Герой не твоего романа (СИ)

Когда с операцией было покончено, Ханген бросил глазное яблоко на ковер, вытер окровавленные руки о покрывало и ушел.

— А он был не очень аккуратен, — заметил Хёкдже, разглядывая изуродованное лицо Чанмина. — Порезал тебе морду.

— Пока походишь так, — добавил Донхэ. — Отлично выглядишь, сволочь.

Братья покинули номер. Чанмин, заливая собственной кровью подушку, достал из тумбочки телефон и открыл сообщение от Джеджуна.

«Любимый, где ты? Я волнуюсь!»

Ответить? Ну уж нет. Не надо ромашкам видеть, какое он ничтожество.

Зато хоть не унизили.

Джеджун, узнав от Юно о местонахождении Чанмина, решил немедленно отправится к нему, хотя было уже четыре часа утра. У омеги были заплаканные красные глаза и перепачканные тушью рукава блузки, которыми он вытирал слезы, но он наспех смыл макияж и переоделся.

— Останься дома, — посоветовал Кюхён, заглянув в его комнату. — Чанмин — нехороший человек. Он мог так поступить и сознательно.

— Нет! — Джеджун просунул голову через горловой вырез трикотажной кофты и поправил на себе одежду. — С ним что-то случилось! Я не стану его бросать! Вот если он мне лично скажет, чтобы я шел на все четыре стороны, — тогда пожалуйста!

— Хочешь, припру его? — предложил Ючон, присоединившийся к Кюхёну в игре «суем нос не в свое дело». — Я так-то и в окно залезть могу. Возьму сукина сына под мышку и притащу к тебе, пусть объясняется.

— На плечо положи и по попе погладь, пока нести будешь, — фыркнул Хичоль, тоже подбежавший к порогу спальни Чанмина и Джеджуна. — Вот ведь говнюк, слинял и меня бросил. МЕНЯ! Я ему слуга, если что. Слугу надо всегда в известность ставить, если куда-то сматываешься. Вот вернется — пиздюлей огребет. Но не факт, что я лично навалять смогу. Кю, всыпешь ему? Он нечисть. Такая не-е-ечисть… Понял, тебе уже по фигу. Юнни, детка, отметель засранца, а я утром проглочу.

— Какое обещание, я же тогда перестараюсь и убью его, — улыбнулся герцог.

— Что проглотишь? — непонимающе заморгал глазами Кюхён.

— Зубную пасту, — неожиданно хором ответили оборотень и певец, после чего, переглянувшись, засмеялись.

Ючон шепнул Кюхёну на ухо правильный ответ, и монах, побледнев, оперся рукой о стену, чтобы не упасть.

— Все, пропустите! — потребовал Джеджун, вооружившийся сумкой. — Майор, пожалуйста, поехали со мной? Вдруг с ним что-то плохое? Все может быть! Вы ведь работаете на бандитов!

— Ага, не жалко, — согласился Ючон. — Только это… Я Су скажу, что сваливаю. Ему, конечно, по… по фиг, но все равно. А вдруг переживать будет.

— Хичоль, так правда делают? — спросил встревоженный Кюхён, хватая вампира за руки. — Это — извращение! Даже кисэн на такое не соглашаются! Не смей!

— Да что мы говорим. — Хичоль потрепал Кюхёна за ухо. — Не историк, но уверен, что и в твоем веке так делали. А уж сейчас… Когда глотают — это знак особой привязанности.

Кюхён моментально покраснел и отвернулся, пытаясь ничего себе не представлять.

Джеджун побежал вниз по лестнице, сопровождаемый Ючоном. Он бы вылетел во двор, если бы путь ему не преградили двое: зло улыбающийся Джунсу с шестью прошитыми папками в руке и печальный Рамон.

— Наконец-то я нашел все, — сказал художник. — Стоять, Джеджуни. СТОЯТЬ.

— Мне плевать на все! — закричал Джеджун, отталкивая Джунсу. — Чанмин в опасности!

— Когда я расскажу то, что узнал, ты забудешь про Чанмина, — пообещал художник. — Про все забудешь, появятся проблемы поважнее. Собери всех в гостиной, — сказал он, обращаясь к Ючону, — МАЙОР.

Ючон оказался достаточно умен, чтобы понять, что его раскусили. Опустив голову, он поднялся по лестнице и позвал товарищей на общее собрание.

— И что же нам может сообщить уважаемый живописец? — улыбнулся Юно, занимая диван и хлопая ладонью по сидению рядом с собой — чтобы Хичоль не вздумал примоститься на почтительном расстоянии от него.

— Много поганого, — буркнул певец, позволяя оборотню обнять себя за талию.

