Билет в один конец (СИ)

Клинт умудряется, не меняя позы, достать из кармана телефон, набрать несколько комбинаций и спрятать аппарат обратно, когда тот удовлетворительно оповестил, что цель поставлена на слежку. А затем коротко целует косточку на окольцованной щиколотке, будто извиняется.

- Чёрт, ненавижу, - тихо рычит Ал от унижения и собственной слабости, закрывает запястьем глаза, не в силах видеть своё унижение.

Мужчина проводит прохладной ладонью по обнажённой коже, чувствует на икре что-то шершавое, будто тонкими-тонкими иголками оцарапали кожу, но понимает, что это ранение красуется здесь достаточно давно.

- Не трогай, - смущенно отозвалась Ал.

- Больно?

- Нет. Тебе может быть неприятно. Всем неприятно это видеть, а тем более прикасаться.

- Это ожог или… - Клинт вновь провёл пальцами по шероховатой коже, а затем наклонился и поцеловал, почти вылизал.

- ИЛИ, - из-за накативших ощущений у неё не получилось вложить в голос весь свой яд и злость, но получилось выделить слово так, чтобы жадно рассматривающий её беззащитность Клинт понял, что, да! - это содранная с мясом кожа, да! – это была одна из пыток в том плену, и да! – она не хочет об этом говорить. И из-за этого она никогда не сможет надеть что-то короче штанов.

Для неё это позор: лежать вот так под кем-то, лежать и позволять к себе прикасаться, к самым больным местам, к самой чувствительной коже. Потому что внутри пустота и собственная бесполезность. Потому что боль разрывает сознание и хочется кричать, рычать, рваться, сбежать.

- Не злись. Не надо, я же сказал, это для твоей пользы, - Клинт вновь наклоняется, целует, но его неожиданно кусают с такой силой, что он буквально захлёбывается собственной кровью. А затем, не успев опомниться, получает ощутимый тычок под рёбра пяткой, скорее предупреждающий, чем атакующий. Она зла, он знал, что так будет, предполагал, что получит за этот браслет, за свою вольность. Подумать только, собрался привязать к месту снежную принцессу. Знал, что придётся ползать на коленях, вымаливая прощение и за браслет, и за всё то, что планировал сегодня сделать.

- Извращенец, ненавижу! – громче рычит девушка, садясь, а затем и вставая на ноги, отталкивая от себя. – Я тебе кто!? Как ты смеешь такое со мной делать?! То, что я не могу сейчас дать тебе отпор из-за того, что провалялась без движения три недели и обколота всякой дрянью, не значит, что можно меня лапать.

- Дааа… Почему-то, когда ты начала меня лапать в ещё худшем состоянии на кухне, я не возражал.

- Позволь, ты начал первым! – а потом будто ударилась, поняла, о чём говорит Бартон. – Что? Но ты же… - пусть они стояли на достаточном расстоянии друг от друга, а свет никто не догадался включить, но растерянность и заалевшие вмиг щёки Клинт заметил.

- Тебя этому не учили, но агент ЩИТ должен уметь перебарывать наркотический дурман, чтобы не выдать врагу ценной информации. Поэтому я в тот момент всё отлично контролировал и понимал. И то, что ты меня любишь, тоже слышал. Поэтому хватит брыкаться, хватит придумывать отговорки. Зачем делать сложным то, что проще простого? Ты - моя женщина, я - твой мужчина. Закрыли тему.

- Я тебе не подхожу, - уже спокойнее и тише ответили ему.

- Давай это буду решать я.

- Мне девятнадцать лет. Через три недели.

- В штате Нью-Йорк возраст согласия – семнадцать лет. И то - согласия на интимные отношения, поэтому это не аргумент. И ты лучше всех женщин, которых я когда-либо встречал.

- Я солдат.

- Я секретный агент, и поверь, у меня тараканов по этому поводу несколько больше.

- Я из будущего.

- Хочешь идеальную жену – воспитай её сам.

- У меня искалечено тело. Я уродлива.

- Ты прекрасна.

- У меня не может быть детей.

- Ты сама это себе в голову вбила, а я настырный, сама знаешь.

- У меня проблемы с контролем.

- У меня через комнату живёт Брюс Беннер. И твои красные глаза… Ммм… Если я скажу, что это “сексуально”, ты не упадёшь в обморок. Ой, сказал!

