Комплекс Мадонны

Он достал из кармана закопченную металлическую пробку. Рафаэль с трудом мог видеть ее. Зелье было превосходным, и он только что приложился к нему, второй раз за вечер. Перед раковинами в туалете стояли четыре удовлетворенных клиента. Двое из них вообразили себя королевскими мушкетерами и теперь фехтовали шестидюймовыми расческами; еще один безучастно разглядывал себя в покрытом слоем грязи зеркале, четвертый непрерывно кивал, стоя у писсуара и не имея сил отойти от него. Появившийся Марио наблюдал за сделкой.

— Слушай, дружок, — сказал он, — ты уже стряпаешь среди бела дня.

— Через минуту закончу, — ответил Рафаэль, поворачиваясь к покупателю, следившему за Марио.

— Сколько ты принимаешь за раз?

— Пятидолларовый пакет, — ответил мужчина.

— Ладно, отсыплю тебе половину. Это настоящий динамит, тебе может понадобиться провожатый.

Мужчина кивнул.

— У меня кончается запас, — сказал Рафаэль.

— Не беспокойся, дружок, у меня еще двадцать пакетиков.

— Потом мы сможем отправиться на авеню Авраама, — предложил Рафаэль. — Там мы тоже сможем кое-что спустить.

Рафаэль затрясся от смеха, и его рука с пробкой задрожала.

— Теперь мы с тобой вроде бизнесменов. Карманы полны капустой. Имеем свое дело. Хулио правильно сказал. Пора кончать с пуэрториканскими замашками. Говорим только по-английски. Выбиваемся в люди. Он обращался с нами, как с грязью, потому что мы этого заслуживали.

— Ты заболтался, — сказал Марио. — Отдай этому парню его долю, и сматываемся отсюда.

Мужчина шагнул к Рафаэлю за своей порцией приготовленного героина. Рафаэль протянул наркотик, но тот выбил его из рук. Рафаэль удивленно поднял глаза.

— Это ты сглупил, действительно сглупил.

Перед его глазами сверкнул металл. Сузившиеся до булавочных головок зрачки Рафаэля опустились на пол, словно в поисках источника этого сияния. Парень продолжал сжимать в руке пробку.

— Хватит, вставай к стене, — сказал мужчина.

— Это что такое, шутка? — спросил Марио, его голос задрожал. Он повернулся к Рафаэлю. — Это все ты со своими дурацкими идеями. Он нас взял. Это легаш.

Рафаэль непонимающим взглядом смотрел на молодого мужчину, которому не могло быть больше двадцати трех лет.

— Он! Он не легаш; он — один из нас. Смотри, у него пушка, он готов стрелять в нас. Но ты же один из нас, да, парень? Один из нас…

— Был. А теперь повернитесь к стене лицом.

Марио начал плакать. Стена была покрыта надписями и рисунками.

— Парень, можно я волью себе эту дозу? — взмолился Рафаэль. — Она ведь уже готова.

Мужчина взял у него из рук крышечку и вылил остатки в писсуар. Рафаэль увидел, как наркотик смешался с мочой и пеной заструился к сливу.

У дверей своего дома Барбара передумала и не стала приглашать Тедди к себе.

— Еще не поздно, — слабо запротестовал он.

— Для меня уже поздно.

— Я позвоню тебе завтра. Ты будешь свободна?

— Не знаю. Спасибо за сегодняшний вечер.

Она закрыла дверь перед его лицом — не нарочно, понял Тедди, но результат получился тот же. Он попытался разглядеть через матовое стекло, направилась ли Барбара прямо к себе в квартиру. Не было никакой возможности доставить удовольствие молодой женщине. С точки зрения Тедди, задача была невозможной: деньги, удобства, путешествия, положение — очевидно, это не имело значения для Барбары. Больше всего его раздражала неопределенность: удалось ли ему продвинуться в глубь укрепленных линий, или же он обманывал себя и до сих пор находится там, откуда начинал, — сидя за массивным столом своего партнера, листая папку с акциями, которые за долгие годы собрала изрядно разбавленная ленью деловая активность отца Барбары и на которые молодая женщина, словно брошенная сирота, возлагала слишком большие надежды.

— Я пойду пешком, Фрэнк, — сказал Тедди. — Отгони машину.

— До дома довольно далеко, мистер Франклин.

— Если я устану, возьму такси.

— Спокойной ночи, сэр.

