Дело в стиле винтаж

До меня доносился шум дорожного движения.

— Согласна…

— Плюс к этому у него хорошее чувство юмора.

— Хм-м.

— Он так мил и естествен по сравнению с другими мужчинами, с которыми я встречалась.

— Истинная правда.

— Он замечательный человек. Лучший в мире, — заключила она. — Он прекрасен.

Я не смогла сказать ей, что Гай звонил мне часом раньше и пригласил на ужин.

Я не знала, как поступить. Гай выследил меня довольно легко — по коммутатору «Сотби». Я обрадовалась, а потом пришла в ужас. Поблагодарив его, я отказалась. Он звонил мне еще трижды в течение дня, но у меня не было возможности разговаривать с ним — я зашивалась с подготовкой аукциона одежды и аксессуаров двадцатого века. Когда Гай позвонил в четвертый раз, я говорила сдержанно, не забыв понизить голос, — наш офис представлял собой единое пространство.

— Вы очень настойчивы, Гай.

— Да, но это потому… вы мне нравитесь, Фиби, и я думаю — если только не льщу себе, — что нравлюсь вам. — Я привязала номер лота к зеленому шерстяному брючному костюму в крапинку середины семидесятых от Пьера Кардена. — Почему бы вам не согласиться?

— Ну… потому что… это немного нечестно, верно?

Наступило неловкое молчание.

— Послушайте, Фиби… Мы с Эммой просто друзья.

— Правда? — Я рассмотрела нечто очень похожее на дырку, проделанную молью, на одной из брючин. — Вы с ней производите несколько иное впечатление.

— Ну… это потому, что Эмма звонит мне и достает всяческие билеты, на открытие выставки Гойи, например. Мы проводили с ней время, и достаточно весело, но я никогда не давал ей понять…

— Но совершенно ясно, что вы не раз бывали в ее квартире. Вы точно знали, где у нее совок и ведро для мусора, — обвиняюще прошептала я.

— Да. Потому что на прошлой неделе она попросила меня починить подтекающий кран, и мне пришлось освободить шкафчик под раковиной.

— О. — Я почувствовала облегчение. — Понятно. Но…

Гай вздохнул.

— Послушайте, Фиби. Мне нравится Эмма — она талантливая и забавная.

— Да. Она очаровательна.

— Хотя я нахожу ее немного навязчивой, — продолжал он. — И даже слегка сумасшедшей, — признался он с нервным смешком. — Но мы с ней не… встречаемся. Она не может так считать. — Я молчала. — Поэтому, пожалуйста, поужинайте со мной. — Я почувствовала, что моя решительность ослабевает. — Как насчет следующего вторника? В «Уолсели»? Я закажу столик на половину восьмого. Вы придете, Фиби?

Если бы я представляла, к чему это приведет, то сказала бы: «Нет. Не приду. Совершенно точно. Никогда».

— Да, — услышала я свой голос…

Я не хотела ничего говорить Эмме, но не смогла удержаться, понимая, что будет просто ужасно, если она узнает обо всем не от меня. Поэтому в субботу, когда мы встретились в нашей любимой кофейне «Амичи» на Мэрилбоун-Хай-стрит, я все ей рассказала.

— Гай пригласил тебя на ужин? — слабо переспросила она. Ее зрачки сузились от разочарования. — О. — Она поставила чашку на блюдце, ее рука дрожала.

— Я не… поощряла его, — тихо проговорила я. — Я не… флиртовала с ним на твоей вечеринке, и, если ты возражаешь, я никуда не пойду, но я не могла не сказать тебе о его приглашении. Эм? — Я коснулась ее руки, обратив внимание, какими красными были кончики ее пальцев — ведь она все время шила, клеила и вытягивала соломку. — Эмма, ты как? — Она помешала капуччино и посмотрела в окно. — Я не стану встречаться с ним, даже один раз, если ты этого не хочешь.

Сначала Эмма ничего не ответила. Ее большие зеленые глаза обратились на молодую парочку, которая, взявшись за руки, шла по другой стороне улицы.

— Все в порядке, — наконец сказала она. — В конце концов… я знаю его не так уж долго — хотя он не возражал, чтобы я думала… — Ее глаза неожиданно наполнились слезами. — И он принес мне розы. Я считала… — Она приложила к глазам бумажную салфетку с эмблемой «Амичи». — Ну, — ее голос стал немного хриплым, — не похоже, что мы с ним пойдем на «Тоску». Может, его сводишь туда ты, Фиби. Он так хочет послушать…

Я вздохнула.

