Разорвать порочный круг (СИ)

Волчица не спускала с мужа взгляда, чем смущала его, а он глядел на нее из-под спавшей на лоб челки не уверенно и потерянно, будто не понимал, что должно было произойти далее, и теперь дожидался хоть каких-то намеков или указаний от нее. Через несколько мгновений Санса, пребывавшая ровно такой же растерянности, однако с успехом скрывавшая ее, перевела свой взор к накрытым покрывалом ногам Рамси и спросила:

— Как твоя нога?

Проявленный к его самочувствию интерес в какой-то степени в очередной раз поразил бастарда, однако, несомненно, был ему приятен, и Рамси, задумавшись над своим ответом, затем просто проговорил:

— Болит, но терпимо. Боль, наверное, скоро спадет.

— Хорошо. Чем боль снизить, здесь нет, так что будем надеяться, что с раной все будет в порядке, — проговорила Санса, забираясь с ногами на постель и ставя к себе на колени свою миску. Воткнув в гуляш ложку и поглядывая то на него, то на Болтона, продолжила говорить:

— Хочешь спать?

— Да.

— И я… Ляжем пораньше, — сказала Волчица, на несколько секунд поднимая взор к бастарду, и, не получив от него никакого протеста, запустила в рот новую ложку с гуляшом, приготовленным для всех хозяйкой.

Рамси почти незаметно кивнул головой и продолжил в молчании наблюдать за кушавшей женой. Отклонившись на подушки и устроившись на них поудобнее, он провел рукой около раны, а, почувствовав дискомфорт, с отвращением посмотрел на это место и убрал оттуда руку. Сейчас от него ничего не зависело, оставалось только присматривать за ранением. Нога болела без перерывов, но боль была ноющей и несильной, только при попытках подвигаться бедро пронзало острой болью, от которой темнело в глазах и сразу же начинало хотеться застыть на месте и больше никогда не сметь двигаться.

Устало поглядывая на Волчицу, Рамси вдруг подумал о том, что лежал посередине постели и занимал большую ее часть, в то время как здесь должна была прилечь вскоре и она. Начиная чувствовать себя неловко, он аккуратно повернулся на бок и сместился на противоположную от жены сторону кровати.

Рядом шелестела одежда Сансы, тусклое освещение нагоняло сон, и бастард разрывался между сном и явью, то закрывал глаза от усталости, то через несколько мгновений, а иногда и минут открывал их и устремлял взор к жене. Когда же Санса доела и убрала пустую посуду на тумбочку, то обратила внимание на кидающего в ее сторону косые взгляды мужа и подсела ближе к нему. Накрывавшая Болтона волна сна в мгновение ока отступила, и он, широко раскрыв глаза и устремив свое внимание к жене, устало уставился на нее. Волчица встретилась с ним взором, улыбнулась одним краешком губ и прикоснулась к его лбу ладонью. Сразу же поняв, что все было хорошо и не было причин для беспокойства, бастард расслабился и шумно выдохнул, лишь теперь заметив, что от неожиданного движения Старк непроизвольно задержал дыхания.

Запуская руку в его волосы, она произнесла:

— Я уберу посуду и переговорю с хозяйкой. Думаю, это займет немного времени.

«Значит, снова придется остаться одному», — подумалось Болтону, который сразу же потупился.

— Дождешься меня? — как ни в чем не бывало добавила девушка.

Взгляд голубых глаз взметнулся от покрывала к лицу дочери Старка и вперился в него, словно на Старого бога, явившегося на этот свет. Санса просила, чтобы он дождался ее, даже нет — спрашивала его, и, кажется, он мог это сделать: она ведь обещала вернуться, а, вернувшись, наверняка уделит ему внимание. Она не желала ему зла и просто должна была отойти на время по своим делам. Волчица не намеревалась уходить, не дав ему времени обдумать все и со спокойным сердцем отпустить ее, и это в очередной раз доказывало, что Сансе можно было доверять и не страшиться ее действий и решений.

При этих мыслях в груди возникла маленькая искра тепла, которая обогрела пространство вокруг себя и подарила легкость и облегчение, которые, соединившись с приятными ощущениями, приносимыми ласками Сансы, подтолкнули сказать тихое, но уверенное «Да».

