Вензель твой в сердце моем...(СИ)

Вот и сейчас я бегу в школу на всех парусах: мне надо срочно его увидеть — настроение ужасное. Без его поддержки я не смогу… Но его нет. Его нет ни на бейсбольной площадке, ни в школе. А я продолжаю улыбаться. Улыбаться и ждать, что он всё же придет. И когда он придет, всё снова станет так, как должно быть — спокойно, уютно и очень тепло.

Вот только он не пришел. Я бегала в его класс каждую перемену, но он не появился. А я ведь ничего о нем не знаю, кроме фамилии — Ямамото. Ну и того, что он капитан команды по бейсболу. Подойти и спросить? А у кого? У парня с сигаретой? Ведь они часто бывают вместе… Нет, он же терпеть не может Ямамото-сана. Значит, к тому пареньку, над которым вечно издеваются. Не знаю, как его зовут… Ведь он тоже часто бывает с бейсболистом.

Захожу в класс — оставшиеся ученики вяло собирают вещи. Парень с грустными карими глазами, которого мучают так же, как и меня, — один из них.

— Простите, Вы не знаете, почему не пришел Ямамото-сан? — осторожно спрашиваю я у парня. Он удивленно смотрит на меня и отвечает вопросом на вопрос:

— А что случилось?

Не люблю уклончивые ответы, ну да ладно.

— Просто он обычно приходит на бейсбольную площадку. А сегодня не пришел, — бормочу я, стараясь не отвести взгляд от растерянных глаз парня.

— Он приболел, — пожимает плечами он. Так спокойно, отрешенно…

— Спасибо, — кланяюсь я и улыбаюсь.

— Пожалуйста, — кивает парень, и я понимаю, что он смотрит куда-то мимо меня — на доску, а улыбка его натянутая и абсолютно неискренняя. Он почему-то напоминает мне небо — того, кто на всё смотрит, но никого не видит. Того, кто не замечает ни твоей боли, ни твоей радости. Потому что таких как ты много, а он один. И на каждого его просто не хватит, как бы он ни хотел. Но небо нельзя в этом винить: у него просто слишком много важных дел…

Кланяюсь и бегу в учительскую, предлагаю отнести Ямамото-сану домашнее задание, получаю его адрес и конверт с бумагами. Надеюсь, он в порядке, если он серьезно болен, я… а что «я»? Я просто постараюсь быть рядом, вот и всё. Остальное не важно.

Дверь мне открывает пожилой мужчина и кричит, разглядывая мою школьную форму:

— Такеши, к тебе одноклассница! Спускайся!

— Иду, иду, — слышно хриплое бурчание сверху. И я снова наконец вижу его — мое наваждение. Вот только он не улыбается: у него заложен нос, а глаза слезятся, да и температура явно выше нормы. Но это не столь важно, главное, у него ничего серьезного.

— Прости, — с поклоном бормочу я и протягиваю ему конверт. — Это домашняя работа.

Он берет конверт из моих рук, и я выпрямляюсь. Он кивает и немного хрипло отвечает:

— Спасибо… Прости, не знаю твоего имени.

— Юки, — улыбаюсь я, и получаю в ответ кивок.

— А фамилия?

— Просто Юки, — пожимаю плечами я. Какая мне разница, что не принято называть чужого человека по имени. Я же «безумна»… А моя фамилия, фамилия известного преступника, отбывающего пожизненное заключение, всех всегда только пугает.

— И всё же? — настаивает Ямамото-сан.

— Если хотите уточнить, зовите Безумной Юки! — смеюсь я и ухожу.

Я всегда так отвечаю. Всегда… Но тогда… странно, почему так больно? В груди закололо… С ним ведь всё хорошо, так почему мне немного грустно? Самую малость, но всё же… Потому что он не ответил на мою улыбку и не принял мое тепло?.. Ну да ладно, не впервой. Вон, у тебя каждый день так со всем миром, Юки! Вот только он не весь мир. Он нечто куда больше… Он моя Вселенная. И от его безразличия куда больнее. Но ведь он просто болеет, верно? Просто болеет, и скоро всё вернется на круги своя.

Дни летят как в тумане, его всё нет. Сколько времени прошло? Не знаю. Бежать на бейсбольную площадку с надеждой, как на крыльях, ждать до самого звонка, и уходить ни с чем — разбитой и опустошенной. Но я терпеливая. Я дождусь. Я встречу его, и всё будет как раньше.

