно сжалось, превратилось в змейку тумана и вытекло в дверную щель. Гарри уже не было дела до двух остальных — он кинулся вперед и рывком поднял обмякшее тяжелое тело одним движением.

«Не тяжелее тюка с веревками», — почему-то подумал он и потащил его сквозь серебряный туман прочь из камеры.

У выхода он перевел дыхание и выбил палочку из рук Рона. Тот мигом пришел в себя, пробормотав:

— Еще пару минут гарантирую, — ухватил рукой Гермиону, подставил другое плечо Снейпу, и они понеслись вперед так, как не бегали никогда в жизни.

— Если я не смогу перекинуться из анимагической формы, — сказал Гарри, задыхаясь, — оставьте меня здесь и уходите втроем. Я спрячусь и выберусь позже, когда отдохну. Позаботьтесь о нем, ладно? Наверное, я все же опоздал, и дементор…

— Не говори ерунды, — зло огрызнулась Гермиона. — Я видела, как светилась комната, когда мы уходили. Ты сделал их всех.

— Возможно, слишком поздно, — прошептал он так тихо, что его не расслышал никто.

*

Он лежал на груди человека и мерно покачивался вверх-вниз от его дыхания. Нос утыкался в щеку, поросшую жесткой щетиной, а пахло от кожи, волос и одежды так резко, что хотелось немедленно чихнуть — кислым потом, сладкой гнилью, протухшей едой и только едва уловимо чем-то знакомым, родным и близким. Но он точно знал: его место, самое лучшее место в мире — здесь, где под скользкой от грязи черной тканью ровно и медленно бьется сердце. И вцепился всеми когтями, когда кто-то сверху ухватил его за шкирку и потянул. Такого обращения с собой он потерпел бы ни от кого, поэтому извернулся, взмахнул в воздухе лапами и цапнул зубами нападавшего, отлетел, сгруппировался и приготовился к драке.

— Хороший, хороший — донесся до него смутно знакомый женский голос. — Ну же, Гарри, не дури, превращайся обратно.

Гарри. Точно! Его зовут Гарри, и сейчас у него есть дела важнее, чем драться с неизвестным нахалом. Человек в лодке. Без него плохо. Человек в лодке нуждается в помощи. Его зовут Северус… Северус Снейп.

— Мерлиновы кальсоны, — воскликнул Рон, — кальсоны-то мы и не захватили. Куда, к черту, делась твоя одежда? Отвернись, Гермиона.

— Можно подумать, что я не видела голых мужчин, — фыркнула она, но прикрыла глаза ладонью, пока Рон стягивал свою мантию, чтобы швырнуть ее Гарри.

— Надеюсь, не больше одного голого парня, — пробурчал Рон.

— Теперь уже двоих, — примирительно сказала Гермиона. — А у меня все еще никаких успехов в анимагии.

— Ну ты и горазд кусаться. Хорек, что ли? И поржал бы я, да очень уж не вовремя.

— Мангуст, — пробормотал Гарри. — Дам тебе почитать одну книжку… Не знаю, почему так. И Сириус, и Петтигрю оставались в одежде, когда становились людьми, а я вот…

— Это от недостатка опыта, — сказала Гермиона. — Держу пари, ты не практиковался с лета.

— Как-то не до того было, а потом ошейник.

— Сам говорил, что анимагия не совсем магия, даже странно, что ты не вспомнил, а ведь могло получиться.

— Могло и нет. А с врачами в Коукворте, знаешь ли, проблемы, — резко ответил Гарри и кинулся к Снейпу, все еще лежащему в лодке.

Ноздри того трепетали и ресницы слегка подрагивали в такт дыханию, но тело оставалось неподвижным и неожиданно тяжелым. На противоположном берегу показались черные точки — зрители возвращались с шоу, и друзья решили поскорее аппарировать.