Это было у моря (СИ)

Проснулась — трясет, даже майка вся насквозь. Сандор на соседней кровати спит на животе — вот ему-то не холодно, вся спина голая. Почти что уже слезла с кровати — чтобы пойти к нему. Вместо этого пошла в ванную. Лучшее средство от любви — холодный душ. Это наша учительница физкультуры так шутила. И вправду… Трясет, правда, еще больше, но сны уходят, когда перед глазами вертятся от колотуна черные круги, и виски сводит… Я отвратительна — настоящее чудовище. Терять мне тоже нечего — даже себя я уже потеряла…

4 сентября.

И даже это обещание я нарушила. Это все потому, что мы начали ругаться. Нельзя говорить. Если мы сталкиваемся, даже на словах — эта мерзкая связь делается еще сильнее, даже если говорим гадости… Мне хотелось умереть. И убить его. И быть с ним, больше всего на свете. И я не смогла остановиться. Даже ради мамы. Даже ради брата. У него была невеста — интересно, они занимались этим? Теперь уже нет — их всех сожрала жадная могила. А я, как порочное животное, не могу остановиться. Этой ночью мы опять спали вместе. Даже не спали, а… Дневник, прости, я не буду писать об этом — хоть и обещала быть честной. Это так стыдно — я погрязла. И потом, я же не держу обещаний… Когда мы вместе — я себя ненавижу и мне больно, но от этого хочется быть с ним еще сильнее, сделаться одним, чтобы он узнал, чтобы прочел мои мысли, как свои. Но он не знает. И не должен. Я никогда ему не скажу. Не хочу его мучить. Никто этого не заслуживает, кроме меня… Я никогда не могла ничего сделать — ну, хоть теперь избавлю нас обоих от этой подделки. Может, надо вернуться к Бейлишу? Вот он меня и заслужил. Чудовище пойдет к чудовищу… Я уже третью неделю не включаю телефон — боюсь, что они нас как-нибудь смогут засечь. А может, пусть лучше засекут? Попрошу мужа отпустить С. — и поеду с ним. Пусть мне будет плохо. Мне и должно. Большего я не заслужила. Решено — включу телефон. А разговаривать больше не буду. Это будет мой обет. Ради мамы. Ради брата и его девушки.

6 сентября.

Пока держусь. Ничего не говорю, не смотрю — начинает получаться. С., по-моему, очень огорчен. Сначала он пытался спрашивать. Потом начал шутить. Теперь тоже молчит и смотрит на меня, как собака, которую я стукнула ни за что. В такие моменты я себя ненавижу. Но я должна быть сильной. Это обещание я не нарушу. Клянусь.

Включила телефон. Мне пришло смс от Джейни, — я ей дала этот номер, когда прилетела на море. Спрашивает, когда я приду в школу. Я ей не ответила. Чудовища не учатся в школах. Им надо уметь только убивать — разве в старшей школе такое кто-нибудь знает? Скоро меня найдет мой учитель — и я начну свои занятия. Как это будет — жить с другим? Спать с ним? Как мерзко. Но я мерзкая, чего же мне еще желать… Я даже Джоффри не заслуживаю. Я уже убила больше, чем он…

10 сентября.

Мало едем, в основном, сидим в гостинице. Мне кажется, С. за мной следит. Он ходит тихо, но я все равно слышу. Вчера я лежала, делала вид, что сплю. Я в дороге поцарапала себе запястье курткой — не хотела за НЕГО держаться и неловко взялась за ремешок на сиденье — теперь это меня отвлекает от сна. Не хочу кошмары — они бывают такими, что я почти готова сдаться… Встать, пойти, прижаться к нему — чтобы все забылось. Он бы простил меня? Я уже не знаю. Ненавижу себя за то, что причиняю ему боль. И за то, что сомневаюсь в себе. Я лежала с закрытыми глазами — а он подошел, встал рядом, наклонился и замер. И смотрел на меня. Я это чувствовала, словно его взгляд меня прожигал. Потом он дотронулся до моих волос и тихо так сказал: «солнечный лучик». Проклятые волосы! Надо их побрить. Я сжала поцарапанную руку так, что она опять начала кровить. Только так я выдержала… Но я больше не плачу. Внутри меня все высохло. Я превратилась в пустыню. В мертвое море — где только соль и тоска по прозрачной воде. Но я не была прозрачной — я была мутной… Не стоит жалеть…

12 сентября.

