Билет в один конец (СИ)

Ей казалось, что это была обычная привычка Бартона игнорировать любые ограничения. До того дня когда они встретились на кухне после первого задания Алисы. Вроде ничего необычного – кружка кофе, тарелка печенья, пронзительный взгляд и “у тебя лихорадка”. Девушка почти почувствовала в тот момент как подскочила температура в невосприимчивом к резким перепадам теле. А потом стало тепло и невыносимо, странно и страшно уютно. Волнуется, присматривает. Но она резко себя обрывает, ведь тяжёлое ощущение недоверия витает в воздухе постоянно, это всё портит. Держаться в стороне от Клинта не получается, однажды она ловит себя на мысли, что подсознательно его ищет. Потому что он опять очень важен и нужен, Алиса опять зависима от его тёплой улыбки и оклика “мелкая”. Наркотики - это глупость, при наличии сильной воли, необходимой поддержки и квалифицированной помощи можно отказаться. Подсесть на человека куда хуже, здесь уже ничего не поможет. Она теперь знает, с остервенением глотая антидепрессанты.

И вдруг накатывает, словно ледяной водой с балкона, как неудачливого ухажера, да ещё и ведро сверху скидывают, для надёжности. “Ты ведёшь себя как сопливая фанатка, дорвавшаяся до своего кумира!” – опять раздаётся в ушах шипение Убийцы. Прутья клетки трещат, грозясь сломаться в любой момент. Сломаются они, и начнётся бой между Охотницей и Убийцей. Последняя чувствует слабость соперницы, а слабость для одной – сила для другой.

Может, и нет смысла её удерживать? Может, показать кто она на самом деле, хотя бы раз показать это чудовище внутри неё? Но разве они отпустят? Не отпустили же, когда началась на них охота после того плена, когда узнали, что Алиса Саммерс жива и теперь одна из “Мстителей”. Ал помнит этот разговор. Она сказала, что хочет уйти, что без неё команду оставят в покое, и они смогут остаться в подвале и жить относительно спокойно. А если её убьют, так что же, это не страшно, может, люди успокоятся? Стив тогда коротко приказал ей выбросить из головы эти мысли и заняться делом. Она тогда впервые, холодея пятками, попыталась робко оспорить приказ, но в ответ получила гневную тираду, громкую, порывистую. Это был первый и последний раз, когда Стив на неё накричал. После она получила месяц домашнего ареста и встроенный в жетон маячок с приказом никогда не снимать. Слишком упрямые и слишком заботливые. Зачем?

- Зачем? – глухо спрашивает она, не понимая, к кому обращается.

- Ты думаешь, что между нами что-то есть? – Наташа по-своему понимает вопрос. – Все так думают, но это не так.

-Вы очень друг другу подходите. Как правая и левая рука, как две части целого. Это видно, даже если ни один из вас этого не признаёт, - Алисе больно это говорить, но так и есть, она всегда это знала. – Я даже не уверена, взяла ли меня Нат к себе из-за потенциала, или в память о Фре… Клинте.

- Наташа взяла тебя не из-за чего-то, а потому, что ты была ученицей лучшего стрелка. Клинт не отправил бы тебя на передовую, не будь он уверен, что ты справишься, - возразила женщина.

- Где-то я это уже слышала, - хрипло откликнулась Ал.

- А на счёт того, что мы идеальные напарники, - последнее слово Наташа даже выделила. – Когда с человеком очень долго работаешь, то это приходит само. Не нужно думать, что между нами что-то есть. Признаю, пытались, старались, но в том и дело, что мы слишком похожи.

Алиса хмыкнула и отвернулась к окну. Конечно, может, они не признают это сейчас, но потом будет поздно. Френ рассказывал ей сказки на ночь, когда Ал была ещё маленькой и боялась темноты и завывающей по ночам метели. Сказки, всегда разные, про принцесс и принцев, про кочевников и разбойников, про путешествия в неведомые страны, об отважных рыцарях и страшных драконах, о странниках и защитниках. Но в каждой истории главной героиней была прекрасная рыжеволосая девушка, что смело встречала любой удар. Алиса помнит каждую историю, смешную или не очень, но в каждой она есть. Френ никогда не называл имени красавицы, но после знакомства с Наташей стало понятно, кто она. А в детстве Ал думала, что Френ придумывает истории о ней самой. Глупо.

