Билет в один конец (СИ)

- В этом и проблема. Я уже замёрзла. Со мной много лет такого не было, а теперь вдруг… С чего это? – Алиса вновь посмотрела вперёд, переложила руки с карниза на колени, пальцы были увиты цепочкой, при движении звякнули металлические жетоны, пристально посмотрела на свои ступни с ярко-выделенными венами. Наташа удивлённо посмотрела вниз, где даже и не думала собираться любопытная толпа.

- Не глупи, ты ведешь себя, как начитавшаяся ванильных пабликов малолетка. Иди сюда, у меня есть зефир.

- Что ж, зефир это всегда последний аргумент в споре, - согласилась Шутер, медленно двигаясь к своему окну. – Только я даже не помню, как сюда попала, поэтому, как слезть тоже понятия не имею.

- Иди сюда, gore moyo! – улыбнулась Наташа, обнимая девушку за талию и затаскивая внутрь. Стив закрыл на защёлку окно и задёрнул штору.

- Я не горе, - авторитетно заявили ей.

- Горе ты, самое настоящее. Всю пижаму испачкала, - Романофф расстегнула свою сумку и достала фланелевый мягкий костюм с маленькими лиловыми птичками. Сомнений, кто выбирал, не оказалось.

Сидеть на жёсткой, но всё же кровати, в тёплой комнате, в сухой пушистой пижаме с капюшоном, с пакетом свежего воздушного зефира в руках было гораздо лучше, чем до этого. Стив пододвинул ближе спрятавшееся в углу небольшое кресло, Наташа устроилась на подлокотнике, опираясь на него. И вышло это так естественно и привычно, что даже стало страшно, прошло не так много времени, но неужели они так быстро успели привыкнуть друг к другу, привыкнуть, что между ними стало сложнее и одновременно проще. Наташа чуть смущается, поправляет волосы, Стив поджимает губы, но одной рукой обнимает за талию свою женщину, прижимает ближе, чтобы не упала ненароком на пол. От прикосновений жарко, но как-то защищено, Романофф неожиданно понимает, что так правильно, правильнее, чем 2+2=4. И слишком увлекшись этими секундами, они вспоминают, что не одни, что вообще-то на них смотрят любопытные карие глаза. Алиса болтает ногами в воздухе - кровать для этого достаточно высокая, - и ничего не говорит, только старается тише шуршать пакетом.

- Ты знала! – неожиданно вздрагивает Наташа, жующая сладости Ал только пожимает плечами:

- Есть такие вещи, в которые мне путь закрыт, - равнодушно произносит она. – И я не смею о них говорить.

- Но если ты знала, то почему решила, что я и Клинт…

- Потому что я не хотела верить в то, что у меня есть шанс, старалась сразу обрезать все пути отхода, чтобы не сомневаться, чтобы ничего не держало… - Ал доедает зефир, аккуратно разглаживает пакет, складывает его на коленях, пока количество сгибов не превышает возможности упаковки. Той пленной девушкой из сказки была Наташа. Об этом Ал догадалась уже давно, когда заметила, с каким волнением в глазах расспрашивал высокий блондин уставшую с дороги Натали, отодвинув в сторону ребёнка. “Смущён … юноша, оглядывается … на девушку хрупкую, что рядом с ним стоит. Девушка эта из южных соседних племён, пленная, да держит Стивенсон её около себя, не как пленную, а как сестру родную. Или как возлюбленную нежную, даже присматриваться не нужно, чтобы видеть, как он на неё смотрит”, “Утирает слёзы украдкой спутница его, да богам своим молитву возносит, за амулет на груди держится”… Она вспоминает эту сказку теперь довольно часто, понимая, что в ней было больше смысла, чем она когда-либо понимала.

***

- На самом деле, они все могли победить, - объяснил потом Френ, когда пристала с расспросами Алиса, посадил на колени, дал в руки нож и заготовки для стрел. – Стивен привык делать всё по правилам, его воспитали в строгости, он верен слову и следует приказам. Но у него была любимая девушка, поэтому он колебался. На одной чаше честь семьи, на другой – собственное сердце. И в момент выстрела сердце перевесило, поэтому стрела отклонилась от курса.

- А Тор? Почему он ослушался приказа отца? – глаза у девочки в десять лет огромные, в пол-лица, в них отражается огонь, горящий в печи, но кажется, что и внутри неё что-то беснуется, пока тихо, но вот-вот вырвется наружу.

