Аквариумная любовь

Он снова хмыкнул.

— А потом я вдруг почувствовал, что нас больше ничего не связывает. Знаешь, это так ужасно, когда вы два года прожили вместе, а потом вдруг раз — и ничего. Позже она уверяла, что все еще любит меня и что сама не знает, что на нее нашло, а я сказал, что со всеми бывает. Она вынесла из квартиры всю мебель, и я никак не могу купить себе новую. Впрочем, мне хватает рояля. Всегда мечтал о комнате, где стоял бы один только черный рояль.

Я промолчала. Йоуни тяжело вздохнул.

— После всего этого мне как-то не очень хотелось снова впутываться в новые отношения с женщинами.

Я понимающе кивнула головой. Он еще и не подозревал, что скоро ему придется отыскивать во мне женщину.

День клонился к вечеру.

Круглые фонари в парке за окном наполнились оранжевым светом. Они стали похожи на огромные апельсины. Я сидела с бокалом вина на подоконнике и смотрела на улицу.

Йоуни лежал на матрасе, заложив руки за голову, и смотрел на меня.

— Ты очень красивая, — сказал он.

— Ты тоже, — ответила я.

— Мужчинам этого не говорят.

— Почему?

Он подошел ко мне и обнял меня так нежно, как еще никто никогда не обнимал. Даже слезы навернулись на глаза. Он поднял меня на руки, и я обвила его ногами, повиснув на нем, как медвежонок-коала.

Он отнес меня в кухню и усадил на стол. Потом поднял со стула шерстяной свитер и подложил его под меня.

Никто еще не делал этого со мной на столе. Я только в книгах о таком читала. Я попыталась расслабиться и закрыла глаза. «Вот что значит люди без комплексов, — думала я. — Круто! Интересно, как это выглядит со стороны. Видела бы меня сейчас моя мама…»

Я представила себе, как задрожало бы ее круглое лицо, как вылезают из орбит глубоко посаженные глаза, а рот искажается в беззвучном крике.

Взглянув на Йоуни, я постаралась выкинуть из головы возникшую картинку. Стол под нами скрипел. Я ухватилась за край обеими руками.

Наконец Йоуни остановился и, тяжело дыша, сказал:

— Я не могу кончить. Прости. Никак не получается.

— Ничего страшного, — прошептала я. — Кто сказал, что ты непременно должен кончить?

Он немного помолчал, потом коснулся губами моей шеи.

— Не должен, но я хотел, чтобы тебе тоже было хорошо… Никак не могу расслабиться. Можем продолжить позже, или, хочешь, я что-нибудь другое придумаю…

— О, Йоуни…

Я гладила его по затылку, волосы там были совсем короткие.

— Не нужно ничего придумывать.

— Я просто хочу доставить тебе удовольствие.

— Но мне и так хорошо!

— Все-таки сложно угодить человеку, которого совсем не знаешь…

— Да уж.

Этажом ниже раздавались возбужденные крики, но слов было не разобрать. Свет уличных фонарей наполнял комнату.

— Где ты родилась? — спросил Йоуни.

— На севере, в местечке под названием Лохтая.

— А братья или сестры у тебя есть?

— Младший брат.

— Понятно.

Мои родители жили в Лохтае еще до нашего с братом рождения. А потом мы переехали в Кокколу, но мама всегда гордилась тем, что мы из Лохтаи. «Помните, ваши корни в Лохтае, — твердила она каждую минуту. — Запомните это хорошенько! У вас есть корни!» Мы отчаянно кивали головами, как две маленькие беспомощные былинки.

— Чем занимаются твои родители? — спросил Йоуни.

— Мама торгует сыром, отец — слесарь.

— Вот теперь я знаю о тебе все самое необходимое.

— Ничего ты обо мне не знаешь, — ответила я.

Йоуни положил голову мне на плечо.

— Открыть тебе один маленький секрет? — спросила я.

— Ну?

— Я терпеть не могу выставки.

Йоуни уставился на меня.

— Знаешь, я тоже.

— Какого черта тогда мы сегодня туда ходили?

— Я хотел произвести на тебя впечатление, — сказал Йоуни.

Я заботливо укрыла его одеялом.

— Спи давай.

Он закрыл глаза. Внутри у меня что-то дрогнуло.

Я нахожусь в странном доме, по двору которого носится свора собак. На мне лишь прозрачная мантия из полиэтиленовых пакетов.

В доме никого, я сижу у окна и смотрю на улицу.

Потом открывается дверь и входит старуха. Она злобно смотрит на меня из-под платка. Это мать Йоуни.