Все устроились в гостиной на мягкой мебели, благо ее было достаточно (широкий диван, два кресла и один пуфик). Джунсу вышел в центр, загородив собой никому не нужный камин, и объявил:

— Итак, господа и одна почти дама! — Джунсу посмотрел на Джеджуна, который ерзал на месте: ему не терпелось поехать к Чанмину. — Я мог бы ошарашить вас сразу, но вы не поверите. Начнем с малого. Кто-нибудь слышал гипотезу Рассела о пяти минутах?

Джеджун, страдавший «синдромом отличника», поднял руку. Джунсу жестом указал на него, как бы разрешая ответить.

— Это скептическая философская гипотеза, которая ставит под сомнение и эволюцию Дарвина, и религиозные версии, — сказал он, машинально поправляя на носу очки. — Согласно этой идее, наш мир был создан таким, каким мы его знаем, всего пять минут назад. Со всеми спящими вулканами, скелетами животных и памятью человечества, включая нашу собственную. Но…

— Умница, Джешечка! — похвалил Джунсу. Юно похлопал омеге. — А теперь кто мне объяснит, что на хер за «Джешечка», а не «Джеджуни»?

— Это русский уменьшительно-ласкательный суффикс, — сказал Джеджун. — Прости, мы не сказали тебе раньше, что узнали этот язык из-за проводницы…

Хичоль спрятал лицо в ладонях.

— Запомните это все, — попросил Джунсу. — Мы говорим по-русски, если за собой не следим. Но кто из нас не кореец? Только майор и его светлость, или как там вас называть. — Джунсу поклонился Юно. — Остальные, по идее, должны в непринужденной обстановке использовать корейский. А какой использую я, на взводе?

— Русский, — удивленно констатировал Юно. — Мы все…

— Идем дальше, сейчас будет страшнее, — перебил его Джунсу. Он вынул из одной папки дюжину распечатанных фотографий и попросил Рамона их раздать. — Приглядитесь.

— Это мы впятером с Джеджуном, Чанмином, Джунсу и Ючоном — сказал Юно. — Только совсем молодые, и прически странные… А это — люди, среди которых есть Кюхён и Хичоль… Фото похоже на рекламу…

— Это обложка диска с песнями, — пояснил Джунсу.

— Не надо! — закричал Кюхён.

— А, ты знаешь? — понял художник. — Так надо с другими поделиться. Они имеют право.

— Пошел в жопу, Су… — захныкал Хичоль.

— Открываем папки! — провозгласил Джунсу. Все одновременно открыли свои документы. — Страница этак сразу десятая. Всем. Кроме Кюхёна — ему, видно, неинтересно.

— Не нужно было, — прошептал монах.

Джеджун в страхе замер над двадцать третьей страницей.

— Тут описание моего… секса с Юно. На Тенерифе, — пролепетал он. — Подробное.

— А тут — моя жизнь, — отозвался герцог, с отвращением листая свой документ. — И у меня секс на каждой второй странице, но это описано с жуткими грамматическими ошибками!

— А че значит «ООС»? — спросил майор.

— И мы подошли к самому главному! — сказал Джунсу. — Итак, смотрим на фото. Запоминаем лица. А теперь сверяем с документами, что я распечатал. Знаете, кто на снимках?

— Ну вот и зачем это тебе? — завизжал Хичоль. — Чтобы они рехнулись?!

— Тогда сам расскажи, — предложил Джунсу. Хичоль промолчал. — Ага, не хочешь? Тогда я сам это сделаю. Но, предупреждаю, из моих уст это будет звучать противнее.

— Тут мой поход ко врачу, когда я забеременел, — сказал Джеджун, краснея. — И даже описание… осмотра.

— И опять секс, опять ошибки… — бормотал Юно.

— Тут как мамка меня лупила туфлями, — изумился Ючон, дошедший до второй страницы. — Она пила. Я приходил домой — и она ну меня туфлями шарахать… Так я же не рассказывал никому…

— Хичоль, последний шанс, — напомнил Джунсу.

Певец открыл рот, но не издал и звука, а затем спрятал лицо в подтянутых к подбородку коленях.

— Друзья! — торжественно объявил Джунсу. — Те люди, что вы видели на фотографиях, — корейские певцы. Они очень популярны и сводят своих фанаток с ума. Девушки начинают фантазировать о них, и часто это выливается в полноценные рассказы или даже романы. Как правило, в таких произведениях артисты спят либо друг с другом, либо с воображаемыми воплощениями авторов. Но иногда они оказываются магами, которые обучают бестолковых охотников на нечисть, или воюют с инопланетянами… — Ючон оторвался от описания своей жизни и, округлив глаза, посмотрел на Джунсу. — Такое творчество фанаток называется ФАНФИКАМИ.