Очередной полет к бейсбольному полю на предельной для моего неспортивного организма скорости. И… удача. Он здесь — смеется над шутками членов команды. Смотрю на него неотрывно и улыбаюсь. Так широко, как никогда. Так открыто, как не могла улыбнуться прежде. Он оборачивается, видит меня, и… улыбка на его губах меркнет. Словно кто-то задул свечу. Кто? Почему? Зачем? Он отворачивается, а я бреду в школу. Одна, как и всегда.

Вечером я смотрю на календарь — он болел всего четыре дня, а они показались мне вечностью… Выходные — в школу идти смысла нет. А затем понедельник, и история повторяется. Просто теперь Вселенная стала смотреть на маленького человечка как и весь мир. Безразлично, холодно, отрешенно… Но человечек всё равно бежит каждое утро к этой Вселенной и улыбается ей. Потому что иначе он уже не может. Потому что Вселенная приковала его к себе несокрушимыми цепями, и он, как Прометей, обязан провести вечность с орлом безразличия, выклевывающим его печень. Но и это не важно, потому что человечек, не получив ничего взамен, всё же может подарить частичку себя.

Утро за утром, день за днем, одинаковые будни, одинаковая серость, но улыбки человечка столь же ярки, сколь и прежде, а ответа нет и не будет — он знает это, но всё равно надеется. Глупый маленький человечек…

Однажды, проходя мимо класса Ямамото-сана, когда большинство учеников разошлось по домам, я слышу его голос и голос того парня с сигаретой.

— И что, она правда безумна? — спрашивает Ямамото-сан. Сердце кольнуло. Опять…

— А ты как думаешь, бейсбольный придурок? — фыркает курильщик. — Ладно еще, что она лыбится, как ты, так она ни с кем не разговаривает почти, всех чурается, а на уроке запросто может вскочить и выйти из класса или начать бродить по нему с отрешенным видом. Сам же знаешь: она «легенда» школы — местный фрик.

— Знаю, но не понимаю, она правда сумасшедшая или нет.

— Справку у нее потребуй! Всё, идем, мы Джудайме ждать заставляем!

— Да нет… Зачем мне справка? — смеется он. — Жаль. Я думал, она и правда такая. А это всё болезнь. Ну да ладно. Идем.

— А я что говорю? Катись уже, бейсбольный придурок…

Сердце замирает, и я бегу вперед — на улицу. Подальше от них. Безумна? Он поверил той фразе, сказанной мной второпях. Он и впрямь решил, что я сошла с ума! Сказать ему? Или не стоит? Попытаться вернуть всё? Или оставить всё в прошлом?

Он выходит из школы и встречается со мной взглядом. По привычке улыбаюсь ему, как обычно: открыто и искренне, от всей души. А в ответ… получаю улыбку. Снисходительную, жалостливую… Наигранную. Фальшивую. Не такую, как всегда. Потому что в глазах лишь жалость, а тепла нет, и лишь по форме это — улыбка. По содержанию же — попытка подбодрить, когда хочется лишь жалеть… А ведь жалость унижает… Но мне не привыкать. Так почему же мне так больно?

— Я не сумасшедшая, — шепчу я, но он слышит, и улыбка слетает с его губ. — Я правда не сумасшедшая, Ямамото-сан!

— Конечно, — вновь улыбается он, еще более снисходительно, чем прежде. — Я и не говорю этого.

Больно-то как… Он «не говорит», а ведь секунду назад сам это сказал… Улыбка меркнет на моих губах. Ее уничтожает не порыв ветра, как огонь свечи, — ее уничтожает град, как молодые всходы. Без права взойти снова.

— Не расстраивайся, — кивает он. — И не сдавайся. Улыбнись, и мир улыбнется в ответ.

Улыбнется? Правда? Улыбаюсь ему, натянув на губы странное подобие ухмылки. Какой-то дикий оскал. И в его глазах явственно читаю безумную жалость и холод отстраненности. Безумные миру ни к чему. Вселенной — тем более. Сумасшедшие ведь даже не знают, что на самом деле чувствуют, да? Он фальшиво улыбается, а я резко хмурюсь. Хватит. Хватит игр. Хватит притворства. Я никогда не была веселой, я никогда не улыбалась миру искренне. И только Вселенная видела правду. Видела, но не чувствовала. Потому что, Ямамото-сан, безумные знают о своих чувствах всё. В отличие от тех, кто мыслит «здраво».

Прощай, моя Вселенная. И прости, что больше не смогу дарить тебе тепло.

— Ха. Хаха… Хахахаха… ХАХАХАХАХА!!!