Заместитель (ЛП)

Почему этот человек так упорствует? Я ничего не знаю, и если он верит во всемирный заговор, пусть напишет книгу, я-то тут причем?

— Признаюсь, это была одна из моих фантазий, но не при таких обстоятельствах, конечно, — сказал Конрад, присаживаясь на край кровати и гладя меня по щеке. При этом у него был такой серьезный тон, что я чуть не рассмеялся.

— Если бы кровати умели говорить… — слабо улыбнулся я; голова все еще кружилась.

— Здесь никогда ничего не было. Поверь мне, — ответил он и мягко поцеловал меня в губы. — Кроме того, по словам доктора, тебе нужен отдых.

— Ага, я теперь не в форме. Пожалуй, не пойду на концерт Металлики этим летом.

— Что он сказал на этот раз? — устало спросил Конрад. Мне стало его жалко. Теперь из-за меня у него на одну проблему больше.

— Сказал, что ты возглавляешь теневую организацию, действующую в Европе, Центральной Азии и Латинской Америке, но вас нет в Китае, Японии и США. Ты — глава этой организации, которая предоставляет услуги по отмыванию денег мафиозным боссам, и они вас боятся. Даже колумбийские наркобароны трясутся от страха при упоминании Ордена.

Он усмехнулся:

— Да, блокирование кредитных карточек иногда производит подобный эффект. Что еще?

Я рассмеялся, но он оставался серьезным.

— Ты нанял двух русских проституток, чтобы втянуть Федерико в распространение наркотиков, а потом спас нас, и я в тебя влюбился. Только одна неувязочка: эти девушки появились на моем горизонте гораздо раньше, чем ты… Еще ты убил пятерых человек, которые на меня напали, и вывесил их тела в поместье матери Федерико, которое находится в 1600 километрах от Буэнос-Айреса, а наша полиция закрыла на это глаза. Так что ты за один день успел похитить пятерых человек и покрыть расстояние в три тысячи километров.

— Я впечатлен собственными способностями. Продолжай, — сухо прокомментировал он.

— Его источники — это осведомитель в Париже, кто-то в Аргентине и колумбийский наркобарон. Этот парень точно ненормальный, но почему он прицепился именно ко мне? Ему надо было заняться Михаэлем или Фердинандом. Они знают о тебе больше, чем я. Он даже имел наглость сказать мне, что я должен спать с тобой, чтобы ты выдал мне планы захвата мирового господства. Тем самым я спасу демократию и свободу от тирании банкиров.

— Это все, Гунтрам?

— Я не записывал за ним, — обескуражено сказал я. Он напряженно смотрел на меня, и мне стало не по себе. — Ему известно, сколько человек у меня в охране. Хайндрик и еще двое, о которых даже я не знаю. Твой дом — это крепость, и меня там держат взаперти, словно сказочную принцессу. Теперь доволен?

Нет, кажется, не слишком… Конрад смотрел хмуро, глаза потемнели. Он механически перебирал мои волосы.

— Этот человек становится надоедливым. То, что он смог подобраться к тебе дважды — уже плохо, но его осведомленность о твоей охране — это настоящая проблема. Я поговорю с Гораном.

— Не трогай его. Просто он очень хороший папарацци. Не думаю, что он собирался сделать мне что-то плохое. Просто парень слегка с приветом. Возможно, если ты поговоришь с ним…

— И что будет? Если его мозг измыслил такой сложный бред, думаешь, одна беседа что-то изменит?

— Он сказал, что твои люди сломали ему ребро. Это правда?

— Если так, ему следовало бы предъявить нам обвинение. Разумеется, никто ему ничего не ломал.

Мы долго молчали.

— Почему ты заговорил со мной в Венеции?

— Прости?

— Что тебя заставило заговорить со мной?

— Ты был самым чудесным созданием, какое я только видел в своей жизни: сидел, тихо читал книгу и безуспешно пытался отогнать голубей. Я шел на встречу в Музей Коррера, когда увидел тебя. Ты напомнил мне одного человека из прошлого — во всяком случае, внешне — и на секунду я подумал, что вижу привидение. Возможно, я хотел убедиться, что воображение не сыграло со мной злую шутку, — сказал он, улыбаясь воспоминаниям.

— Он мертв?

— Для меня — да. Я порвал с ним все связи. Когда бросаешь наркотик, то стараешься исключить любое напоминание о нем.

