Что движет солнце и светила

Она села на своего любимого конька и, конечно, поехала - иноходью, аллюром, галопом, вскачь, и долго бы не остановилась, если бы Пётр не схватился за сердце и не простонал с трагикомическими ужимками:

- О, дорогая! Умираю! Глоток кофе! Ради Бога!

Желая ему угодить, Изабелла достала банку "Максима", но Пётр растворимый кофе не уважал, лишь из приличия отхлебнул глоточек-другой. Разговор у них не клеился, вернее - шёл на уровне всех этих " а помнишь?", " ты не забыл?".

Наконец вспомнили и о фигурках из глины. Оказывается, Петру о них между прочим рассказала Марианна. Он, может, и внимания бы не обратил, мало ли о чём может щебетать восторженная дамочка-искусствовед. Но в разговоре мелькнула девичья фамилия Изабеллы.

- Так ты и не решилась её сменить? - спросил Пётр. - Муж не в обиде?

- Муж? А что это такое? - деланно рассмеялась Изабелла. - Сына сама вырастила. Теперь и замуж можно выйти. Да только никто не берёт.

- Ну уж?!

- Да уж! Боитесь вы, мужики, настоящей любви. Поспать - это завсегда пожалуйста, а дать работу душе - слабо, ничего не получается...

- А не задумывалась ли ты, дорогая, о том, что разговоры о душе, духовности и всяком таком прочем обычно ведут импотенты? Или голубые? Им от женщины и не нужно ничего другого.

- Вот уж выдумал! - Изабелла даже опешила. А Пётр невозмутимо вертел фигурку совы, внимательно рассматривая её со всех сторон.

Изабелла раскрасила сову поперечными красными и чёрными полосами, спиралями и завитушками.

- Странно, - озабоченно нахмурился Пётр. - Вроде похоже на традиционную роспись, но, извини, не настоящее. Может, ты и добивалась эффекта стилизации?

- Да это вообще от нечего делать, для забавы, - смутилась Изабелла. Не относись очень серьёзно. И вообще, отдай мне эту птицу!

- Знаешь, она мне сначала понравилась, - задумчиво сказал Пётр. - Я даже подумал: это что-то настоящее! А оказалось - подделка, не более...

Он поставил сову на полированную поверхность стола, взял чашку с кофе, но, чуть прикоснувшись к ней губами, заметил:

- Не понимаю, какое удовольствие можно получать от заменителей всего настоящего...

Изабелла, ещё не опомнившаяся от его реплики насчёт искусства-подделки, конечно, растерялась, но не совсем:

- Ты сам сказал, что спешишь, - рассердилась она. - А чтобы сварить настоящий кофе, требуется время.

- Ну-ну, не сердись, - улыбнулся Пётр. - Помнишь, давным-давно ты говорила: "Зайчик, я люблю только самое взаправдашнее." И не хотела понять: ты мне нравилась по-настоящему. Но тебе всё это пофигу. Такое вот получилось несоответствие.

- Это было так давно, что уже и неправда, - ответила Изабелла. - И потом, я была вечно занятая девица: то музыкальная школа, то изостудия, то фигурное катание, и всякие олимпиады, конкурсы, смотры...

- Ну, и к чему всё это было?

- Тогда была школа идеалов, понимаешь? Нам вдалбливали, что такое хорошо и что такое плохо. К восьмому классу я поверила: могу стать гармонически развитой личностью! И не признавала деления людей по физиологическому принципу: мужчина и женщина.

- Да, конечно, - вставил Пётр. - Из нас воспитывали нечто среднее, бесполое...

- А мы об этом думали тогда? Для меня все были - человеки! А у тебя, знаешь, в глазах загорался такой сумасшедший огонёк - он и пугал, и манил, и отталкивал-притягивал, о Боже! И я боялась - смешно подумать! - того слишком серьёзного, что у нас могло получиться. Ты прямо-таки излучал какие-то мужские флюиды! А я, дурочка, считала: это нехорошо, парень не должен быть самцом, это проявление низменных инстинктов...

- Неужели я напоминал кобеля? - изумился Пётр.

Изабелла вздохнула, махнула рукой, будто отгоняла назойливую муху, закурила и, не глядя на него, выдохнула:

- Глупышкой была...

Сама же подумала, что, может быть, единственное настоящее, что у неё было, - молчаливая школьная любовь, и все эти восторги, полуобморочные страхи...

Потом - с другими - всё было проще, грубее, бесстыднее, всё равно как, и она постепенно забыла о полудетской выдумке насчёт любви одухотворенной, без намёка на земное и грешное.

- И всё-таки я часто тебя вспоминаю, - сказал Пётр.

- И я тоже, - сказала она и подумала: " Раньше врала - краснела, а теперь - и не моргну даже. Когда же в последний раз думала о нём? Уже и не вспомню. Интересно, он смог бы бросить свою госпожу Потоцкую ради меня? Кажется, Зайчик расчувствовался. А может, это уже начало романа?"

От такого предположения внутри неё натянулась и зазвенела незримая струна, лёгкая и серебристо-холодная, как первая осенняя изморозь на хрупком кленовом листе.

- Пора, однако, откланиваться, - сказал Пётр. - Завтра придёт мой человек и купит что-нибудь из этого, - он кивнул на керамику. - Можешь назвать любую разумную цену. Он заплатит.

Изабелла хотела ответить, что деньги ей не нужны, пусть всё берет даром, она ещё налепит кучу всяких фигурок, и хоть она и небогатая, но и не нищая, чтобы ей подавали что-то вроде милостыни, так сказать, благодетельствовали. Сам ведь намекнул: ненастоящее, подделка, не искусство вовсе!

- Да не майся ты, не мучайся! - рубанул проницательный Пётр. - Будем считать: получаешь аванс, только и всего. Договорились?

Она обреченно махнула рукой: ладно, мол, чего уж там церемонии разводить! Но она не хотела, чтобы он как пришёл, так и ушёл - внезапно, как порыв ветра, летний ливень, вспышка молнии.

- Пора, пора, рога трубят! - Пётр шутливо подмигнул. Его глаза, однако, не смеялись. Изабелла хотела встать, но не смогла. Вот смехотура! Так разволновалась - это в её-то годы, - что ноги стали будто ватными, и в глазах предательски защипало.

- Всё банально и очень просто: возвращаемся на круги своя, - сказал Пётр. - Был рад тебя увидеть. Пусть даже и другую. Да и я уже не тот...

Наконец, пересилив эту проклятую вялость и слабость, Изабелла встала, зачем-то виновато развела руками, хохотнула ("Господи, чего разнервничалась-то?"), одёрнула юбку, хотя та была в безупречном порядке, хотела сказать что-то необязательное, вроде того, что ещё, мол, увидимся и всякое такое, но поняла: скажет хоть слово - тут же и разревётся, чего позволить себе она никак не могла. Ещё чего не хватало! Ведь Изабелла сильная женщина, и все об этом знают!