Вензель твой в сердце моем...(СИ)

— Прощай, Кати.

— Прощай… Реб…

Имя человека, сжимавшего в левой руке ненужный уже в этой комнате пистолет, замерло в воздухе, так и не сорвавшись с потрескавшихся губ. Убийца проверил пульс жертвы, убрал дневник во внутренний карман пиджака, развернулся на каблуках и быстрым шагом направился прочь из кухни. В его глазах не было усмешки — лишь холод спокойствия и уверенность в своей правоте. Ведь он сделал единственно возможный выбор, в котором ни секунду не сомневался. Зеленые, пустые глаза провожали его мертвым взглядом, а в голове убийцы скользили варианты развития событий и способы предотвращения катастрофы. А еще где-то на задворках его сознания звенела странная мысль. «Иногда детям надо помогать сделать сказку былью».

***

— Эй, Реборн, смотри! Вон то облако похоже на дракона!

Черноволосая девушка лет пятнадцати сидела на валуне в центре поля, неподалеку от крохотного итальянского городка, и задорно смеялась.

— Нет, скорее, на черепаху.

Парень примерно ее возраста с затягивающими черными глазами стоял рядом и, не щурясь, смотрел на небо, сложив руки на груди.

— Ты шутишь? Какая черепаха?! Это дракон! У него наросты на спине в виде костных пластин!

— Тогда это динозавр.

— Почему?!

— Ты всё еще веришь в драконов? Ты фэнтези перечитала, Кати?

Его голос был абсолютно спокоен, но в глазах лучилось ехидство и веселье. Девушка обернулась, собираясь возмутиться, но застыла с открытым ртом. Реборн вскинул бровь и ухмыльнулся, а она рассмеялась. Заливисто, звонко, весело. Спрыгнув с камня, брюнетка поймала друга за руку и потащила к видневшемуся неподалеку одинокому дереву.

— Бежим, синьор «Вечное противоречие»! Ты давно обещал научить меня лазать по деревьям!

— А не поздновато? Ты старовата для подобных подвигов.

— Да ну тебя, бежим!

И они побежали, раскинув руки, вбирая тепло летного солнца и дыхание июльского ветра. У раскидистого дуба Реборн поймал подругу за руку и учительским тоном сказал:

— Если ты рухнешь, я тебя ловить не буду, так что запоминай сразу, что к чему!

— Интересная методика обучения. Ты просто прирожденный репетитор!

Она фыркнула и закатила глаза, но тут же рассмеялась, а он вдруг серьезно сказал:

— Если упадешь, можешь свернуть шею. Будь серьезнее.

— Мне пока рано умирать, Реборн. Да и ты меня не отпустишь, я же знаю! Так что ладно, буду осторожна. Запомни, я умру, только когда стану тебе не нужна, ясно?

— Значит, ты будешь жить вечно? Бедная вселенная, мне ее уже жаль. Освободить ее от тебя, что ли?

— Ага, рискни! И я буду приходить к тебе во снах! Моя месть будет страшна! Ну, или сладка, кто знает?

Девушка рассмеялась и полезла на дерево, не слушая возмущенных слов друга, цепким взглядом следившего за каждым ее жестом и периодически накручивавшего на палец черную шелковистую прядь на виске. Неосторожное движение, и нога брюнетки сорвалась с опоры. Реборн кинулся к дереву, вытянув руки в попытке ее поймать, но… Кати уже подтянулась на руках и вновь нашла ногами опору. Она продолжила подъем и рассмеялась — весело, громко, радостно… Парень усмехнулся и, покачав головой, сложил руки на груди. «Может, и впрямь не стоит ловить учеников, когда они начинают падать? Только когда до земли почти долетят, тогда надо кидаться на помощь. А так — бесполезный номер! Всё равно учителя проигнорируют!» — промелькнуло у него в голове. Кати села на ветку и помахала другу рукой. Он рассмеялся вместе с ней, празднуя ее победу, и за пару секунд поднялся к девушке. На ветку, что была ближе к небу, чем земля и даже их любимый валун. Облака окрасил закат, а над полем звенел смех двух подростков, всё еще веривших в чудо, друг в друга и сказку, которая становится явью. Возможно, хотя бы на небесах…

========== Курить (Чикуса) ==========

О, и карманы промокли. Не покурить. Чертов дождь. Да и наплевать. Вытаскиваю из кармана толстовки пачку «Мальборо», кидаю на колченогую тумбочку у дивана. Табак раскис, похож на песок с линии прибоя. Романтика! Хах. Падаю на диван, в бедро впивается пружина. Выкинуть тебя на помойку, что ли? Заколебал. А спать тогда на чем?.. Риторический вопрос. Стаскиваю насквозь промокшую серую толстовку, черную футболку, отжимаю их, не вставая с дивана. Хочу курить. И выдыхать горячий дым к серому потолку. Не судьба.

