Мое побережье (СИ)

— Да, иногда нам приходится сотрудничать с полицейским штатом.

Я заметила на ее руке единственный аксессуар, не считая скромных сережек — грубоватой формы, но отчего-то уместные и подходящие ей часы со стальным корпусом.

— Ключевое слово «приходится», — поддержал Майк, и ее улыбка стала шире.

— Простите, можно нам два меню? — доктор Харрис окликнула быстро идущего официанта. — Я успела посмотреть, что тут подают, — она раскрыла свое, очевидно, принесенное раннее, в момент ее прибытия. — На странице с десертами есть какие-то интересные фруктовые блинчики. Вы когда-нибудь пробовали?

— Никогда, — попытки отца блестнуть ораторским искусством почти забавили. Хотя, кто знает, вдруг в кругу друзей он действительно был куда раскрепощенней, нежели в моем обществе?

— Нет, не пробовали, — я сдалась под его «ну же, поддержи меня, Лесли тоже чувствует себя неловко» взглядом.

— Можно заказать пару порций. Если не понравится, некоторые непривередливые личности доедят, верно? — ее глаза улыбались, а уголки губ были приподняты, когда она стрельнула взглядом в сторону Майка.

— Это все из-за того, что я однажды съел просроченную булочку и не заметил, — пояснил папа, вводя меня в неудобное состояние не самой историей — тем, что поделился ею, и мыслью, узнала бы я об этом когда-нибудь, не представься сегодняшнего похода? Ответ напрашивался откровенно: едва ли.

Доктор Харрис была, возможно, неплохой. По крайней мере, ее открытость не казалась фальшивой и наигранной в попытке произвести хорошее впечатление.

Разговор, затронувший тему работы, как я и предполагала, сделал разворот и «плавно» свернул к школьной жизни. Начистоту, я была бы рада, оставь меня в покое наедине со своей порцией куриного супа («да, папа, я точно не хочу отбивную»; желудок все еще был против всякого рода пищи), но куда там, если приходится быть частью компании.

Доктор Харрис дискутировала о нелюбимых предметах, получив от меня вытянутый клещами ответ, пыталась раскрутить эпизод, а я, хоть и где-то в глубине души была рада, что Майк с ней оживлялся, мечтала поскорее оказаться в тишине дома.

— Я вот не любила танцы и постоянно их пропускала, — делилась она, мешая трубочкой латте, отчего молоко и эспрессо превращались в единую кофейную массу. — Теперь жалею. Это гораздо интересней, чем рабочие корпоративы. А сейчас проводят рождественские балы?

Стабильно: отступление, вопрос, вынуждающий меня открыть рот, комментарий, от длины которого зависело мое относительное спокойствие.

— Да, у нас планируется в двадцатых числах, — я ковыряла ложкой курицу. И вроде хотелось съесть, и в то же время кусок в горло не лез.

— Помню, у нас выпускники готовили всю программу, вплоть до танцев и украшения зала.

— Сейчас так же, — подернула плечом; в голову закралась мысль, что ей, возможно, мое общество тоже создает коммуникативные осложнения. — Правда, занимаются этим выбранные ответственные, а не все.

— Что-то вроде творческого сектора?

— Пожалуй.

— Ты в нем задействована? — угораздило же поддержать полемику.

— Нет, — и слава богу; еще бы я не тратила свое время на глупые украшения спортивного зала для мероприятия, на котором едва ли появлюсь. — Только могут привлечь танцевать вальс.

Треклятый традиционный вальс выпускников, как часть программы.

Который вечно некому исполнять за неимением учеников, чьи способности хотя бы достигали отметки «могу покорно топтаться под музыку, не отдавливая ноги партнеру».

— Это же здорово! Такие воспоминания на всю жизнь останутся.

Да уж. Что-то подсказывало, вряд ли я так просто отделаюсь от образов последнего учебного года и всего, что за его время произошло.

Происходит. Подобно пленке наматывается ежедневными кадрами, воссоздавая киноленту средней паршивости.

Мне повезло: отец отвлек доктора Харрис, и оставшиеся полчаса до логичного завершения обеда с опустошением десертных тарелок прошли за их беседой. Фруктовые блинчики, к слову, воистину оказались приятными на вкус. Даже мои внутренности их не отвергли.