— Знаешь, Эм, я ему откажу. Если это делает тебя такой несчастной, он мне неинтересен.

— Нет, — пробормотала Эмма спустя мгновение и покачала головой. — Ты должна пойти — при условии, что он тебе нравится, а я полагаю, так оно и есть, иначе весь этот разговор был бы ни к чему. В любом случае… — Она взяла сумочку. — Я лучше пойду. Мне нужно работать над шляпкой — для принцессы Евгении, ни больше ни меньше. — Она помахала мне рукой. — Созвонимся.

Но она не отвечала на мои звонки в течение шести недель.

— Я бы хотела, чтобы ты позвонила Гаю, — донесся до меня мамин голос. — Думаю, ты значишь для него очень много. Знаешь, Фиби, мне нужно кое-что тебе сообщить…

Я посмотрела на нее.

— Что?

— Ну… Гай звонил мне на прошлой неделе. — Мне показалось, будто я скольжу по наклонной плоскости. — Он сказал, что хочет увидеться с тобой и поговорить, — только не качай головой, дорогая. Он чувствует себя так, будто ты «несправедлива» к нему, — он произнес именно это слово, хотя не объяснил почему. Но я подозреваю, ты действительно была несправедлива, дорогая. Несправедлива, и, если откровенно, выглядела идиоткой. — Мама достала из сумочки расческу. — Не так-то легко найти хорошего мужчину. Тебе повезло, раз он продолжает держаться за тебя, после того как ты его отшила.

— Я не хочу иметь с ним ничего общего, — отрезала я. — Я просто… не испытываю к нему тех чувств, которые испытывает ко мне он. — Гай знал почему.

Мама провела расческой по вьющимся светлым волосам.

— Надеюсь, ты не пожалеешь. И об этом, и о том, что ушла из «Сотби». У тебя была престижная и стабильная работа, а проводить аукционы так интересно!

— Особенно учитывая, какой это стресс.

— Ты работала в коллективе, — добавила она, игнорируя мои слова.

— А теперь буду работать с покупателями и ассистенткой, когда найду ее. — Это было необходимо — скоро состоится аукцион одежды «Кристи», на который я хотела пойти.

— Ты хорошо зарабатывала, — продолжала мама, убирая расческу и доставая компактную пудру. — А теперь открываешь… магазин. — Она умудрилась произнести это слово как «бордель». — Что, если из твоей затеи ничего не выйдет? Ты взяла в долг небольшое состояние, дорогая…

— Спасибо, что напомнила.

Она припудрила нос.

— У тебя будет трудная работа.

— Трудная работа прекрасно меня устраивает, — спокойно ответила я. — Останется меньше времени, чтобы думать.

— В любом случае я высказала тебе свое мнение, — вкрадчиво заключила мама, захлопнула пудреницу и убрала в сумочку.

— А как у тебя на работе?

Мама скорчила гримасу:

— Не слишком хорошо. У меня были проблемы с тем большим домом в Лэдброук-Гроув — а Джон совсем потерял голову, и мне приходится тяжело. — Мама работает личным секретарем успешного архитектора Джона Крэнфилда вот уже двадцать два года. — Все не так просто, — сказала она, — но мне еще повезло, что в моем возрасте у меня есть работа. — Она посмотрелась в зеркало и простонала: — Только погляди на мое лицо!

— Очень милое лицо.

Она вздохнула.

— У меня больше морщин, чем у Гордона Рамзи, когда он в ярости. Похоже, все эти новые кремы одинаковы.

Я подумала о мамином туалетном столике. Прежде на нем стояло только масло фирмы «Олэй», а теперь он напоминает прилавок универмага: столько на нем тюбиков с витаминами А и С, баночек с «Дерма генезис» и увлажнителей «Буст», сомнительных с научной точки зрения капсул замедленного действия с керамидами и гиалуроновой кислотой для питания клеток кожи, восстановления эластичности и так далее и тому подобное.

— Это просто несбывшиеся мечты в баночках, мама.

Она пощупала свои щеки.

— Возможно, мне поможет ботокс… Я подумываю над этим. — Она подтянула вверх бровь указательным пальцем. — Но по закону подлости все пойдет не так, и в результате мои веки окажутся на уровне ноздрей. Как я ненавижу эти морщины!