Райский уголок. По велению сердца

Воскресным утром, когда вся компания уже была готова отправиться в маленькую церковь в парке на самую помпезную службу в году, Фиона, крепко держа за руки своих мальчишек, одетых в матросские костюмы, попросила Рейчел найти Джеймса, который куда-то запропастился несколько минут назад.

— Очевидно, занялся какой-то ерундой, и совершенно не вовремя. Помнится, он что-то говорил о мышьяке и крысах. — Фиона сердито втянула щеки. — Скорее всего, он в конторе. Будь добра, сходи за ним. Все, кроме него, собрались на службу. Нехорошо, если мы заставим ждать всех остальных прихожан.

Обойдя дом сбоку, Рейчел подошла к конторе. Дверь была открыта. Из нее доносился грубовато-добродушный голос Джеймса:

— На пяти акрах, ты говоришь? Мы не можем этого допустить, не так ли? Будь добр, избавься от них.

Другой голос что-то пробурчал в ответ. Рейчел прислонилась к косяку.

— Сэр Джеймс, Фиона просила меня… — она запнулась.

Сэр Джеймс с улыбкой обернулся к ней. Но не Гидеон. Пока она стояла, словно примерзнув к полу, он попрощался с сэром Джеймсом, вежливо, но не подобострастно приложившись к широкому, замызганному краю своей егерской шляпы. Только тогда он повернулся. Рейчел была уверена, что он должен был узнать ее голос, однако ни малейшего намека на это не отразилось на его лице и в глазах. Она посторонилась, когда он проходил мимо нее, коротко кивнув при этом. То же самое почтение он оказывал всем другим гостям Холла, ни больше ни меньше.

— …просила сходить за вами. — Рейчел закончила свое предложение неловким смешком. — Прошу прощения, я перебила вас?

— Вовсе нет, дорогая. Маленькая проблема в питомниках для дичи. Проклятые крысы. Я-то полагал, холодная зима выведет их всех. Они растащат все яйца и разорят гнезда еще до начала отстрела, если мы не будем начеку. Вот так. А сейчас я готов и жду приказаний. Веди, моя дорогая.

По пути через парк к маленькой церкви, звук колоколов которой громко разносился но окрестным полям и лесам, возвещая пасхальную весть о спасении, Рейчел смотрела на воды озера, волнуемые ветром. Легкое и странное сожаление вспыхнуло было в глубине ее души, но она тут же подавила его. Только в одном она была сейчас уверена. Гидеон Бест в эти дни так же старательно избегал встречи с ней, как и она с ним.

Как и всегда, честная сама перед собой, Рейчел признала, что это ее совсем не радует. Что ж, в конце концов она переживет и это.

В понедельник после пасхи был ясно, светло и ветрено. В лесу зазеленевшие деревья клонили верхушки словно стайка весело шепчущихся девушек. Птицы беспрестанно щебетали и пели гимн новому дню и весеннему обновлению жизни. В лесу кое-где сквозь сплошную зелень пробивались первые голубые блестки, обозначая места, где колокольчики качали раскрывать свои прелестные головки. Предусмотрительно одевшись потеплее в шерстяные брюки, теплый джемпер и шарф, Рейчел впервые за время своего пребывания в Холле вышла погулять одна.

Она знала, где устанавливали вольеры в начале года — на расчищенном от леса участке позади хижины Гидеона. Когда Рейчел подошла к его дому, то увидела человека, который был занят починкой ящика для гнезд. Высокий и широкоплечий, он показался ей знакомым — ну да, помощник егеря, кажется, его зовут Хаммер. На его залитом богатырским румянцем лице засияла широкая улыбка:

— Утро доброе, мисс!

— Доброе утро, — Рейчел испытала молодого человека на прочность своей ослепительной улыбкой. Потом огляделась вокруг, стараясь не выказать, что почувствовала что-то вроде разочарования. Рейчел, как всегда, действовала импульсивно и не признавалась даже себе, что пришла сюда затем, чтобы увидеть Гидеона Беста. Правда, она никак не могла придумать, чем объяснит ему свое появление здесь.

— Прекрасный день!

— Конечно, мисс.

