Это было у моря (СИ)

Санса уныло моталась по дому, подбирая свои там и здесь разбросанные вещи. Сандор велел ей собраться. Санса понимала, что это нужно, что пора была уже им подняться и идти вперед, но на душе было тяжело, как будто в предчувствии чего-то необратимого, что ждало их за дверью. Поэтому, как она себя не заставляла, энтузиазма по поводу предстоящего отъезда испытывать не могла. Она наконец-то увидит семью. Арью, Брана, малютку Рикона. Это должно было быть радостно — но Санса ощущала себя словно отрешенной от всего того, что лежало за гранью стен этого охотничьего домика. За кругом, очертившим их выдуманный мирок.

Возможно, это ощущение возникло потому, что их отношения с Сандором тоже принадлежали этой эфемерной, существующей только здесь, только сейчас вселенной. Миру, что родился в августе на берегу моря и сейчас отчаянно упирался, сопротивлялся любому контакту с внешним — чуждым незнакомым, огромным миром, лежащим там, за мокрыми дорогами, за стволами влажных напитанных талой водой елей — словно чувствовал: при столкновении ему не выжить. Санса не знала, не помнила — по каким правилам там играют — ощущала только, что для нее это сейчас было слишком. Слишком резко, слишком грубо, слишком надрывно. И потом — Сандор опять от нее отдалялся — это она уже даже не ощущала — просто знала. На это раз его шаги в сторону не были связаны с решениями, принятыми во тьме, бессонными ночами, выстраданные, вымученные, неестественные. Нет, это было нужно, чтобы он мог действовать. Санса понимала, что всем своим присутствием мешала ему, блокируя привычные навыки, необходимые для их выживания. Поэтому сама отступила в тень — зная наверняка, что еще несколько дней унылого выматывающего безделья — и Сандор просто не выдержит, сорвется — и будет еще хуже. Она уже достаточно напортачила. Теперь стоило делать, как говорил он. Тем более ситуация сдвинулась с мертвой точки — ему нужна была эта реабилитация, необходимо было выйти из сумрака не совершенного им преступления — на свет, к солнцу. В конце концов она и так уже слишком о многом просила, слишком много брала — взамен подарив только себя — жалкое подношение для мужчины, практически потерявшего самого себя ради безнадежной любви и спасения никчемной нежизнеспособной девчонки, утонувшей в несоразмерных проблемах.

Санса вздохнула и отправилась в кабинет — туда, где вчера спала — или собиралась спать Бриенна. Как хорошо вышло у них с Джейме! Санса подумала, что все же их история не так уж бесполезна — если при столкновении с ней эти двое смогли разжечь свой собственный костер. Сансе хотелось думать, что, хотя бы в чем-то это случилось и благодаря им с Сандором. Любовь — она как болезнь. Как ночное вино, которое плещется в чужом бокале — ты смотришь, как оно играет пурпуром, отражая свет и поглощая тени, и тебе немедленно хочется пригубить, попробовать, ощутить — каково оно на вкус, на запах…

Она подошла к окну. Как бесприютно было на улице! Дождь перестал, стекло запотело и теперь все было расчерчено слезами стекающей к подоконнику воды. Внизу, под верхним уровнем дома, на бетонной площадке заднего двора Сандор возился с мотоциклом. Он решил вдруг, что надо просмотреть и привести в норму и состояние готовности весь имеющийся транспорт. Ему было, конечно, виднее, хотя Санса и не понимала, зачем сейчас — почти среди зимы — им может понадобится мотоцикл. В конце концов у них была машина на ходу. Лучше было бы обойтись без подобных экспериментов. Но спорить она не стала — просто кротко кивнула, на его: «Пойду приведу все колеса в порядок.

Он торчал там уже третий час. Вымыл машину, заправил и Шевви, и Харлей — бензином, закупленным и привезенным в канистре из городка по ту сторону горы.