Натягиваю футболку обратно, толстовку вешаю на спинку дивана. В этой части здания потолок не протекает, и даже окна забиты фанерой — можно переждать этот чёртов ливень. Хлынул на Намимори полчаса назад, застал меня в пригороде, промочил последнюю пачку сигарет. Гадство. Холодно. Потираю предплечья, понимаю, что не согреюсь. Осень в Намимори не самая жаркая, а ночи в Кокуё-ленд не самые безмятежные. Здесь нет отопления, а одеяла сгорели в последнем пожаре. Да почти всё сгорело, кроме дивана, тумбы и маленького столика. Хотя чему тут гореть было — одни бетонные стены и пара-тройка древних предметов меблировки. А вот пожар нашел, что сжечь. Хотя, учитывая, что этот и так полуразрушенный дом просто подожгли враги нашего шефа, Рокудо Мукуро, предварительно разлив бензин, не так это и удивительно. Люблю огонь. Он забирает всё: и радость, и печаль. И друзей, и врагов. И то, что было дорого, и воспоминания, которые ненавидишь. Лучше выжженная пустота, чем унылый плач дождя. Хорош рыдать уже, достал. Я не плачу, вот и ты не плачь, не действуй на нервы: я всё равно не буду сетовать на старуху-судьбу, стонать и рыдать навзрыд. Это бесполезно. Нытьем никого не спасти.

Хочу курить. А еще согреться. Только не получается. Потираю предплечья, пытаюсь разогнать мурашки. Толку ноль. Достаю из тумбочки бутылку виски, стакан, наливаю в него янтарной жидкости до половины, ставлю на покрытую щербинами деревяшку, она же — столешница моей кособокой тумбы. Темно, хоть глаз выколи, а в фанеру на окнах лупит дождь. Никого нет дома, свали уже. Распускаю волосы, потому как они чертовски длинные и не просохнут, пока собраны в «хвост», скидываю армейские берцы, единственное, что не промокло сегодня, и устраиваюсь на диване поудобнее. Ну, как «поудобнее» — чтоб не сильно пружина колола. Беру стакан, смотрю в полок. Нестерпимо хочу прикурить и сплюнуть на пол, избавляясь от горечи первой затяжки. Ты всегда говорил, что девушке такая привычка категорически противопоказана. Я смеялась и отвечала, что мне плевать на чьё-либо мнение, в том числе — очкарика, любящего игрушки йо-йо и, похоже, впавшего из-за них в детство. А ты почему-то не обижался. Просто заваливал меня работой и говорил, что я имею право продолжать плевать на пол, потому как я скорее парень в юбке, чем девушка. Только я никогда не носила юбки, откуда ты такое выкопал, Чикуса?

Смотрю в стакан, ухмыляюсь. Глупо. Всё равно не согреюсь. Только хуже сделаю: потом башка раскалываться будет. Снова усмехаюсь и залпом выпиваю янтарную жидкость, обжигающую горло, царапающую его, как наждак. Никогда не умела пить. А ты умел — никогда не пьянел. Даже когда вы с Кеном спорили «кто больше выпьет», ты всегда выигрывал и не страдал похмельем. Аж завидую, правда. Наливаю еще виски и снова выпиваю залпом. Желудок сводит рвотный позыв: я с утра ничего не ела. Да и наплевать, зато так можно быстрее опьянеть. Кашляю, пытаюсь отдышаться и снова захожусь в приступе кашля. Надоело. Глубоко вдыхаю и медленно выдыхаю. О, уже лучше. Третий стакан, и по телу разливается долгожданное тепло. Теперь я, наверное, не заболею, мигрень не в счет. Тошнит, голова начинает кружиться. О, пробрало. Четвертый стакан, мысли путаются. Как ты не пьянел? Ну как? И почему не научил? Да ты вообще ничему меня не научил, Чикуса! Какого чёрта тогда спас, привел в банду Кокуё, дал в тебя втрескаться, как полной дуре? О, истерика, что ли? Надо покурить, чтоб успокоиться. А, чёрт. Забыла. Дождь, я тебя вдвойне ненавижу: ты пытаешься заставить меня рыдать, да еще и сигареты промочил. Зараза.

Наливаю пятый стакан, ставлю на тумбу, смотрю в потолок. Дыхание обжигает воздух. Распластываюсь по дивану, считаю секунды. Раз, два… Слушай, Чикуса, мне вот интересно: ты же гений… был. Ты всегда всё просчитывал наперед, тогда почему не просчитал, что на Кокуё-ленд нападут? И почему в тот день Мукуро не было на базе? Где он шлялся с Хром и Франом, когда я, ты, Кен и ММ отбивались от этой толпы фанатиков с факелами? Инквизиторы чёртовы. Ненавижу. Хотя ненавидеть уже некого: шеф их всех убил… потом. Когда вернулся. Когда прорывался в горящий дом. Ой, блин, а вообще знаешь, тогда было хорошо — жарко. А сейчас всё время холодно. Еще выпить? Да нет, а то попрощаюсь с виски, а он дорогой. Хотя мне-то лесом, всё равно бутылку спёрла. Я же «мафия». Хах. Самоирония — это хорошо. Потому что я не такая, как ты, Чикуса, как ваши мафиозные дружки, как шеф, вещавший что-то о ненависти к мафии и пахавший на нее, как проклятый. Никогда не была такой. Я же беспризорница, и мораль у меня хромает на обе ноги. Хотя я уже не помню, почему эта самая «мораль» исчезла, и это хорошо. Нечего засорять голову лишними воспоминаниями.