Кивнув, она прошлась вокруг него, забавляясь смущением, с которым его глаза следили за ней. Порывистый ветер трепал ее шарф. Солнечный свет вспыхивал и дрожал на танцующих верхушках деревьев. Она глубоко вдохнула свежий холодный воздух. Почва была мягкая от устилающих ее прошлогодних листьев. Она прошла по дорожке вдоль берега маленького ручейка. Поздние примулы устилали берега своими бледными розетками лепестков совершенной формы. Она сорвала парочку, прикрепила их в петлицу и пошла дальше. Поваленное дерево протянулось над узким потоком. Вскарабкавшись на него, она немного постояла с гордо поднятой головой, вслушиваясь в звонкий смех ручейка, пение птиц и глубокое молчание леса, царящее над всеми этими звуками. Этот был самый блаженный момент за все последние месяцы. Запрокинув голову, она закрыла глаза, чтобы почувствовать на лице солнечное тепло.

Хруст сломанной веточки прозвучал подобно пистолетному выстрелу. Он не повторился, и Рейчел поняла, что звук был вызван намеренно. Рейчел обернулась, глаза ее широко раскрылись от потрясения. Громоздкая фигура Гидеона Беста, потрепанная и мрачная, возникла возле нее, неслышно материализовавшись из тени деревьев. На плече его было ружье, в руках он держал пару кроликов. Собака невозмутимо замерла у его ног. Они долго смотрели друг на друга в молчании.

— Привет! — тихонько хохотнула Рейчел, однако это прозвучало довольно-таки нервозно.

Он кивнул.

— Я вышла погулять. Такой хороший денек.

— Да, я видел тебя. — Последовала маленькая пауза. — Пошел за тобой.

Рейчел прищурилась.

— Шел за мной? А я не слышала.

Он усмехнулся в ответ.

— Ты и не должна была слышать.

Она некоторое время вглядывалась в его лицо, внимательно изучая.

— Я думала, ты будешь избегать меня, — сказала она с грубоватой прямотой.

— Я избегал, — так же прямо ответил он.

Рейчел снова улыбнулась, теперь ее голос звучал уже более спокойно.

— Что же заставило тебя передумать?

Он пожал плечами. Ничем нельзя было вытащить из него признание в том, что вид девушки, спокойно и уверенно стоявшей на бревне, чуть склонив голову, освещенную солнцем, сильно подействовал на него. Как часто темными зимними ночами он, лежа в одиночестве, вспоминал о ней — о том, каким маняще подвижным было под ним ее тело, — и его покой и сон тут же бесследно исчезали.

Гидеон щелкнул пальцами, и собака, отбежав в тень дерева, улеглась там. Он бросил кроликов на землю, осторожно прислонил ружье к поваленному стволу и, присев на корточки, стал собирать хворост.

Рейчел молча смотрела на него.

Гидеон запустил руку во вместительный потайной карман своей куртки, достал спички и две маленькие жестяные походные баночки, вставленные одна в другую и закрепленные полосками темной бумаги. Он развел костерок, прямо из ручейка наполнил одну из баночек и поставил на огонь.

Рейчел следила за его действиями с чувством веселого недоумения.

Он качнул головой.

— Почему ты не садишься?

Она уселась на бревне, подложив ладони под бедра; ощущение кожей руки шершавой коры показалось ей неприятным. Глаза ее продолжали следить за движениями Гидеона.

Он насыпал в баночку заварку из бумажного пакетика и стал ждать, когда закипит вода. Скрестив руки на согнутых коленях, он сидел неподвижно, словно был вырезан из дерева. Кили взглядом следила за хозяином, положив мягкий черный нос на лапы.

Рейчел тоже молчала, прислушиваясь к наполнявшему лес щебету и чириканью птиц. То и дело налетавший порывистый ветер играл ее волосами.

Наконец Гидеон поднял голову, устремив на нее поблескивающие темные глаза. Она с усилием выдержала этот взгляд, испытывая смущение, но стараясь смотреть уверенно.

— Тебе было плохо, — сказал он.

— Да.

— И сейчас тоже.

Рейчел пожала плечами.

Вода забурлила. Он заварил чай во второй баночке, потом перелил его в маленькую оловянную чашку.

— Положить сахар?

— Спасибо, немного.

Гидеон налил темный золотистый напиток в чашку, остатки перелил в баночку, остающуюся на огне.

— Чай, — сказал он с улыбкой, и добавил, мутра-менгри.