Когда он только вернулся оттуда — несколько дней назад — Санса все мечтала, что они смогут съездить туда вместе. Погулять по улицам, сходить на рынок, купить какие-нибудь подарки для друзей. Но, похоже, не придется. Да и друзей у них нет. Только родственники. Ее семья, что спит и видит, как бы их разлучить, и чудовищный родич Сандора, что похоже, мечтает, как бы поизощреннее прикончить младшего братца.

Санса села боком на подоконник, сбросила ботинки и поставив ноги в новых пестрых носках на теплый мрамор (под гладкой, в неровных причудливых разводах поверхностью была спрятана батарея) прижалась горящей щекой к грубой ткани джинсов, натянувшихся на коленках. Она смотрела вниз — на то, как Сандор возился с колесом мотоцикла — и чего там может быть не так? Он работал споро, не глядя на дом— периодически сплёвывая в сторону и отругиваясь. Санса усмехнулась. В этом был весь он. Ну хотя бы занят, а не таращится в окно с отсутствующим видом, вздыхая и бросая на нее этот странный взгляд, словно она — уже покойница.

Ее передернуло. Взгляд этот появился после прошлой ночи, и теперь Санса частенько ощущала его на себе — серые глаза смотрели непривычно задумчиво, печально — не тоскливо, а именно печально и отрешенно — словно он провожал ее куда-то — но последовать за ней не мог.

Санса опять взглянула вниз. Боги, и сколько можно было возиться с одной железякой! Она провела рукой по слезящемуся стеклу — ладонь тут же стала мокрой. Санса вытерла ее о джинсы и подышала на образовавшуюся в конденсате прореху — поверхность окна опять запотела, хотя и не так плотно, как раньше. Через мельчайшие капли было видно, как Сандор курит под навесом, периодически встряхивая мокрыми волосами. Возможно ли было любить мужчину больше, чем любит его она? Едва ли. Но вот проявлять эту любовь Санса не умела — невероятное по своей силе чувство только раздирало ее изнутри, иссушало как палящее солнце губит любой признак жизни на поверхности пустыни. Куда ей было деваться со всем этим, Санса не знала. Пора было учиться позитиву. Делать маленькие шаги. Умереть она за него могла — но кому от этого станет легче? Нужнее было научиться готовить, например — но по ощущениям, это было в разы сложнее.

Она задумчиво чертила узоры на стекле. Написала свое имя. Потом его. Стерла последние слоги — получись смешно. Сансан. Даже имена у них одинаковые… Она глянула на часы на стене — было уже начало третьего. Сколько еще Сандор будет торчать на улице? Может стоило его позвать? Ага, вызвать на ковер: а давай ты приготовишь обед — а то я проголодалась…

Санса сползла с подоконника. Маленькие шаги. Накрыть на стол. Разогреть дурацкую индейку. Сделать салат — да так, чтобы он не плавал в воде и не был пересолен. И тогда уже отворять двери. По пути к выходу она оглянулась — их имена уже текли тяжелыми каплями вниз, к потрескавшейся оконной раме. Санса прикусила губу и вышла из комнаты.

Она почти справилась с обедом. Вспомнила, что сказала ей давеча Бриенна — о том, что даже нарезанный салат все же надо споласкивать и потом сушить. Что у помидоров надо вырезать середину. Что солят не ложками, а на глаз — пробуют и потом опять досаливают, если необходимо. Что все, что может понадобиться за обедом — стоит сразу поставить на стол, чтобы потом не метаться в процессе и не тратить время, что полагается проводить вместе за едой или за беседой. Санса хотела сделать все идеально — в меру своих жалких умений и неуклюжих потуг казаться взрослой.

И как она умудрилась вырасти такой неумехой? Арья и то больше соображала по части хозяйства — возможно потому что никогда не заморачивалась проблемой замарать руки. Санса всегда делала только то, что красиво — а что неприглядно, оставляла для других. Но похоже, в неприглядности и состояла настоящая жизнь — где в самых неожиданных укромных местах таилась истинная красота, а не тот жалкий суррогат, что она раньше считала гармоничным и достойным внимания.