Дело в стиле винтаж

«Может, этот Гай окажется лучше», — думала я, пытаясь отыскать в шкафу салфетки.

— Гай просто идеален, — заверила Эмма, открывая плиту, из которой дохнуло жаром и запахом запеченной баранины. — Фиби, он тот самый, единственный, — счастливо улыбнулась она.

— Ты всегда так говоришь. — Я принялась складывать салфетки.

— Ну, на этот раз так оно и есть. Я убью себя, если дело не выгорит, — весело добавила она.

Я застыла как вкопанная.

— Не будь глупышкой, Эм. Вы только что познакомились.

— Верно, хотя я доверяю своим чувствам. Но он опаздывает, — простонала она, доставая из духовки мясо. Она поставила на стол большое блюдо, ее лицо стало озабоченным. — Ты думаешь, он появится?

— Конечно, — сказала я. — Сейчас всего без четверти девять — он, наверное, просто задержался на работе.

Эмма захлопнула дверцу плиты.

— Тогда почему он не позвонил?

— Может, застрял в метро… — На ее лице опять отразилось беспокойство. — Эм, да не волнуйся ты так…

Она начала поливать мясо жиром.

— Ничего не могу с собой поделать. Мне бы хотелось быть спокойной и собранной, как ты, но у меня никогда не было твоей уравновешенности. — Она выпрямилась. — Как я выгляжу?

— Прекрасно!

Она с облегчением улыбнулась.

— Спасибо — хотя я тебе не очень-то верю, ведь ты всегда так говоришь.

— Я всегда говорю правду, — твердо произнесла я.

Эмма оделась в характерном для нее эклектическом стиле — цветастое шелковое платье от Бетси Джонсон с канареечно-желтым кружевом и черные ботиночки до лодыжек. Волнистые темно-рыжие волосы схватывала серебристая лента, чтобы они не падали на лицо.

— А это платье мне идет? — спросила она.

— Определенно. Мне нравится вырез, и оно выгодно подчеркивает твою фигуру, — добавила я и тут же пожалела об этом.

— Намекаешь, что я толстая? — понурилась Эмма. — Пожалуйста, не говори так, Фиби, — только не сегодня. Я знаю, мне надо сбросить несколько фунтов, но…

— Нет-нет, я вовсе не это имела в виду. Разумеется, ты не толстая, Эмма, ты прелестна, я просто хотела сказать…

— О Боже! — всплеснула она руками. — Я забыла про блины!

— Я их сделаю. — Я открыла холодильник и достала копченого лосося и сливки.

— Ты прекрасный друг, Фиби, — вздохнула Эмма. — Куда я без тебя? — Она добавила в баранину розмарин. — Знаешь, — помахала она веточкой, — мы знакомы уже четверть века.

— Так долго? — пробормотала я, нарезая копченого лосося.

— Да. И наверное, предпочтем еще лет пятьдесят.

— При условии, что будем пить хороший кофе.

— Мы поселимся в одном доме для престарелых, — хихикнула Эмма.

— Где ты по-прежнему будешь просить меня оценить твоих бойфрендов. «О, Фиби! Ему девяносто три — тебе не кажется, что он для меня староват?»

Эмма фыркнула и, рассмеявшись, бросила в меня пучок розмарина.

Я начала жарить блины, стараясь не обжечь пальцы, переворачивая их. Друзья Эммы разговаривали так громко — да еще кто-то играл на пианино, — что я едва услышала звонок в дверь, зато Эмму он привел в большое возбуждение.

— Он пришел! — Она посмотрелась в маленькое зеркальце, поправила ленту в волосах и побежала к узкой лестнице. — Привет! О, спасибо! — услышала я ее возгласы. — Они великолепны. Входи, ты знаешь, куда идти. — Я отметила, что Гай уже бывал у нее дома, — это хороший знак. — Все уже здесь, — сказала Эмма, когда они шли по лестнице. — Ты застрял в метро?

К тому времени у меня была готова первая партия блинов. Я взяла перечницу и с силой открыла ее. Пусто. Черт побери! Где Эмма хранит перец? Я начала искать: распахнула пару шкафчиков и обнаружила баночку на полке со специями.

— Давай я налью тебе выпить, Гай, — услышала я голос Эммы. — Фиби! — Я сняла ярлык и попыталась открыть банку с перцем, но ничего не получилось. — Фиби! — повторила Эмма. Я повернулась. Она стояла посреди кухни и лучезарно улыбалась, сжимая в руке маленький букет белых роз; за ней в дверях стоял Гай.