Голод тоже отвлекает. Мы приехали в какой-то пансион. Все время идет дождь. С. принёс мне еды, и думал, что я поем. А меня стошнило после обеда — я ему не сказала. И потом еще ничего не ела сутки. Это отвлекало. Почти не думала о маме… На ночь съела таблетку от боли — с ней спится лучше, сны не снятся. Ну, меньше снятся.

Был странный звонок, я не успела подойти. Думала, перезвонят, но пока ничего.

15 сентября.

Мы приехали в какую-то странную гостиницу, типа семейной, что ли. Ехали всю ночь. Я почти научилась держаться за плечо С. и при этом ничего не ощущать. Поцарапала себе запястье его бритвой. Если накатывает — можно просто сильно сдавить руку — и отпускает. Кисть все время ноет. Хорошо, что подкладка у куртки черная, и не видно крови.

Дурацкая тетка — хозяйка гостиницы — выгнала нас гулять. Я бы не пошла, но С. меня все время волок за собой. Вообще продыху не давал. Мы пришли на такую плоскую площадку на вершине. Там он меня отпустил — ему нужно было перекурить — хорошо. Он не хочет на меня смотреть — ну, это понятно, я тоже не хочу. Я нашла под кленом красные листики — такие же, как были у того дерева после бензоколонки. Три листика — папе, маме и Роббу… Я хотела пустить их по воздуху — так иногда делают на похоронах — пускают прах по ветру… Внизу было так красиво — так мирно… Маленькие домики, в которых живут дружные семьи… Где растят виноград, рожают детей, не боясь, что завтра не проснутся. Каждый день встречают вместе рассвет и засыпают, обнявшись, когда окна застилает тихая ночь. Я хотела бы, чтобы мои теперь были в каком-то таком мире… Я стояла там — а небо было почти в двух шагах — два фута — и все кончится… Сначала листья — а я им вслед… Тогда я узнаю, как было с мамой… Здесь лететь чуть дольше — но быстрее, чем жить… Зачем он меня остановил? Кому это было нужно? Да, я обещала, но у меня нет больше сил. Я обманщица.

Мне кажется, Сандор тоже хочет себя мучить, как я. Иначе зачем ему надо было бы меня оттаскивать ? Я только обуза. А если он захотел со всем покончить? Что бы сделала я? Конечно, помешала бы ему — если бы смогла. Но он - другое дело. Он-то ни в чем не виноват. Он никого не убивал. А на мне — эта девочка Лея, и еще мама и Робб, и его невеста — она его любила и погибла от этой любви. А я даже не знаю ее имени. Вся любовь этого мира нужна, чтобы кормить ею собак… С. ругался на меня, а я сидела рядом, и у меня все внутри сжималось от того, что он так близко. Но это уже не бабочки в животе. Это змеи под кожей. Мерзкие, серебристые, похожие на ртуть змеи. А глаза у них — как зеркала…

17 сентября.

Сплю на ходу. С утра съела две таблетки обезболивающего. Руку саднит. У меня восемь порезов на одном запястье и три — на другом. Прячу от С. руки. Он меня так боится, что не замечает. Не хожу при нем в майке. Если заметит — он меня убьёт.

20 сентября.

Сегодня опять льет. Сандор весь день как будто чем-то встревожен, не спит, ходит. Смотрит и смотрит в окно. Опять не пустил горничную — он же меня скрывает. А я теперь — больная сестра. Ну да, конечно. У мальчишки-носильщика было такое лицо, когда мы платили за номер — как будто он услышал пошлый анекдот. Сандору он тоже не нравится. Пишу дневник. Руки почти зажили — можно даже ходить в майке — кровь не сочится и корочки отвалились. Больше не буду себя резать — это глупо все же.

Сандор куда-то ушел. Даже не стал меня запирать. Странно, он всегда такой дёрганый. Куда, интересно, он пошел? Вот бы он взял меня с собой. Но я ему, похоже, надоела. Ну еще бы. Сама хотела, а теперь расстраиваюсь. Он что-то говорил вчера про машину — что надо ехать дальше, а этот дождь нас блокирует. Не хочу ехать на машине — так я лишусь последнего с ним контакта. Больше у меня нет повода искать прикосновений. Тут я хотя бы в законе. У него такие теплые плечи… Или это просто у меня холодные руки? Я как мертвец наполовину… Сил не осталось даже для того, чтобы себя согреть… Надо пойти погулять — раз мне открыли клетку…