Она протягивает мне куски сырого мяса, похожие на маленьких обезьянок. Я кричу.

В комнату входит Йоуни, в руках у него собачий поводок. Он замахивается и хлещет меня поводком. Металлические звенья звякают в воздухе. После этого он привязывает меня к плите. «Я тебя насквозь вижу», — говорит он.

Я вздрагиваю и просыпаюсь — мокрая насквозь. Словно плавающая на поверхности воды медуза.

4

Когда мне было шестнадцать, я так переживала, что еще не рассталась с девственностью, что готова была отдаться первому встречному. Конечно, я, как и все девчонки, ждала мужчину своей мечты, и первая брачная ночь грезилась мне не чем иным, как апофеозом великой любви, но на горизонте никого не было.

Среди моих знакомых попадались лишь жалкие коллекционеры марок, стриженные под горшок и с прыщами величиной с хорошую сливу, да крикливые хоккеисты с вечными фингалами. Никто из них и отдаленно не был похож на героя-любовника.

В девятом классе я стыдилась даже выходить на улицу. Мне казалось, что у меня на лице написано, что я еще никогда ни с кем не спала.

Именно поэтому я и решила поехать на пасхальные каникулы в приходской молодежный лагерь, чтобы там познакомиться с парнями из других районов. Не прошло и нескольких дней, как я сделала свой выбор: Юсси Раппана, пятнадцати лет от роду, сын владельца обувного магазина. Он казался самым опытным в этих делах.

И вот в один прекрасный, но пасмурный день я лежу на полу в сарае недалеко от лагеря. Мои волосы распущены, рот приоткрыт — все как в кино. Юсси небрежно спускает штаны и плюхается на меня. Я развожу ноги и предлагаю ему себя. Он трется об меня своим дрожащим членом, растерянно тыкается губами в мою шею и щеки, словно новорожденный олененок, а я закрываю глаза и думаю, что вот он, этот миг, что все это происходит со мной, и чувствую, как соски мои начинают твердеть. Но ведь так оно и должно быть, когда женщину захлестывает страсть! Конечно, в сарае холодновато, но это ничего. Юсси тыкается членом, пытаясь найти нужное отверстие, я внутренне напрягаюсь, готовясь встретить боль во всеоружии. Я дрожу, и рот у меня по-прежнему приоткрыт. Юсси пытается помочь себе рукой, но член не желает продвигаться дальше. Мне хочется быть влажной, доступной и страстной, насколько это возможно, но черт возьми, как же это больно, больно, больно, хотя соски мои тверды как камень, хотя еще секунду назад я так хотела, чтобы меня разорвали на куски, смяли, стерли в порошок!

— Не лезет, никак не лезет, — шипит Юсси, и его слюна медленно капает мне в ухо.

— Как это не лезет, должен влезть! — вскрикиваю я.

Мы не можем остановиться на середине, я этого не переживу. Иначе внутри у меня все так ссохнется, что больше туда уже не попасть даже с помощью железного лома…

— Подожди немного, — шепчу я. И добавляю «дорогой», и от этого в груди у меня разливается невероятное тепло. Соитие — это самое прекрасное, что может произойти между двумя людьми!

Юсси застывает на месте с непонятным выражением лица. Я распластываюсь под ним, стараясь расслабиться — не человек, а мешок, глубоко вдыхаю запах дешевого одеколона Юсси и готовлюсь все перетерпеть.

— Давай, — приказываю я. И Юсси изо всех сил, сжав зубы, толкает свой член, насколько позволяют ему его дрожащие бедра. От напряжения на лице у него проступают большие красные пятна.

— Ух, — помогает он себе голосом. — Ух, ух, ух, ух…

Я не в силах ответить ему, слезы просачиваются из-под моих плотно сжатых век. Юсси начинает тихо двигаться взад-вперед, и каждое его движение разрывает меня на части, перемалывает, превращая мое нутро в мясной фарш. Так вот, значит, что это такое — идиотское трение слизистых оболочек. Надо мной сотрясается бледное мальчишеское тело, низ живота похож на разоренный муравейник, а в крыше сарая прямо над нами дыра, и сквозь нее видны облака на небе. И я понимаю, что Юсси Раппана далеко не самый отчаянный парень во всем лагере, а просто единственный, у кого на подбородке появился первый пух, а в голосе мужественные нотки. Теперь же он был похож на ряженого тролля с красным носом и веснушками на лице. Он неуклюже тыкался губами куда попало, и губы его отдавали йогуртом, который мы ели утром на завтрак. А у меня отнимали мое единственное девичье богатство.