Принесли счет. Майка и нашу общую компаньонку охватило заметное смятение, начиная от эпизода с проверкой содержимого чека, копошения по карманам да сумочке в поиске кошелька или бумажника и заканчивая мимолетными гляделками исподлобья. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы догадаться: наверняка раздумывали, в какой манере держаться дальше, как расплачиваться и как себя вести по отношению друг к другу. Я мысленно закатила глаза. Боже, словно я дитя неразумное.

Нарочно громко поставив кружку с зеленым чаем на стол, я умело имитировала манеры слона, отодвигаясь на стуле.

— Душно тут. Я подожду на улице? — о, разумеется, я подожду на улице.

На лице папы явственно читалось такое облегчение, что стало чуточку обидно. Как он, должно быть, ждал удобного момента спровадить меня.

— Да, конечно, — он нырнул рукой в карман джинсов. — Можешь пока машину завести, прогреть.

Покорно приняв связку ключей, ободряюще дернула уголками губ в секундном зрительном обращении к доктору Харрис. Не дожидаясь ответной реакции, спешно двинулась к висящему в ожидании пальто. Хватит на сегодня добродетелей. Просто отвезите меня домой и дайте запереться в комнате с альбомом и одинаково-серыми, но столь различными карандашами. Сотню лет не обращалась к своей «неживой птичьей компании».

Небо подернуло стальной дымкой, однако дождя не намечалось — ветра с севера частенько нагоняли подобие туч.

Майк и доктор Харрис показались на улице, держащие почтительную приятельскую дистанцию. Покидать пределы салона искренне не хотелось, но неладный этикет фактически обязывал. Женщину, повязывавшую вокруг шеи шарфик, этот жест воодушевил: губы с обновленной после принятия пищи помадой расплылись в улыбке.

Она заправила прядь волос за ухо и вновь протянула мне руку:

— Было очень приятно познакомиться с тобой. Надеюсь, мы еще увидимся.

— Я тоже, — поразительно, как обыкновенная, почти формальная фраза может вызвать у человека напротив искреннее воодушевление.

Доктор Харрис помахала отцу, направляясь к собственному автомобилю; не желая смущать его лишний раз, я сделала вид, что вожусь с пуговицами пальто.

Салон успел нагреться, что благоприятно сказалось на покрасневшем кончике носа, начавшем приятно покалывать в тепле. «Оттаивать».

— Рыба, вроде, была и правда ничего, а? — попытался сконфуженно завести разговор Майк, садясь за руль.

Я потянула ремень безопасности. Беспечные беседы — определенно не папина стезя.

— Доктор Харрис, кажется, милая. — Простенькая серая иномарка вырулила перед нами с парковки. — Давно встречаетесь?

Рука на секунду дернулась у радиоприемника; вопрос явно застал Майка врасплох, если не поставил в откровенный тупик.

— Полгода, — о, знаю я этот тон. Следующим шагом будет примерка маски непробиваемого копа, как правило сопровождающаяся затяжным молчанием.

Полгода. Джон Ватсон в сериале через полгода сделал Мэри предложение.

Должно быть, она и правда нормальная, ежели Майк решил нас познакомить.

Хотелось сказать только одно: не подведите, доктор Харрис.

***

Образно, осень можно разделить на два типа: «золотую» с типичными тыквами, яблоками, воздухом, пропитанным опавшими листьями, еще теплым солнцем и неповторимым восторгом, появляющимся при виде пестрых парков; и «серую», воспетую романтиками за сезон дождей и пробирающего холода.

Стихия с горных хребтов все-таки принесла нам второй тип.

Кажется, я чувствовала себя почти уютно в школе, когда за окнами темнело от зачастившего ливня настолько, что приходилось зажигать свет; особенно грел душу кабинет биологии, где чучела мелких зверушек да вездесущие цветочные горшки дарили ощущение, что ты находишься в крошечном, отдаленном мирке, своего рода вакууме, точно корабль в бутылке, покуда стекла дрожали под звучной дробью. Все эти капли на локерах, в кои прячут влажные зонтики, пушащиеся от влаги волосы. И ничто так не грело, как кофта поверх рубашки, и никакой шарм не был сравним с коллекцией разномастных плотных колготок.