- Ты невозможен! – кажется, недавняя истерика начала проходить, Алиса успокоилась, взяла себя в руки. И разговор этот уже просто из вредности, а не для чего-то другого. Ей сложно сказать “люблю” открыто, да и не нужно, Клинт и без этого знает.

- У меня много и других хороших качеств, - он залихватски улыбается, стягивает тёплую куртку, бросает на кресло, подходит ближе.

- И одно из них скромность, - она теперь улыбается, легко, непринуждённо, но до той улыбки, которую Бартон так хочет увидеть, далеко.

- Несомненно, - он взял девушку за руки, положил на свои бёдра, медленно двигая их за спину, пока тёплые ладони не оказались в задних карманах его джинс. – Люди говорят, что у меня потрясающая задница.

- Не знаю, не эксперт в мужских пятых точках, - смутилась она, поспешно убирая руки.

Клинт усмехнулся и одним плавным жестом стянул с себя голубой джемпер.

- Ещё у меня великолепное тело. Особенно руки, - он вновь притягивает ладони смущённой Шутер к себе.

- Меня пугают эти вздувшиеся вены, - она очерчивает пальцами толстые нити, выступающие на, без сомнения, потрясающих руках.

- Так бывает, когда много тренируешься… Это всё, весь я буду принадлежать тебе, - Клинт прикоснулся большим пальцем к губам Алисы, обвёл их контур, подхватил свободной рукой, усадил на постель, когда понял, что ей тяжело стоять. – Но взамен я потребую всю тебя, без остатка, без оговорок. Понимаешь? Я не стану торопить тебя с этим, я не подросток с бушующими гормонами, да и ты тоже. Я подарю тебе лучшую первую ночь, и последующие тоже, когда ты попросишь. Такие, что ты даже не посмеешь взглянуть на кого-то другого. Я хочу, чтобы ты стала моей любимой. Я хочу создать с тобой семью, попытаться еще раз. Хочу детей, рыжих и дерзких, как ты. Пожалуйста, стань моей любимой, - просит, умоляет, зарывается руками в ее волосы, губами следует за шрамом, целует ресницы, закрытые веки, горящие румянцем щеки. - Можешь не говорить, что любишь меня, я подожду, пока ты освоишься с этим и найдешь в себе силы признаться. Скажи, что согласна, и я сделаю все, даже больше, чтобы тебе было хорошо.

- Ох, мать, заткнись уже с этими идиотскими сантиментами и поцелуй меня, Клинт Бартон, - его довольно грубо схватили за волосы и притянули к горячим губам.

- Ох, какая ты горячая сегодня, моя девочка.

- Учитывая, сколько мне лет, звучит подозрительно.

Можно подумать, что ее слушали. Жадный Клинт уже успел чуть расстегнуть рубашку девушки, присосался к шее.

Ах ты ж, пресвятой ежик! Клинт смыкает зубы на ее плече, скользит по выпирающей косточке, кожа солоноватая, горячая, будто костер внутри. Ах, черт, черт! Цепкие пальцы до синяков впиваются в предплечья, раскрываются неприлично яркие губы, выпуская на волю сладкий стон. Да как же можно быть такой порочной и невинной одновременно? Длинные ноги обнимают за талию, лодыжки сцепляются в крепком захвате: все, Бартон, не уйдешь теперь, пока всю дурь из жадной до ласки дикарки не выбьешь. Да и тогда черт тебя выпустят, вон как вцепилась, хотел ее - получай, бери, давай.

Но едва пальцы скользят под резинку пижамных штанов, как с протестующим всхлипом его за волосы отталкивают от мягких безумных губ. В темноте не видно глаз, но он почти уверен, что там прячется страх. Тогда Клинт успокаивающе целует девушку в лоб, собирает бисеринки пота губами, а в это время натягивает штаны еще выше, почти до груди, чтобы уж точно в нем не сомневались.

- Тише, красавица моя, я обещал, помнишь? Да и место здесь не подходящее.

- Где бы… Где бы хотел ты? - с запинками, вдыхая через раз, спрашивает она.

- Нет, милая, первый раз будет только твоим, где и как ты захочешь. А потом я догоню, не беспокойся. Знаю на авианосце несколько закутков, где нет камер… И в Башне тоже, давно нашел.

- Клинт, прекрати, - истеричным шепотом взвизгнула девушка, но не отстранилась, а даже приподнялась, прижимаясь ближе. - Не думала, что ты такой пошляк.