Тедди повернул в сторону Ист-Энд авеню и направился через небольшой сквер, раскинувшийся вдоль берега реки до Грейси Меншн. Мост Триборо был залит огнями, словно океанский лайнер, и вереницы машин неслись по нему в сторону Куинса. Тедди прошел мимо цепочки молодых парочек, сидевших на скамейках вдоль перил. Было еще только одиннадцать; воздух был насыщен признаками надвигающегося дождя. С самого начала их взаимоотношения с Барбарой отличались постоянными, быстрыми, как ртуть, донкихотскими переменами настроений и сменой планов, словно они были жрецами, служащими Богу Хаоса. Тедди согласился принять молодую женщину только как одолжение Джо Хартману, ее поверенному, который в свое время оказал ему несколько услуг. Джо никогда не держал в руках деловых отчетов ее отца, которые последний месяц его жизни переходили из рук в руки. В конце концов Хикман понял, что его брокер не отличается разумными советами, и непрерывной сменой брокеров попытался привести перед смертью свое состояние в порядок. Бросив взгляд на пачку акций, Тедди подумал, что не может вспомнить, когда в последний раз видел подобную смесь сомнительных и неудачных акций. В папке Хикмана можно было найти всю бесполезную, несостоятельную шелуху, годами болтающуюся по биржам. Компании, которыми плохо управляли, не имеющие достаточного капитала или выпускающие продукцию, которая не пользовалась и никогда не будет пользоваться спросом, — все это он собирал, как скупец собирает старые газеты, вешалки и предохранители в надежде, что когда-нибудь ему за это хорошо заплатят. Компании, изготовлявшие резисторы, медную проволоку, какое-то новое, неизвестное слабительное, утверждающие, что имеют нефтяные скважины в Канаде, урановые рудники в Венесуэле и золотые прииски в Колорадо, — всех этих неуклюжих животных, неспособных выжить, можно было найти в этом длинном списке. Начальный капитал в сто тысяч долларов теперь стоил около десяти тысяч; большинство акций появилось из каких-то дебрей и редко выставлялось на продажу, потому что совершенно не пользовалось спросом. Нечистоплотный брокер, кому простодушно доверился Хикман, завалил этим хламом наивного торговца вином, который большую часть времени дегустировал редкие вина, практически не имеющие спроса на американском рынке, который предпочитал «белое», произведенное в штате Нью-Йорк, калифорнийское шампанское и убогие, отдающие уксусом «кьянти» и «бардолинос».

Некоторые из компаний, акции которых Хикман покупал в сороковых и пятидесятых, были такими мелкими, что консультант фирмы не смог найти даже их следов в справочнике, подготовленном «Стандарт энд Пурз». Деятельность трех компаний была остановлена контрольной эмиссионной комиссией за незаконные махинации, их акции, таким образом, теперь ничего не стоили. Для Тедди было нелепо тратить свое время на эту папку, даже если бы акции еще имели какую-то ценность, потому что для человека его положения они были слишком мелкой рыбешкой. Тедди управлял своим состоянием, состоянием своих партнеров и двух общих фондов, где управляющими считались отличники Гарвардской школы бизнеса, практически ничего не понимавшие в рынке с профессиональной точки зрения и при принятии решения вынужденные полагаться на сводки и доклады о прошлогодних доходах. Таким образом, под контролем Тедди оказалось что-то в районе трехсот миллионов долларов, и поскольку его не смущало обилие нулей, всеми делами он заправлял с ловкостью и умением.

— Для брокера у вас весьма милый кабинет, — с тенью иронии произнесла Барбара во время их первой встречи.

Тедди следил за лентой телетайпа и бесстрастно ответил, не поднимая глаз:

— Я не брокер.

— Вы не смотрите на людей?

— Нет, когда я слежу за лентой.

Барбара встала и прошлась по кабинету. Помещение использовалось для заседаний правления, стены были обшиты дубовыми панелями. На стенах висело самое великолепное частное собрание, которое ей доводилось видеть за пределами музеев. Барбизонская школа была представлена своим самым знаменитым трио — Делакруа, Милле и Коро; кроме того, были два изумительных рисунка Шиеля, изображавшие женщин, выставивших напоказ волосатую срамоту, — Барбара взглянула на них с интересом и одобрением. Такие работы не ожидаешь встретить в кабинете брокера. Барбара провела рукой по стоящей на небольшом столе изысканной бронзовой статуэтке Дега, изображающей балерину.