Роза для дракона (СИ)

Драко поднялся из-за стола, смахнув перед этим написанное в открытый ящик стола.

— Здравствуй, сын! Я очень рад тебе! Когда ты вернулся?

— мужчина протянул ладонь для рукопожатия.

Скорпиус, однако, уронил взгляд на ковер, будто у ботинок мистера Малфоя вдруг увидел что-то интереснее отца. На его бледных щеках расцвел нездоровый румянец.

— Три дня назад.

— Что?

— Я приехал три дня назад, — твердо, без ощутимых эмоций в голосе, молвил Скорпиус, так и не пожав руку отца, все еще протянутую ему.

Почувствовав неловкость и недоброжелательность, Драко убрал руку в карман, пытаясь совладать с охватившим его волнением и дурным предчувствием.

— Где же ты все это время находился?

— Два дня в гостинице. А эту ночь я провел у Поттеров.

Сказав это, Скорпиус с вызовом посмотрел на Драко, но на лице отца отразилась только растерянность и непонимание. В нем не было неприязни или страха. Он просто, черт возьми, не понимал.

— Присядь, — наконец решился Скорпиус.

— Зачем? — снова удивился Драко.

— У меня есть кое-что для тебя. Но будет удобнее, если ты вернешься за стол.

Сердце мужчины вновь кольнуло ледяной иглой предчувствия. Он опустился в рабочее кресло. Скорпиус без приглашения сел напротив. Этот взгляд Драко запомнит надолго, и расскажет многим позже, что никогда до, никогда после не видел в глазах своего сына такой отчужденности. Он здесь и не здесь. В параллельном мире подсознания юноши принимались какие-то решения. И вдруг…

Из складок мантии Скорпиуса появилась та самая папка с документами, пропавшая из сейфа Драко. Не чувствуя пространства и воздуха отец смотрел то на сына, то на компрометирующий пакет.

— Откуда? — вырвалось у мужчины. — Как?

— Со мной поделилась подруга детства. Та, которую ты выбрал для меня.

— Я не понимаю…

— И не поймешь, — почти шипел Скорпиус. — Но если тебе действительно важно знать, ну или ты настолько туп, что до сих пор не догадался, то тебя подставила замечательная и верная во всех отношениях миссис Хаас.

— Тиа? — почти беззвучно шевелились губы, и имя ее раскаленным шаром скатилось куда-то в желудок. Старший Малфой, однако, быстро взял себя в руки и, глядя сыну в глаза, хотя Скорпиус то и дело отводил взгляд, молвил:

— Ты пришел, чтобы угрожать?

— Несколько месяцев я вынашивал этот план, годами размышлял о том, как мне отомстить тебе, заставить почувствовать то же, что и я. Я засыпал, представляя себе этот наш разговор и те слова, которые буду говорить тебе в лицо…

Скорпиус вздрагивает всем телом и прячет лицо в ладонях. Папка при этом выскальзывает из тонких пальцев и, теряя листы, падает на пол. Драко понимает, что может использовать заклинание. Он осознает, что в момент слабости сына может взять ситуацию под контроль, но вместо того мужчина откидывается в кресле, крепко вцепившись в подлокотники.

— Я. Ничего. Не. Понимаю, — говорит он, делая четкое ударение на каждом слове. — Ты говоришь о мести и ненависти, но я не ведаю причин. Ты перестал разговаривать со мной много лет назад. Исключая, конечно, обсуждение погоды за окном. Что ж, интересоваться мной и матерью ты перестал еще раньше! Мы ждали тебя дома каждый выходной и в каникулы. Но вместо того, чтобы навестить нас, ты оставался в Хогвартсе со своими друзьями!

— Что?! Это я оставался в школе?! — Скорпиус вновь вскакивает на ноги и, опираясь ладонями о столешницу, нависает над отцом. Сын, как кинжалы, выплевывает слова Драко в лицо.— Не ты ли, дорогой отец, отправляясь в очередное путешествие с мамой, старался избавиться от меня, оставляя в школе, присылая при этом совершенно бесполезные вещи и галеоны, которыми откупался от моего общества?! Не ты ли, схоронив мать, не сделал даже попытки проникнуть в мое горе?! Ты просто нашел себе другую женщину для путешествий и успокоился на ней! А я? Мерлин знает, что творилось у меня на душе! Ее топтали фестралы! Ее рвали клыками волки. А Тиа говорила, что тебя беспокоить нельзя, что ты, гриндилоу тебя дери, слишком сильно переживаешь потерю жены, и что тебе теперь не до меня, как, впрочем, было всю сознательную жизнь!