- Тор так же воспитан по правилам, он стал бы хорошим королем, он умён и ценит мирное время, хотя и воевать не дурак. Но он честен с собой и с миром. Жить с нелюбимой женщиной, пусть и с такой, как Колибри, знать, что душит собственную волю, разрушает свою жизнь, жизнь невесты и жизнь Джейн в угоду традициям – не для него. Даже если отец будет гневаться, даже если изгонит его с позором, его это не остановит – он следует за сердцем. Такой он, Тор Одинсон - искренний, честный, кажется, что простоватый и глупый, но кроется за этим острый ум и дикое сердце.

- С Энтони всё понятно, ему и отец не указ…

- Не совсем верно. Он тоже следует за сердцем, а оно у него сердце вольное, сердце странника. Не сидит он на месте, всё тянет его в дали-дальние. Конечно, он не прочь стать королём, но понимает, что трон привяжет его к месту. А он не может оставаться долго на одном месте, сидеть, сложа руки, тоже не может. Человек действия.

- Но Сокол ведь тоже вольная птица, почему он позволил привязать себя к трону? – девочка смотрит испытующе, Френ колеблется, наматывает по привычке на палец яркий рыжий локон. Сказать правду тяжело, он никогда не скажет, зачем ей знать, что связывает их. Нормальный человек в это не поверит.

- Соколы моногамны, у них пары на всю жизнь. И это правда, в отличие от лебедей. Сокол выбрал Колибри, он ведь сам сказал, что свободнее, чем с ней, никогда не был. Эта сказка была о свободе. Даже если мы стеснены окружающим нас миром, мы должны быть свободны внутри, и никому не позволить эту свободу у нас отнять. Запомнила, малышка?

***

- Ты читала документы, которые принёс тебе агент Коулсон? – и вновь Стив разряжает обстановку, когда затягивается молчание, переводит тему. Наташа мягко касается его руки, благодарит.

- Пока нет, но он объяснил мне, что я должна буду говорить при допросе. Я каталась на мотоцикле за пределами города, заметила странных людей с оружием на скотобойне, решила проверить, кто это, вдруг террористы, спустилась и попала в ловушку.

- Правильно, придерживайся этой версии, - кивнула Наташа и продолжила: - Винтовка и снаряжение у тебя были с собой, потому что ты без них не выходишь. Это понятно, ведь ты можешь понадобиться в любой момент. Нас ты успела вызвать до того, как один из нападающих заметил у тебя телефон и бросил его в огонь. Дальше ты выбралась на поверхность и потеряла сознание от угарного газа, но успела найти правильное место и правильно сгруппироваться.

- Только ведь сразу понятно, что всё шито белыми нитками.

- Ты агент секретной службы, если будут давить, говори, что это касается твоей работы, и ты не можешь разглашать эти сведения.

- Я же так говорила когда-то, и тебя это не остановило, – с горькой ухмылкой вспомнила девушка.

- Я совершенно другое дело, - вспыхнула женщина.

- Зачем весь этот круговорот лжи, я не думаю, что что-то изменится, – вдруг надрывно произнесла Алиса, будто хочет крикнуть, но болит горло, или совсем нет сил. Она бросила скомканный пакет в стену, как-то умудрилась попасть рикошетом в мусорное ведро, хотела встать на ноги, но передумала. – Это бред, да просто бред, цирк какой-то, они не дураки, чтобы поверить в эту чепуху. Я была готова к такому концу, я сама к нему шла, почему Фьюри не придерживается моего плана? Начнут копать, привяжут вас как соучастников, ЩИТ привяжут к какому-нибудь заговору, - она взлохматила и без того растрёпанные (у неё не было даже своей расчёски) волосы, прикусила палец.

При этом экспрессивные слова не были пропитаны злой интонацией, и Наташа не могла понять, в чём дело, пока не увидела исколотые вены, руки в синяках и заторможенные движения. Обезболивающие и успокаивающие препараты. Конечно же, с травмированной ногой и простреленным боком, да ещё и с “психологическими отклонениями вследствие сильного болевого и психологического шока…”, как обычно писали в рекомендациях при выписке. Наташа эти бумажки обычно выбрасывала ещё при выходе. Клинт, насколько она помнила, делал из них самолётики и запускал в дальние дали. Возможно, кто-то следовал этим рекомендациям, но это было слишком редким явлением.