Такое короткое, но столь емкое по своей сути слово напрочь убрало с лица жены напряженный вид ожидания и смягчило черты ее лица, на котором нашлось место для добродушия. В следующий момент к запущенной в волосы бастарда руке присоединился поцелуй в висок, от которого все восторженно затрепетало внутри, словно не существовало ничего более прекрасного, чем это незатейливое прикосновение губ к его коже. Этот миг быстро минул, и уже через минуту Рамси провожал затянутым поволокой взором выходящую из спальни жену. Никакой тяжести или беспокойства на душе не было, и было так спокойно отпускать Волчицу, что вдоволь наплакавшийся за этот день Болтон закрыл глаза и в скором времени провалился в долгожданный сон.

========== Сон II ==========

Черно-коричневый пух сминался под ладонью и смешно топорщился во все стороны, торча вверх высокими, мягкими на ощупь пиками. Уже подросший и окрепший котенок крутился в руках, выставлял вверх животик и неуклюже махал в воздухе лапами, которыми пытался ухватить руку Рамси и затем притянуть ее к себе.

Было такое уверенное и приятное чувство, что этот клубок меха был его лучшим другом, лучше него —никого не найти. Они всегда будут вместе.

Игривый котенок дернул ухом, отпихнул передними лапами руку Рамси и быстро вскочил на лапки. Высоко подняв хвост, он куда-то деловито пошел.

«Ты куда?» — пролетела в голове отдаленная мысль . Они еще совсем мало поиграли, дома сидеть скучно — Рамси это точно знал! — а вот причин для прекращения игры видно не было, поэтому неуклюже поднявшись с земли, он заторопился вслед за гордо уходящим котенком.

Неожиданно окружающий мир заскакал и размылся, откуда ни возьмись раздался громкий, пугающий собачий лай, и появилось перед глазами большое черное тело зверя. Оно пружинило на мощных длинных лапах, с рыком обнажило острые белые зубы и впилось ими в черно-коричневую, в полосочку спину котенка. Картина перед глазами совсем смазалась, был лишь слышен тонкий кошачий вой и ужасный чавкающий звук, перемешивающийся с собачьим рыком. Черно-коричневая масса с вкраплениями насыщенного красного цвета.

Создалось ощущение, что время ускорилось, перескочило через некоторые моменты, пропустив при этом какие-то детали, и только ужас и отчаяние неизменно оставались при Рамси и набирали силу. Он отказывался верить в то, что происходило сейчас, и ничего не мог поделать с навернувшимися от страха бессилия на глазах слезами. Однако уже вскоре ускорившийся мир замедлился и предстал перед его глазами неподвижным котенком на земле и стоящей над ним собакой.

Не зная, что делать, и дрожа от ужаса, он побрел ко псу и вытянул ручки вперед, не отводя своего взора с маленького мертвого тельца, разорванный бок которого пестрел алым цветом. Черный бродячий зверь угрожающе зарычал, оскалил зубы и затем вцепился котенку в шею. Рамси видел, как зверь тряхнул свою добычу в воздухе и побежал с ней прочь, а из ее разорванного бока выпало что-то красное и потянулось следом по земле.

Не успел ужас переродиться во что-то новое, как перед глазами вновь все замелькало, закружилось и выскочило из хаоса изуродованным неподвижным тельцем котенка, над которым уже вились жужжащие мухи. Его мех окрасился в бордово-красный цвет, неприятно пах, а когда Рамси дотронулся до него рукой и пихнул, то ничего не произошло — его друг не откликнулся и не пошевелился.

Паника и страх сменились режущей изнутри болью и отчаянием, вид развороченного тела и доносящийся издали лай подтолкнули к скорейшему бегству с этого места. Раздирающее ощущение внутри никуда не уходило, лишь иногда становилось ярче и сильнее, словно кто-то вжимал сильнее нож внутри. Из глаз текли слезы, и гнала вперед только маленькая, последняя надежда на то, что мама поможет, сделает так, чтобы это боль ушла. Она должна ему помочь. Пускай на этот раз точно поможет…

События начали повторяться: Рамси вновь видел приоткрытую дверь, вновь забежал в дом, вновь бросился на поиски мамы. Все его существо, раздираемое болью и тревогой, кричало, что это не могло повториться, что он ошибался и на этот раз все будет иначе. Зрение помутнело, мир потерял очертания, и единственным ориентиром стали ощущения и мысли. Он чувствовал, как мама с силой отпихнула его от себя и что-то раздраженно пробурчала. В груди резануло от новой боли, и она не задержалась только в груди, а поднялась выше, после чего сошла вниз, словно гребень разбившейся о берег волны.