— Тем не менее, я на него похож, и я здесь.

— Я уже не уверен, что вы вообще похожи. Это было так давно, что, возможно, я идеализировал его красоту. Поверь мне, Гунтрам. Ты бескорыстен, даже чересчур. Полностью отсутствует инстинкт самосохранения. Это чудо, что у меня есть ты, — мягко сказал он, и я его поцеловал. — А еще ты непослушный. Нам нельзя — пока врач не осмотрит тебя, — он отстранился, а я разочарованно застонал.

— Ты мог хотя бы сказать, что за мной таскаются три человека.

— Я говорил, что твоя охрана будет усилена. Но они бесполезны, если даже простой журналист их засёк.

— Очень настойчивый журналист.

— Попытайся немного отдохнуть перед тем, как мы поедем домой. Мне еще надо поговорить кое с кем.

— Не вини Михаэля за все это. Вспомни леди Ди. Папарацци всегда ухитрялись сделать ее фотографии.

— И где она сейчас?.. Какая потеря! Красивая и умная женщина… Горан должен лучше делать свою работу. После Давоса Михаэль больше не отвечает за безопасность. У него слишком много других забот.

Еще я получил накачку от Горана. Да, тем же вечером. В лимузине по дороге домой. Горан устрашающ сам по себе, и ему не требуется поддержка Конрада, чтобы быть убедительным. Но нет, он дал мне полный инструктаж в присутствии своего босса, а потом еще повторил его для Фридриха. Не спрашивайте меня, зачем. Фридрих отвечает за дом, а не за меня! Вряд ли тот журналист собирается отравить мою пищу.

Так вот, мы ехали домой, в замок (отныне темница); я и Конрад сидели рядом, Горан напротив. Он начал без предисловий:

— Гунтрам, ты не должен выходить из дома всю следующую неделю. Даже в университет. Поскольку сейчас середина семестра, ты без проблем можешь заниматься дома. Попроси своих друзей сообщать тебе задания.

— Журналист заварил кашу, а расхлебывать должен Гунтрам? — пожаловался я, но никакого сочувствия у них не встретил.

— Мы поменяем тебе мобильный телефон и лэптоп. Сделай список файлов, которые хочешь перенести. Программисты завтра посмотрят. Также тебе будет выделен почтовый аккаунт от банка, и будешь пользоваться только им. Он безопаснее. И забудь обо всех этих штучках типа ICQ, мессенджеров, чатов и тому подобном.

— Что?! У меня там нет ничего ценного, разве что конспект справочника Самуэльсона** и электронные письма.

— Возможно, они их читают. — Меня замутило. — Не хочу тебя запугивать, но этот человек может быть опасен. По моему мнению, религиозные и политические фанатики хуже всего. До сегодняшнего дня он считал тебя средством, которое можно использовать в крестовом походе против герцога, но отныне ты — его враг, так как все нам рассказал. Дважды. Теперь у него не осталось сомнений, кому ты предан. Отныне ты — цель.

— И что дальше? Я должен держать Хайндрика за руку во время лекций?

— Гунтрам! — одернул меня Конрад. Ладно. Этого не стоило говорить.

— Извините, Горан. Но это уже чересчур.

— Нет, в самый раз. Что касается твоего распорядка дня (когда я решу, что тебе можно вернуться в университет), он будет следующим. Утром Хайндрик отвозит тебя в университет, и ты присутствуешь только на лекциях и семинарах. Когда они заканчиваются, ты отправляешься в банк и остаешься там, занимаешься у Моники в кабинете или в библиотеке на втором этаже. Или сразу едешь домой и сидишь там. ЕШЬ ты только в банке. И ничего — в университете. Когда я говорю «ничего», я имею в виду именно «ничего» — ни кофе, ни чай, ни колу, ни сэндвич.

— Очень хорошо — потому что я не знаю, что теперь делать, если мне понадобится в туалет, — сыронизировал я.

— Только во время перемен, когда вокруг другие студенты. В одиночестве — ни в коем случае.

— Это университет, Горан, там не опасно наклоняться за мылом!

— Гунтрам! — рявкнул Конрад.

Спасибо, милый, я помню свое имя! Я покосился на него, разозленный, что он поддерживает этот бред. Что дальше? Мне будут каждое утро выдавать ланч-бокс? Я тяжело вздохнул.