Драко не видит света. Только свои ладони, плотно прижатые к лицу. Он преградил бы путь и звукам, предпочел бы провалиться сквозь землю, только бы не слышать Скорпиуса.

— Ты никогда не любил меня, не любил мать! Ведь если бы в тебе было хоть что-то человеческое, ты не позволил бы ей родить, чтобы потом оставить нас вдвоем с тобой. Чудовище! — тем временем продолжал сын.

— Скорпиус, послушай, — каким слабым он слышал собственный голос. Но юноша игнорировал его просьбу, продолжая повторять раз за разом то, что уже было сказано. Он зациклил рассказ, щедро разбавляя его ругательствами и проклятьями.

Это было похоже на очередной, такой знакомый с детства, нервный срыв, когда юноша переставал замечать происходящее вокруг.

— Скорпиус, пожалуйста, выслушай меня!

Сын дрожал всем телом, все еще слабо бормоча: «Мразь. Тварь. Гад». Обидные слова, тем не менее, разбавлялись тихими, едва слышными всхлипами. А потом Скорпиус затих. И тогда Драко понял, что это — вполне возможно, единственный шанс: постучать в закрытые двери сыновнего сердца, попытаться быть услышанным.

— Никогда, сын, никогда в жизни ни мать, ни я не пытались избавиться от тебя. Напротив, когда ты был совсем маленьким, мы проводили вместе каждую минуту. Каждый миг. С тех пор, как из комнаты, где Астория произвела тебя на свет, впервые послышался детский плач. Мы знали, чем ей грозит рождение ребенка. Она настояла, и тот день, когда ты появился, стал рассветом в нашей жизни, после долгих сумерек. Мы старались стать лучшими родителями на свете. Не потакая капризам, мы, тем не менее, делали все так, как подсказывало нам сердце. Мы много разговаривали, спорили, даже ссорились, чтобы в споре найти верное решение. Ты… был таким шумным, маленьким, отзывчивым и добрым, как мать. А порой проявлял мою импульсивность. Мое сердце до сих пор наполняется трепетом, когда я думаю, что у меня есть семья.

Драко не видел лица сына и не знал, слушает ли его тот и слышит ли. Но остановиться он не мог и не хотел. Говорило его сердце.

— Так проходили дни. Ты подрастал, все больше становясь похожим на меня внутренне и внешне. От тебя десятками сбегали няньки, и лишь Антеа удалось завоевать твое доверие. Мне нужно было насторожиться, ведь после ее визитов ты становился замкнутым и задумчивым, а позже, и вовсе злым. Но я думал, что это просто переходный возраст, и радовался, как идиот, что у тебя есть друг, которому я доверяю. И тогда я совершил самую страшную ошибку — дал тебе волю и перестал лезть в твои дела. Пока была жива Астория, она уговаривала не трогать тебя, предоставить свободу выбора, постоянно напоминая о моем детстве, где я не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть без контроля со стороны родителей и оценки каждого моего вдоха с позиции морали. Не общепринятой, а однажды и навеки, утвержденной предками Малфоев, живших исключительно законами, предусматривающими наше обособление от остального магического сообщества. Скорпиус, наши прародители свято верили в исключительность фамилии, в то, что чистота крови является определяющим фактором. Я мог стать таким же, как твой дед. Но Астория открыла мне глаза. Я принял ее точку зрения, и оставил тебе свободу, которой страстно желал сам, и которой был лишен в юности. Да и как я мог отказать жене в этом? Уже тогда болезнь давала о себе знать, и я кидался выполнять любое пожелание Астории. Ты принял свободу за отсутствие любви и интереса. А я просто не хотел… Мерлин свидетель, Скорпиус, я желал только одного: чтобы ты не повторил мою судьбу.

Драко не знал, как оказался рядом со Скорпиусом, и как его собственная рука легла на узкое, еще юношеское плечо. Он все еще не видел лица сына, только яркие, алые пятна, сползшие со щек вниз по бледной коже. Время вновь напоминало наматывающий тянучку автомат из кондитерской в Косом переулке. Все вокруг поглотила давящая тишина. Пальцы Драко переместились на макушку сына, инстинктивно поглаживая его, словно малое дитя. И Скорпиус склонил голову, чуть коснувшись ей отцовского бедра.