Я смотрела на него в смятении. Эмма говорила, что он «великолепен», но я не приняла ее слова всерьез, поскольку она говорила так всегда, даже если мужчина был ужасен. Но Гай оказался ошеломляюще красив: высок, широкоплеч, с открытым лицом, с тонкими правильными чертами, коротко и хорошо подстриженными темными волосами и удивительным выражением синих глаз.

— Фиби, — представила Эмма, — это Гай. — Он улыбнулся мне, и мое сердце глухо стукнуло. — Гай, это моя лучшая подруга Фиби.

— Привет! — Я улыбнулась в ответ как лунатик, продолжая борьбу с банкой. Почему он так привлекателен? — Боже! — Крышка неожиданно отскочила, и перец-горошек рассыпался по всей кухне. — Прости, Эм, — выдохнула я. Схватила метлу и начала яростно подметать пол, пытаясь спрятать волнение. — Прошу прощения! Я такая идиотка!

— Ничего страшного. — Эмма поставила розы в кувшин и взяла тарелку с блинами. — Я их заберу. Спасибо, Фиби, — они выглядят очень аппетитно.

Я думала, Гай последует за ней, но он подошел к раковине, открыл шкафчик и достал совок для мусора и веник. Я с грустью отметила, что он хорошо ориентируется на кухне Эммы.

— Не беспокойтесь, — запротестовала я.

— Все в порядке — позвольте мне помочь вам. — И Гай стал подметать пол.

— Они абсолютно везде, — заметила я. — Так глупо с моей стороны.

— Вы знаете, где родина перца? — неожиданно спросил он.

— Понятия не имею, — ответила я, подбирая несколько горошин. — Южная Америка?

— Керала. До пятнадцатого века перец был столь ценен, что им пользовались вместо денег.

— Неужели? — вежливо удивилась я. И тут вдруг осознала странность происходящего — я сижу на корточках рядом с мужчиной, с которым познакомилась минуту назад, и обсуждаю отличительные особенности черного перца.

— А теперь, — Гай высыпал собранный перец в мусорную корзину с педалью, — мне, пожалуй, стоит присоединиться к гостям.

— Да… — улыбнулась я. — Эмма наверняка гадает, куда вы запропастились. — Но… спасибо.

Ужин прошел как в тумане. Эмма усадила меня рядом с Гаем, и я изо всех сил сдерживала эмоции, вежливо болтая с ним. Я молилась, чтобы он поведал мне нечто обескураживающее — скажем, у него две бывших жены и пятеро детей. Я надеялась, что разговаривать с ним будет скучно, но он казался мне все более привлекательным. Гай интересно рассказывал о своей работе, о стремлении вложить деньги клиентов так, чтобы последствия не только не оказались губительными, но и положительно воздействовали бы на здоровье и благосостояние людей. Он описывал, как работает с организациями и людьми, стремящимися ликвидировать детский труд. Когда он говорил о родителях и брате, с которым раз в неделю играет в сквош в клубе «Челси-Харбор», в его словах чувствовалась искренняя привязанность к ним. «Счастливая Эмма», — думала я. Гай казался именно таким человеком, каким она его считала. Во время ужина Эмма то и дело к нему обращалась:

— Мы недавно были на открытии выставки Гойи, правда, Гай? — Он кивал в ответ. — И пытаемся достать билеты на «Тоску» — она пойдет на следующей неделе.

— Да… это так.

— Их распродали еще несколько месяцев назад, — объяснила она, — но я надеюсь, что будут возвраты.

Друзья Эммы все время пытались выяснить, каковы их отношения.

— Как давно вы знакомы? — с хитрой улыбкой спросил у Гая Чарли. Его слова отозвались во мне уколом ревности, а Эмма расцвела от удовольствия.

— О, не так уж и давно, — спокойно ответил Гай, и такая сдержанность только подчеркивала его интерес к Эмме…

— Ну и что ты думаешь? — спросила она меня по телефону на следующее утро.

Я листала свою записную книжку.

— Ты о чем?

— О Гае, конечно! Ведь правда он великолепен?

— О… да. Он… великолепен.

— Прекрасные синие глаза — особенно в сочетании с темными волосами. Это просто сногсшибательно.

Я посмотрела в окно на Нью-Бонд-стрит и повторила:

— Сногсшибательно.

— И он прекрасный собеседник, согласна?