- Тебе не кажется это глупым? Этот разговор? У меня ощущение, будто я говорю с подругой, которая по дружбе сплавляет мне парня и нахваливает, мол, хороший-пригожий, себе бы взяла, да не нужен, а отдавать абы кому жаль, у тебя руки добрые, в хозяйстве пригодится, возьмёшь? Бред какой-то. А даже если и представить, что я соглашусь, соглашусь попробовать… Что я могу ему дать? Я полжизни провела на войне, которую сама и развязала. Внутри меня живёт чудовище, которое ежеминутно требует крови. Я не смогу дать жизнь новому человеку, потому что я умею только убивать и… Я знаю цену этой жизни, знаю, как тяжело она даётся и как легко её отнять. Я разучилась прикасаться к человеку и не причинять ему боль. Клинт хороший человек, он добрый и сильный, он честный. Меня учили брать на себя ответственность за все свои действия и, в случае необходимости, быть готовой решительно действовать, невзирая на возможные негативные последствия. Думаешь, я могу быть в компании людей, защищающих мир, если сама стала началом самой масштабной войны, принимала в ней непосредственное участие и погубила массу людей, которые были достойнее этой жизни, чем я? – Алиса перевела дыхание, понимая, что мысли опять ушли в другую сторону. Это как защитная реакция организма, когда она думает о Хоукае, то рассуждения автоматически настраиваются на другую волну. Потому что больно. Потому что невыносимо. Потому что вспоминать человека, которого так любишь и знать, что погиб он из-за тебя хуже, чем тяжело. Это смертельно опасно.

Внутри всё выворачивает наизнанку, в голове, будто ниоткуда, возникает туман, липкий, противный, какой только на старых гнилых болотах бывает. И трясёт странно. Сердце заходится в безумном стуке, словно не только рёбра, но и позвоночник хочет сломать, всё в кашу перемешать. Будто паническая атака начинается. Ей холодно, но холод не тот привычный, впитанный всем существом в вечно заснеженной Фиоре, а тот, что бывает при лихорадке, только сильнее. Наташа не должна этого видеть, она не должна знать, что всё настолько запущено. Ал делает пару вдохов, это должно ненадолго помочь выровнять дыхание, на несколько секунд, но должно хватить на короткую фразу:

- Наташа, ты не могла бы оставить меня одну?

Женщина не видит её лица, поэтому не понимает просьбы, а подумав, решает, что Ал нужно проанализировать ситуацию. Конечно, оставлять её не нужно, но если она просит, значит ей это необходимо. Наташа встаёт с кресла (теперь оно всегда расчищено для неё) и отходит к двери:

- Только обдумай всё основательно, не спеши. Клинт уже принял решение, он говорит, что готов уйти с тобой, куда бы ты ни отправилась. Даже в ад. Он не оставит тебя в покое, ты же понимаешь.

- Он не оставляет меня в покое уже десять лет, я привыкла.

Романофф кивает и уходит. Она спрашивает Джарвиса, где Клинт, хотя и знает, что тот в тренажёрном зале. Теперь он всегда там, вымещает злость и возбуждение на безобидных снарядах, пока не рухнет без сил.

- Знаешь, брать стихотворения для признания из Интернета - плохая идея, - сразу начинает она, оглядывая взмыленного стрелка, бегущего на тренажере. – Попробуй сам написать.

- Нат, ты же знаешь, мне чувство прекрасного ещё в детстве оттоптал медведь.

- Ты неправильно используешь фразу. Во-первых, она звучит так “медведь на ухо наступил”, а во-вторых, так говорят об отсутствии музыкального слуха.

- Понял, пойду серенаду разучивать. В караоке на меня вроде ещё не жаловались.

- Только песню приличную выбери, я тебя умоляю. Не думаю, что она оценит очередной опус, вытащенный из Интернета. И не пей для храбрости. И для голоса тоже.

- Издеваешься, да?

- Ладно, забудь, - отмахивается женщина. – Ты поговорил с тем парнишкой, как его, агент Брик?

- Поговорил, - Клинт сбавляет скорость на беговой дорожке и поворачивается к напарнице, показывая свежую ссадину на плече. – Как думаешь, оценят?